Когда папа ушел, я изо всех сил попытался мысленно уйти с ним. Исчезнуть вместе. Но у меня не получилось. Я остался по эту сторону, руки ослабли, сердце сжалось, и я почувствовал, что ближайшие шесть месяцев мне будет трудно дышать. Казалось, будто никого больше нет, будто солнце ушло вместе с ним, а люди и стены вокруг стали серыми и плоскими.
Я опустил голову и увидел носки моих кроссовок, они были такие же серые. И пол тоже. Что-то бубнили голоса мамы и Лоранс, я не понимал, что они говорят. Мало-помалу вернулись и цвета, и слова, и я увидел, как Матильда на руках у мамы тянет ко мне ручонки. И тогда я пошел за тем, что осталось от нашей семьи, и мы направились к парковке.
На обратном пути никто не раскрывал рта. Я чувствовала облегчение. Готово дело, он уехал, все кончено, мы возвращаемся к нашей жизни. Мне уже не терпится увидеть подруг и даже посидеть на уроках!
Когда мы вошли в квартиру, Матильда заерзала. «Дада-да?» с тревогой спрашивала она. Мама снова протянула ее мне, ушла и закрылась в своей комнате. Я согрела молоко и направилась с малышкой к себе. Устроившись на своей большой кровати, обложившись подушками и валиками, я напоила ее. Я очень хорошо это делаю, так же хорошо, как ты, папа. Она пила, крепко сжимая губами соску, теплая, как котенок.
Пришел Люка. Лицо у него было опрокинутое. Он сказал: «Можно?»
Я подвинулась и дала ему Матильду. Он взял бутылочку, провел соской по ее губам. Она схватила соску и снова стала пить, глядя на него своими большими голубыми глазами.
Не уходи, прошептал брат.
Я никуда не ухожу, ответила я.
Только позже, вечером, когда все уже спали, я почувствовала, как в моей груди завязался узелок. Маленькая змейка свила там гнездо и намеревалась остаться надолго.
* * *
В самолете, который летит над морем, полном безмолвных, по большей части спящих солдат, Натан не спит. Он смотрит в иллюминатор, его взгляд теряется в темной ночи. Медленно-медленно появляются картины, проплывая на черном экране.
Толпа людей, пешком идущих к границе, все равно какой, женщины, старики и дети. Мужчин уже убили и свалили в общую могилу.
Опустевшая деревня. Брошенные дома. В одном из них трупы целой семьи. Женщин не только убили, их сначала изнасиловали.
Натан смотрит на проплывающие картины. Они вытатуированы в его памяти.
Он держит в руках, как игральные карты, три фотографии. Гладит их пальцем. Его сокровище. Его маленький чемпион. Его большая девочка, такая сильная.
Планета Одиночество
Мы начали получать от тебя мейлы, папа. Извини, но они никакие, твои мейлы. Можно подумать, ты целыми днями прогуливаешься по boardwalk[3] военной базы в Кандагаре, а по вечерам смотришь видео и пьешь безалкогольное пиво. Ты спишь в большой палатке-дортуаре, твое личное пространство четыре на два метра отделено от остальных пластиковым тентом. Послушать тебя ты живешь в летнем лагере! Тебе, верно, все нравится, правда же? Бегаешь трусцой вокруг палаток, делаешь по сто отжиманий в день. Ты же любишь экстремальный спорт.
Впрочем, мои мейлы тоже никакие. Я рассказываю тебе, что наконец встретилась с подругами, что в классе мы повторяем тупые грамматические правила. И что сегодня после уроков мы собрались у Одиль, самой безбашенной в классе, чтобы вместе позаниматься. А когда закончили с уроками, потрепались о том о сем, о красивых старшеклассниках, о ядовито-розовой помаде географички
Я не пишу тебе, что меня начинает доставать в сотый раз объяснять им окончания неправильных глаголов, что шутки Одиль уже не кажутся мне такими смешными, как раньше, и что, пока девчонки болтают, я только неопределенно улыбаюсь. Мне так не терпелось с ними увидеться, а теперь в обед я предпочитаю уединяться в библиотеке. С начала учебного года я чувствую себя так далеко от всех, как будто после твоего отъезда живу на далекой планете, где я единственная выжившая. Это планета Одиночество.
Понимаешь, ни у одной девочки в классе отец не уехал с миротворческой миссией в воюющую страну. У всех отцы или отчимы приходят каждый вечер ужинать, и они цапаются с ними или нежно упрашивают отпустить погулять и дать немного карманных денег. Правда, у некоторых моих одноклассниц вообще нет отцов. Но в любом случае ни одна из них не боится смотреть шестичасовые новости.
Уверена, Люка написал тебе, что они с его другом Симоном вернулись к своему излюбленному ритуалу возвращаться из школы вместе, делая тысячу крюков. Помнишь, они начали эту игру еще в первом классе, когда носили смешные шапочки с помпонами, как у гномов. А еще я уверена, что Люка не написал тебе о своих ночных кошмарах. Мне, правда, он тоже ничего не рассказывает. Но я слышала, как он стонал однажды ночью, когда лежала в темноте с широко открытыми глазами. Нет, я не пошла к нему в комнату.
В Гугле, набирая «вооруженные силы канады афганистан», я нахожу интересные вещи. Например, список солдат, убитых с начала войны, с грустной музыкой и фотками. Список с каждым месяцем все длиннее. Я боюсь однажды найти в нем фотографию папы. Мне больше нравятся видео дозорных, но я боюсь шальных пуль и элитных снайперов. Я все равно смотрю их, потому что надеюсь увидеть папу. Никогда ведь не знаешь, может быть, его тоже засняли, и однажды вечером он появится на экране в моей комнате большой, сильный, в шлеме и все такое и улыбнется уголком рта мне одному.
Сегодня в час ужина Карина выползла из своей комнаты, достала из морозилки пиццу и сунула ее в духовку. Как и во все вечера после твоего отъезда, она включила телевизор, чтобы посмотреть новости. Мы уселись на диван с кусками пиццы в руках, Матильда на коленях у Карины. Между дорожной аварией и прогнозом погоды мы увидели солдат, они садились в самолет, который летел в Kандагар. Журналист объяснял, что теперь уехали все солдаты с твоей военной базы. Это были последние. Миссия обещала быть опаснее, чем когда-либо, стычек с повстанцами становилось все больше. Один министр заявил: «Война это мир».
Идиот, пробормотала Карина и направилась в кухонный уголок, пристроив Матильду на бедро.
Она была спокойна и почти улыбалась, когда повернулась к нам.
Хотите десерт, дети?
После фильма, ответил Люка. Ты посмотришь с нами, мам?
Сейчас приду.
В кои-то веки мы посмотрели все вместе дурацкий фильм с инопланетянами и спецэффектами. Люка улыбался. Матильда уснула. Змейка у меня внутри тоже.
Мы с Симоном пересекали школьный двор. Мы шли домой. Уже выходя на улицу, мы увидели парня, который лупил по прутьям ограды своим рюкзаком. Он держал его за лямки, замахивался и бил изо всех сил, снова и снова: блям, блям, блям.
Это был Дани, школьный хулиган. Его уже исключали на неделю за то, что он побил кулаками и ногами мальчика младше его. Симон побежал, торопясь унести ноги от монстра. А я, сам не знаю почему, подошел к Дани и между двумя блямами выпалил:
Зачем ты это делаешь?
Он посмотрел на меня глазами питбуля:
Исчезни!
Я попятился. Симон был уже далеко. Я побежал за ним.
Вчера утром мы поговорили с тобой по компьютеру Карины через веб-камеру. Мы все собрались и жались друг к другу, чтобы ты мог нас видеть. Я не узнавала твой голос и плохо различала твое лицо сквозь помехи на экране. Ты смахивал на какого-то призрака, папа, да и мы, наверно тоже. Если бы ты был астронавтом в космическом корабле, картинка и то была бы четче. Но вот ты улыбнулся, немного замедленно, и я тебя узнала. Ты предупредил нас, что не сможешь писать несколько дней, ты покидаешь базу и связи не будет. Разумеется, ты не сказал, куда отправляешься, этого мы никогда не узнаем, но я догадываюсь, что путь твой лежит по заминированным дорогам, которых боятся все солдаты.
Под конец Люка тихо сказал: «Не забудь пуленепробиваемый жилет и шлем, папа. Не забудь остаться живым».