Я смотрю на часы: до конца смены остается совсем ничего. Да и кому какое дело, в каком виде я закрою бар? Все напились и стали потихоньку расходиться, так что я немедля стягиваю резинку и распускаю светлые волны волос по плечам. Блаженство на минуту затапливает мой разум, и толпы мурашек бегут по голове, создавая неописуемое ощущение легкости. Но вдруг я ощущаю на себе чей-то тяжелый взгляд.
Открыв глаза, я вижу все того же незнакомца, в длинных пальцах которого покачивается стакан с виски. Его темный взгляд прожигает меня насквозь, и простое движение волосами кажется мне самым распутным, что я когда-либо делала. Мы смотрим друг на друга бесконечно долгие несколько секунд, пока за спиной у меня не звякает колокольчик из кухни. Заказ из сырных палочек для мистера хама готов. Я подхватываю тарелку и несусь к столику, стараясь выкинуть из головы мысли о черных глазах, нагло вперившихся в меня, словно в свою собственность.
Чего так долго? Я что, должен до зимы ждать? парень еле ворочает языком, и мне хочется сказать, что ему давно пора не сырные палочки по барам жевать, а сладко спать в своей кровати, но удержавшись, я лишь тихо роняю:
Через двадцать минут бар закрывается, если вы не успеете доесть, мы всегда можем собрать вам все с собой! Приятного аппетита!
Разворачиваюсь, но тот хватает меня за руку, не позволив сделать и шагу.
Что ты сказала?! гремит он над моим ухом. Я сам решу, когда уходить, поняла?
Я не без труда вырываю руку из его захвата и потираю кожу, на которой, скорее всего, завтра будет синяк. Оглядываюсь в поисках Майка, но тот, видимо, решил укоротить себе рабочую смену и, скорее всего, свалил домой.
На меня смотри, когда с тобой разговаривают! парень грубо хватает меня за подбородок и разворачивает к себе.
Отпусти! кричу я, на что слышу лишь едкий смех.
Глава 2
Вдруг воздух сгущается и снова возвращается чувство тягучести происходящего. Хам этого не замечает и продолжает ухмыляться. Словно в замедленной съемке, он поднимает руку в попытке меня ударить.
Вскрикиваю, но мой возглас тонет в белом шуме. Я могу тысячу раз увернуться за то время, пока рука мужчины приближается к моему лицу, но почему-то застываю, пытаясь прогнать из головы парализующий туман. Чувствуя, как все мышцы напрягаются, будто пружины, начинаю понимать, что нужно что-то делать, а не стоять и таращиться. И как только я собираюсь отпрянуть, время полностью останавливается, обездвиживая даже меня. Мистер хам застывает, будто каменное изваяние, а я чувствую сковывающий холод. Тело меня не слушается, но с большим усилием я могу немного отвести взгляд в сторону, где вижу ухмыляющегося незнакомца.
Этот мужчина больше тебе не помешает! говорит он.
Вместе с его голосом все вокруг меркнет, а я прихожу в себя, лишь когда бар полностью становится пустым. Согласно настенным часам, с момента начала всей этой ситуации прошло не больше пятнадцати минут, так почему же я стою одна посреди пустого зала и удивленно хлопаю глазами?
Возвращаться домой приходится глубоко за полночь. Я позволяю себе взять такси, ведь после того, как мистер хам ушел, на столе красовалась кругленькая сумма чаевых. Хоть какое-то утешение от этого странного дня и безумного вечера, события которого до сих пор не укладываются в моей голове.
Мы живем на окраине города, в маленькой квартирке на втором этаже пятиэтажного дома. Внизу, прямо под нами, располагается булочная, где я часто перехватываю кофе и пару пончиков перед учебой, когда не успеваю позавтракать дома. Иногда я прибегаю с работы, чтобы только успеть переодеться и поцеловать маму, ведь нужно снова бежать на учебу, где меня могло сморить прямо на лекции. Все это идет в ущерб колледжу именно поэтому я и не люблю ночные смены. А еще из-за темноты, по которой приходится возвращаться домой. Я не люблю ночь. Не люблю темноту и тишину пустынных улиц. И если центральная часть города не засыпает даже до первых лучей рассвета, освещая путь яркими огнями вывесок, то район, где живем мы с мамой, утопает во тьме сразу после захода солнца. Сегодня же, приехав на такси домой, я получаю возможность выспаться получше, чему несказанно рада.
Я захожу в тихую квартиру и ставлю сумку на пол. Прокравшись к своей комнатке, останавливаюсь у маминой двери и прислушиваюсь. Это уже привычный для меня ритуал. Услышав ровное сопение, я с облегчением выдыхаю и захожу к себе.
Запах моих любимой сирени, источаемый ароматическими свечами, тонким шлейфом окутывает мое уставшее тело. Сбросив одежду, я иду в душ, наскоро смываю с себя прожитый день и валюсь спать.
Утро приносит лишь головную боль и чувство, будто меня переехали бульдозером. Вяло поднявшись с кровати, я заворачиваюсь в розовый плед и смотрю в окно. Крупные капли дождя хлещут по стеклу, оставляя кривые линии осени. Прибившийся мокрый лист медленно сползает по ту сторону прозрачной перегородки, погружая меня в еще большее уныние.
Осень в Дублине мало чем отличается от лета. Дождь всегда был нашим постоянным спутником, и если день выдался погожий, то его можно смело причислять к народным праздникам Ирландии. Сегодня праздника явно ждать не приходится, да и еще странное тянущее чувство приближающейся опасности не дает глубоко вдохнуть.
Я нехотя одеваюсь и выхожу на кухню. Толстый шерстяной свитер с высоким горлом неприятно покалывает кожу, но должен уберечь от непогоды. Натянув рукава на озябшие кисти, я целую маму в щеку и сажусь на высокий стул.
Будешь блинчики? интересуется она, ласково улыбнувшись.
Нет, извини, только кофе и побегу на учебу.
Ну вот, мои блинчики не ешь, но я уверена, что по дороге обязательно забежишь к старой Эбигейл за ее пончиками в сахарной глазури, со смешком бурчит мама и садится напротив. Я не слышала, как ты вчера вернулась. Видимо, дождь отнял все силы и я опять уснула.
Поздно пришла? спрашивает мама. Вид у нее уставший, но вполне здоровый.
Не слишком. Вчера оставили хорошие чаевые и я позволила себе такси.
Это правильно! И так уже выглядишь как мумия. Того и гляди в обморок свалишься от недосыпания. Перси, может, бросишь работу? выдохнув, грустно тянет мама.
А жить мы на что будем? Не говори ерунды, ма! Все, я пошла, пока!
Подхватываюсь и, допив одним глотком остатки кофе, бегу вниз. Мама оказалась права: я не удерживаюсь и захожу в кофейню к Эбигейл. Женщина выносит мне капучино и пару пончиков. Справившись о здоровье матери, она желает мне хорошего дня.
Я хватаю свой заказ и выбегаю на улицу. Свежий осенний ветер развевает мои распущенные волосы, утяжеляя их влагой. Листья приятно шуршат под тяжелыми ботинками, а дождь превращается в унылую дымку. Осень, конечно, красивая, но я больше люблю весну. В октябре все пропитано духом увядающей природы, а грусть, сквозящая в воздухе, едва ли может создать тот уют, о котором трубят заголовки книжных витрин.
Но с чем трудно спорить, так это с тем, как красиво Дублин встречает эту пору года. В октябре все улицы и дома, деревья в парках и витрины магазинов превращаются в один милый кошмар с кучей паутины, тыкв и привидений. Это месяц, когда все ирландцы готовятся отмечать Самайн. Этот кельтский праздник берет свое начало еще со времен, когда люди верили в единорогов, ведьм и, конечно же, лепреконов. Маленьких вредных созданий, припрятывающих в своих норах горшочки с золотом. Считается, что в ночь на первое ноября ткань миров истончается и на свет выбирается вся нечисть. Не знаю, насколько я верила в подобное, если верила вообще, но уж точно не рискнула бы выйти после полуночи на улицу. Если на меня не нападет какое-то привидение, то был немалый шанс оказаться убитой где-нибудь в водосточной канаве, послужив развлечением для других монстров. Хорошо, что в этот день, точнее ночь, будет не моя смена. Не хотелось бы возвращаться домой, встречая на пути горящие глаза искусственных привидений. Да, в свои двадцать я все еще была трусихой и, бывало, даже оставляла включенным свет у кровати, за что в свое время получала от папы нагоняй. Ну, до того как он ушел Сейчас, после всего, что мне довелось пережить, я боюсь только одного вовремя не заплатить за мамино лечение.