Он молча позволил мне расплатиться, не забыв поставить в счет эскалоп. Когда он отошел, я налил в блюдце эль и шлепнул по саквояжу.
– Ужинать, Пит.
Саквояж был открыт: я не застегивал молнию, когда ходил с Питом. Он высунул голову, осмотрелся, прыгнул мне на колени и добрался до блюдца. Я поднял стакан и посмотрел на Пита.
– За здоровье женского племени, Пит. Чтобы легко их находить и легко забывать.
Пит только кивнул. Это было выше его понимания. Он приник к блюдцу и начал быстро лакать эль.
– Если это вообще возможно, – добавил я и отхлебнул виски. Пит мяукнул. Ему было плевать на женский пол, он числился завзятым холостяком.
За окном полыхала реклама. Сперва загорелась надпись: «РАБОТАЙТЕ, ПОКА СПИТЕ». Потом: «ЗАБУДЬТЕ ВАШИ ЗАБОТЫ». И, наконец, буквами, которые были вдвое больше первых «КОМПАНИЯ ВЗАИМНОГО СТРАХОВАНИЯ».
Я машинально прочел все это. Об анабиозе я знал столько же, сколько все прочие – и много, и мало. Прочел популярную статейку и раза два или три находил в утренней почте рекламные проспекты страховых компаний. Обычно я выбрасывал их, не читая. Они трогали меня не больше, чем реклама губной помады.
Во-первых, мне было нечем заплатить за анабиоз, а стоит он недешево. Во-вторых, чего ради человеку, увлеченному своей работой, умеющему делать деньги и решившему наделать их побольше, влюбленному, почти уже женатому, идти на полусамоубийство?
Анабиоз был хорош для больных и умирающих. Если клиент мог заплатить, он засыпал в надежде, что медики следующего поколения вылечат его. Он спал, а доктора тем временем пытались одолеть его болезнь. Анабиоз был нужен и тем, кому во что бы то ни стало нужно было слетать на Марс. Человек спал, а его счет обрастал процентами. Он просыпался и покупал билет. Можно было понять и молодоженов, которые прямо из-под венца отправлялись в сонное царство страховой компании Запада и не велели будить себя до тех пор, пока счет не позволит им провести медовый месяц в межпланетном лайнере… Хотя, честно говоря, я подозревал, что это – рекламный трюк, и что молодые парочки выходили через черный ход офиса с новыми паспортами. Что за удовольствие провести первую брачную ночь наподобие мороженой макрели?!
И конечно же, как все страховщики, Компания апеллировала к кошельку: «Работайте, пока спите». Она бралась из любой суммы сделать состояние. Предположим, вам пятьдесят пять лет, и ваш доход – двести монет в месяц. Почему бы вам не заснуть на несколько лет и, проснувшись в том же возрасте, получать в месяц уже тысячу монет? Они не пишут ни слова о блистательном мире будущего, они обещают больше – сохранение вашего возраста и тысячу в месяц. Естественно, каждая Компания доказывала потенциальным клиентам, что именно она поместит их капитал наилучшим образом. «Работайте, пока спите».
Все это меня не касалось. Мне еще не стукнуло пятьдесят пять, и я не видел в 1970 году ничего слишком плохого.
До сих пор, следует добавить.
Сейчас я был в глухом ауте, нравилось мне это или нет (а мне это не нравилось). Вместо медового месяца я торчал во второразрядном баре и глушил скотч, чтобы забыться. Вместо жены со мной был возбужденный от эля кот, и я был не прочь заказать еще бутылочку.
Но сломлен я не был.
Я слазил в карман пальто и достал конверт. В нем лежали две бумажки. Одна – чек на сумму, которой у меня сроду не было, вторая – сертификат моего пая в «Горничные, Инкорпорейтед». Обе они были слегка помяты: я все время таскал их с собой.
Почему бы и нет?
Почему бы и мне не заспать все мои беды? Это лучше, чем завербоваться в Иностранный Легион; лучше, чем наложить на себя руки; это позволит мне забыть тех людей и те обстоятельства, из-за которых я сейчас напивался. Так почему бы и нет?
Я не рвался к богатству. Конечно, я прочитал «Когда спящий проснется» Г.Дж. Уэллса, причем, еще до того, как страховые компании стали бесплатно раздавать эту книгу, – просто как один из классических романов. Я допускал, что такой способ обогащения может заинтересовать многих. Но я не знал, хватит ли моих денег на анабиоз, не говоря уже о том, чтобы отдавать их в рост. Гораздо больше меня занимало другое – проснуться в другом мире. Может быть, в лучшем, если верить рекламе… а может быть – в худшем. Но несомненно – в другом.
Одно можно сказать наверняка: в том мире не будет ни Беллы Даркин, ни Майлза Джентри. А главное – не будет Беллы. Если бы она умерла, я мог бы вычеркнуть из памяти и ее, и все, что она сделала со мной… вместо того, чтобы мучиться, зная, что она всего в нескольких милях от меня.