Сейчас, перед тем как уйти в школу, я пришел к Матильде с фотоаппаратом. Матильда хныкала, у нее наверняка режется новый зуб, а я гримасничал, чтобы ее рассмешить. Сквозь слезы она на секунду улыбнулась мне. Я видел все ее новенькие зубы, а в блестящих от слез глазах сверкали искорки. Щелк! Я сразу послал фотографию на папин электронный адрес.
Мы продолжаем. Мы шлем тебе мейлы, полные умолчаний. Делаем вид, будто всё как раньше. Но змейка-боль, свернувшаяся где-то в районе солнечного сплетения, напоминает мне, что это неправда. Я решила звать тебя по имени, «папа» это слишком близко. Папа это больше не ты. Натан так лучше.
Твой драгоценный сын меня раздражает. Он вбил себе в голову снимать Матильду каждый день, крупным планом и посылать тебе, чтобы ты видел, как она меняется. В остальное время он живет в своем компьютере. Карина вернулась на работу, отпуск по беременности и родам у нее закончился. Матильда теперь ходит в ясли три дня в неделю, а забираю ее я, после школы. Мне нравится заниматься сестренкой. Она такая красивая, вся кругленькая и теплая. Когда я закончу учиться и у меня будет парень, я нарожаю кучу детей. Сделаю тебя дедушкой.
Между прочим, сегодня утром я шла в школу, и вдруг кто-то слегка хлопнул меня по плечу. Не агрессивно, просто легкое прикосновение, будто щенок хочет, чтобы с ним поиграли. И глаза у него были собачьи, коричневые и мокрые. Его зовут Джейми, он в пятом классе, ты вел у него физкультуру в прошлом году. Он хотел узнать, как у тебя дела. Я сказала, что все хорошо. Он добавил: «Твой отец был хорошим учителем».
Странные дела творятся со временем после отъезда папы. Время почти не движется. Мы живем как бы в замедленном темпе все, кроме Матильды, которая только что отпраздновала свой первый день рождения, она растет, и у нее режутся зубки. Она ходит в ясли, где играет с другими малышами, вставляет деревянный четырехугольник в четырехугольную дырку, собирает пазлы для маленьких типа жирафа или коалы.
Я попросил Лоранс измерить меня, прижался спиной к косяку у входной двери, где мы отмечаем рост. Я хотел, чтобы она нарисовала черточку карандашом, если моя голова стала выше последней отметки. Но Лоранс сказала, что я не вырос. Вид у нее при этом был ужасно глупый. Может, я снова начну расти, только когда вернется папа? Или вообще никогда не буду расти. Тоже может быть.
Этой Лоранс больше нечего делать только доводить меня! Уж лучше пусть закрывается в своей комнате, повесив на дверь табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Мама самый неподвижный человек в доме.
Люка уговорил нас с Кариной собрать тебе посылку, как это делают все семьи военных. На карманные деньги я купила белую футболку и написала на ней перманентным маркером: «Матильда Люка Лоранс». Я присыпала дно коробки тальком для младенцев. Брат положил фото Матильды, где она улыбается щербатой улыбкой, и свой медвежий зуб-талисман. Я добавила несколько плиток твоего любимого темного шоколада, журнал об охоте и рыбалке, банку корнишонов с анисом, завернутую в пузырчатую пленку, и футболку. Карина дополнила все тремя парами носков и диском с музыкой кантри. В понедельник она отнесет посылку на почту. Когда ты вернешься на базу, она будет тебя ждать.
По дороге из школы я спросил Симона, не хочет ли он прогуляться в мой секретный парк. Он ответил, что да, только ненадолго. Его мама не любит, чтобы он болтался после уроков. Мы прошли немного по бульвару Сен-Жан, потом спустились по узкой пологой улочке. Там, за последним домом начинается парк, который спускается еще ниже, до самого края утеса, отделяющего верхний город от нижнего. Сюда я ходил кататься с горки с папой, когда был поменьше. Мы поднимались на самый верх холма, к кленам. Я садился впереди, между его ног, он держал меня, и мне не было страшно. Вопя как сумасшедшие, мы съезжали, подскакивая на снегу, и папа тормозил ногами у самой ограды на краю утеса. Летом на холме растет трава. Сейчас земля покрыта красными хрусткими листьями. Я сказал Симону:
Я хочу показать тебе новую игру.
Какую?
Поднимаемся на вершину и по сигналу понарошку боремся. Пытаемся друг друга свалить. Кто первым упадет, катится до низа. Если укатишься далеко, не страшно, ограда остановит.
Ок, сказал мой друг, который всегда делает то же, что и я. Начнем?
В обед мы с Одиль ели в буфете сэндвичи, и вдруг моя змейка проснулась в груди.
От папы нет писем, сказала я подруге. Я даже не знаю, получил ли он нашу посылку. Там очень опасно. А моя мама, она
Одиль резко перебила меня. Ей, видите ли, срочно понадобилось бежать в спортзал на занятия по волейболу. Чушь. Она меня просто бросила. Я проглотила подступившие слезы.
Потом у шкафчиков, когда Одиль подошла ко мне с этой своей медовой улыбочкой, чтобы я дала ей списать задание по математике, меня прорвало.
Ты мне подруга или я нужна только потому, что ты никогда ничего не учишь?
Все, что ты можешь, это работать как одержимая и получать лучшие оценки в школе. Тебе так трудно помочь нам, не таким умным, как ты?
Я хлопнула дверцей шкафчика. Она тоже.
Мы с Симоном приходим в парк почти каждый день после уроков. Бросаем рюкзаки под клены и начинаем. Хватаем друг друга за плечи и пытаемся свалить с ног. Силы у нас равные, и иногда мы оба с хохотом катимся до самого низа. Сегодня я сделал обманное движение и подставил Симону подножку. А он никогда не толкает меня слишком сильно.
Когда я пришел домой, одежда у меня была вся грязная, и Лоранс, которая уже вернулась с Матильдой, стала ворчать. Она велела мне переодеться и сунула мои одежки в стиральную машину, поставила программу extra heavy dirty[4] и высыпала туда полкоробки порошка. Пена расползется по всему дому. Мама та хотя бы оставляет меня в покое.
Примечания
1
Работа (англ.).
2
«Голубые каски» миротворческий контингент ООН, состоящий из воинских подразделений всех стран, входящих в ООН.
3
Дощатый настил для прогулок (англ.).
4
Очень сильное загрязнение (англ.).