Встал? Быстро одевайся, а то в школу опоздаешь.
Я хотел бы, если бы снова стал маленьким, помнить, знать и уметь всё, что умею и знаю теперь. Только чтобы никто не догадывался, что я уже был большим. А я как ни в чём не бывало притворяюсь, будто я такой же мальчик, как все: есть у меня папа и мама, и я хожу в школу. Так было бы всего интересней. А я бы всё подмечал, и было бы так смешно, что никто ни о чём не догадывается.
Ну так вот, лежу я как-то в постели, не сплю и думаю: «Знал бы, ни за что бы не хотел стать взрослым. Ребёнку во сто раз лучше. Взрослые несчастные. Неправда, будто они делают что хотят. Нам ещё меньше разрешено, чем детям. У нас больше обязанностей, больше огорчений. Реже весёлые мысли. Мы уже не плачем это правда, но, пожалуй, лишь потому, что плакать не стоит. Мы только тяжело вздыхаем».
И я вздохнул.
Вздохнул тяжело, глубоко: ничего не поделаешь. Никто ничего не изменит. Никогда уж больше я не буду маленьким.
Но не успел я вздохнуть, как стало темно. Совсем темно. Ничего не вижу. Только дым какой-то. Даже в носу защипало.
Скрипнула дверь. Я вздрогнул. Показался какой-то крошечный огонёк. Как звёздочка.
Кто это?
А звёздочка движется в темноте всё ближе и ближе. Вот уже около кровати, вот уже на подушке. Гляжу а это фонарик. На подушке стоит маленький человечек На голове у него высокий красный колпак. Седая борода. Гном. Только совсем маленький с палец.
Я пришёл.
Гном улыбается, ждёт.
И я улыбнулся. Потому что подумал, что мне это снится. Ведь и взрослому, бывает, приснится детский сон даже удивляешься, откуда он взялся.
А гном говорит:
Ты меня звал, вот я и пришёл. Чего ты хочешь? Только скорей!
Не говорит, а как-то чирикает, тихо-тихо. А я всё слышу и понимаю.
Ты меня сам вызывал, говорит, а теперь не веришь.
И помахивает фонариком: вправо, влево, вправо, влево.
Ты не веришь, говорит. Раньше все люди знали, что бывают чудеса. А теперь в колдунов, гномов и ведьм верят одни дети.
Помахивает фонариком и головой покачивает. А я даже шевельнуться боюсь.
Ну, назови какое-нибудь желание. Попробуй. Чего тебе стоит?
Я пошевелил губами, чтобы спросить, а он уже догадался, знает.
Ты меня вызвал Вздохом Тоски. Многие думают, что заклятье это обязательно слова. Да нет же, нет!
И головой качает нет, мол Переступает с ноги на ногу. Смешно так. И фонариком то вправо, то влево. А я чувствую, что уже засыпаю. И широко раскрываю глаза, чтобы не заснуть. Потому что заснуть мне жалко.
Вот видишь, говорит гном, видишь, какой ты упрямый! Скорей, не то я уйду. Мне долго нельзя оставаться. Потом пожалеешь
А мне и хочется назвать желание, да не могу. Видно, так уж заведено на свете, что говорить легко, только когда тебе чего-нибудь не особенно хочется, а вот когда чего-нибудь очень хочешь, то трудно.
Вижу, что гном огорчился. Жалко мне его. Но сказать ничего не могу.
Ну, прощай, говорит. А жаль
И вот он уже уходит. Только тут я быстро прошептал:
Хочу опять стать маленьким.
Он вернулся, завертелся волчком и прямо мне в глаза фонариком. И чирикнул что-то, но я не расслышал. Не знаю, как гном ушёл. Только когда я утром проснулся, я всё помнил.
С любопытством оглядываю комнату.
Нет, это мне вовсе не снилось.
Всё правда.
Первый день
Я никому не говорю, что был взрослым, делаю вид, что всегда был мальчиком, и жду, что из этого выйдет. Всё мне как-то странно, смешно. Смотрю и жду.
Жду, когда мама отрежет мне хлеба, будто я сам не могу. Мама спрашивает, сделал ли я уроки. Говорю, что да, сделал, а как на самом деле не знаю.
Всё как в сказке о Спящей царевне, и даже хуже. Потому что царевна проспала сто лет, но и все спали вместе с ней, а потом вместе с ней проснулись: и повара, и мухи, и вся прислуга, и даже огонь в камине. Проснулись такими же, как были. А я проснулся совсем другим.
Я взглянул на часы и сразу отвернулся, чтобы себя не выдать. А вдруг тот мальчик не умел узнавать время?
Интересно, что будет в школе, каких я там встречу товарищей? Заметят они что-нибудь или будут думать, что я уже давно хожу в школу? Странно, что я знаю, в какую мне школу идти, на какой она улице. Знаю даже, что наш класс на втором этаже, а я сижу за четвёртой партой, около окна. А рядом со мной Гаевский.
Иду, размахиваю руками, марширую. Лёгким шагом, выспавшийся. Совсем не так, как когда был учителем. Смотрю по сторонам. Ударил рукой по жестяной вывеске. Сам не знаю, зачем я это сделал. Холодно, даже пар изо рта идёт. Нарочно дышу так, чтобы было побольше пара. Мне приходит в голову, что я могу засвистеть как паровоз. И начать пускать пар, и бежать, а не идти. Но я как-то стыжусь. Ну а, собственно, чего? Для того ведь я и хотел снова стать маленьким, чтобы мне было весело.
Но сразу как-то нельзя. Сначала надо ко всему присмотреться.
Идут ученики и ученицы, идут взрослые. Я смотрю, кто из них веселее. И эти идут спокойно, и те спокойно. Понятно: ведь на улице нельзя шалить. Да и не расшевелились ещё. Я другое дело: ведь я всего один день как стал ребёнком, мне весело.
И как-то странно. Словно я стыжусь чего-то
Ничего. В первый день так и должно быть. Потом привыкну.
Иду я и вдруг вижу большущий воз. А лошадь никак его с места не сдвинет. Видно, плохо подкована ноги скользят. Стоят мальчишки, смотрят. Остановился и я.
«Сдвинет или не сдвинет?»
Растираю уши, топаю, а то ноги мёрзнут скорей бы уж воз тронулся, тогда бы всё кончилось А уходить, так ничего и не увидев, жалко. Лошадь, может быть, упадёт, как тогда справится возчик? Если бы я был большой, то прошёл бы равнодушно мимо; наверно, и вовсе бы не заметил. А раз я мальчик, мне всё интересно.
Смотрю, как взрослые то и дело отстраняют нас с дороги, потому что мы им мешаем. И куда они так торопятся?
Ну хорошо. Воз наконец тронулся. И вот я прихожу в школу. Вешаю пальто в своём классе. А там шум. Кто-то говорит, что Висла стала.
Сегодня ночью.
Другой говорит, что это неправда. Ссорятся. Вернее, не ссорятся, а спорят.
Видали! Первый мороз, а у него Висла стала! Ну, сало-то, может, и плывёт
А вот в том-то и дело, что не плывёт.
Ладно, хватит чепуху молоть!
Тут и другие ребята вмешались. Взрослый, наверное, сказал бы, что они ссорятся. И правда, один говорит: «Ты дурак!», а другой ему: «Сам балда!» От Вислы перешли к снегу. Выпадет сегодня снег или нет? Раз дым из трубы идёт вверх значит, снега не будет. И по воробьям можно узнать, будет ли снег. Кто-то говорит, что видел барометр.
И снова:
Дурак!
Зато ты умный!
Врёшь!
А может, это ты врёшь?
Участие в споре принимают не все. Иные стоят, сами ничего не говорят, а только слушают.
Я тоже слушаю и вспоминаю, что ведь и взрослые в кондитерской часто ссорятся: не из-за снега, а из-за политики. Совершенно так же. И так же говорят:
Бьюсь об заклад, что президент не примет отставки!
А здесь:
Бьюсь об заклад, что снега не будет!
Взрослые не говорят «дурак», «врёшь» спорят повежливее, но тоже шум поднимают.
Стою я, слушаю, а тут влетает Ковальский.
Эй, ты, примеры решил? Дай списать. У нас вчера гости были. А учительница, может, проверять будет.
Я как ни в чём не бывало раскрываю сумку и смотрю, что делается в тетрадке. Словно она не моя, а другого мальчика, который за меня вчера приготовил уроки.
В это время звонок. А Ковальский не ждёт, когда я ему разрешу, хватает тетрадку и мчится к своей парте. И вдруг мне приходит в голову, что, если он всё перепишет точь-в-точь как у меня, учительница может это заметить и подумает, что это я у него сдул. Ещё в угол меня поставит.
Смешно мне показалось, что я буду в углу стоять.
А Висьневский спрашивает:
Чего смеёшься?
Так, вспомнилась одна вещь, говорю я и продолжаю смеяться.
А он:
Сумасшедший. Смеётся, а чему, сам не знает.
Я говорю:
Ничего я не сумасшедший. Может, и знаю, да только тебе говорить не хочу.
А он:
Скажите какие секреты!
И отошёл обиженный.
Странно, что я знаю, как их всех зовут: ведь я вижу их первый раз, и они меня тоже. Совсем как во сне.