Вон моя красавица. Он указал рукой на светло-серую «Газель», стоявшую неподалеку от входа. Прошу садиться, мадемуазель.
Пискнула сигнализация, вспыхнули и погасли фары. Я нерешительно дернула дверцу та поддалась.
Залазь, не стесняйся, ободряюще проговорил шофер.
Усатая вытащила из сумки широкий пухлый конверт.
Вот, это ее бумаги. Там все: свидетельство о рождении, выписка из домовой книги, медицинское заключение, снимки. Она протянула конверт Геннадию Георгиевичу. Тот кивнул и аккуратно спрятал его за пазуху.
Передадим по назначению.
Он легонько подтолкнул меня вперед, и я взобралась на кожаное сиденье.
Будешь за дорогой следить, серьезно произнес Геннадий Георгиевич, устраиваясь рядом. Чтоб, значит, ничего такого.
Мягко заработал двигатель. Усатая помахала в окно рукой и отошла назад.
Славная баба, негромко сказал шофер, сердечная. Двое суток на телефоне сидела, пока своего добилась. К нам-то взять направление ох как сложно койко-мест кот наплакал, да опять же лечение одного пациента в такую копеечку обходится, будь здоров. А она, инспекторша твоя, получила, так что ты, девка, еще не раз добрым словом ее помянешь. Давай-ка, махни ей на прощание. Слышь, чего говорю, махни, не ленись!
Слова шофера явились для меня откровением. Вот, оказывается, как! Усатая вовсе не злобная равнодушная мымра, какой казалась с виду, и ей совсем не улыбалось отправить меня в детдом, хоть она и расхваливала его на все лады. Расхваливать-то расхваливала, а у самой внутри что-то свербело, видать, раз в выходные добровольно лишила себя отдыха.
Я вдруг подумала о том, как несправедливо устроен мир: вот бы той фее в каракуле, которая обвинила меня в краже своего кошелька, иметь такую неказистую, отталкивающую внешность, как у усатой инспекторши. Тогда бы все было по-честному: стерва снаружи, стерва и внутри. Так ведь нет, дал же бог этой злюке смазливое личико, бархатистую кожу и губки бантиком, а бедняге-инспекторше только и досталось, что кудлатая овечья шевелюра да черные усы, делающие ее похожей на мужика
Машина давно выехала за ворота, а я так и не помахала инспекторше, погруженная в свои мысли. Геннадий Георгиевич ничего больше не говорил, крутил баранку и лишь иногда искоса поглядывал на меня краем глаза.
Мы миновали город и помчались по Кольцевой автодороге. «Газель» неслась на приличной скорости, у меня даже стало захватывать дух и слегка закружилась голова.
Сомлела, что ли? встревожился Геннадий Георгиевич. Что-то личность у тебя зеленая, ни дать ни взять царевна-лягушка. На вот, он вынул из-за пазухи конфету в прозрачной обертке, кисленькая, с лимоном. От укачивания здорово помогает.
Я послушно взяла конфету, развернула бумажку и сунула в рот желтый липкий шарик.
Лучше? поинтересовался шофер. Ну то-то. А ехать медленнее никак нельзя, нам до обеда поспеть нужно, кровь из носу, а то начальство сердиться будет.
Он крутанул руль вправо, и машина лихо свернула на оживленное шоссе. Вскоре за окнами замелькали низенькие частные домики, потом пошли одинокие чахлые березки, и, наконец, по обе стороны дороги вырос густой лес.
Через час прибудем, уверенно пообещал Геннадий Георгиевич и одной рукой ловко вытряс из пачки «беломорину».
5
Интернат действительно стоял в лесу: прямо вдоль длинной каменной ограды росли огромные мрачные ели, между ними тесно жались друг к дружке осины и березы.
«Газель» въехала в широкие ворота и остановилась на небольшой асфальтированной площадке.
Вылезай, приказал Геннадий Георгиевич, приехали.
Я спрыгнула на землю и с любопытством огляделась по сторонам.
Вокруг тоже были деревья, из-за них вдалеке проглядывало трехэтажное краснокирпичное здание.
Нам туда, подтвердил шофер, уловив направление моего взгляда.
Узкая асфальтированная дорожка выходила в прилегающий к зданию чистенький ухоженный дворик. Там было полно народу: с визгом носилась малышня, ребята постарше стояли, сбившись в небольшие группки. Я заметила, что у многих из-под одежды торчат какие-то странные штуковины, похожие на рыцарские доспехи. Кроме того, разъезжало несколько инвалидных колясок. Сидевшие в них мальчишки и девчонки выглядели вполне довольными, веселыми и активно принимали участие в общих играх и забавах.
Что, интересно? усмехнулся Геннадий Георгиевич и потянул меня за руку. Потом со всеми познакомишься, а сейчас нужно доложиться главврачу.
Мы поднялись по низеньким ступеням и очутились в просторном, безукоризненно чистом вестибюле. Повсюду стояли кадки с растениями, пол, выложенный широкой сероватой плиткой, сверкал, стены украшала красочная разноцветная мозаика, изображавшая сюжеты русских народных сказок.
Вокруг было удивительно пусто и безлюдно, лишь возле одной из кадок на маленьком вязаном коврике дремал огромный пушистый трехцветный кот.
Почуяв нас, он приоткрыл один зеленый глаз, затем другой, лениво поднялся на все четыре лапы и сладко потянулся.
Это тезка твой, с улыбкой пояснил шофер, Васькой кличут. Обжора, каких свет не видывал.
Кот меж тем сел на коврике и принялся старательно вылизывать роскошную, рыже-коричневую с белыми пятнами шерсть.
Ты обожди пока, распорядился Геннадий Георгиевич, я сейчас.
Он быстро подошел к двери, обитой толстым слоем дерматина, и скрылся за ней.
Я во все глаза смотрела на кота, который больше не обращал на меня ни малейшего внимания, продолжая заниматься своим туалетом.
Кис-кис-кис, тихонько позвала я его, Васька! Иди сюда!
Кот повел усами в мою сторону и коротко, пискляво мяукнул. Я подумала, что голос не соответствует его представительному заносчивому виду. В это время дерматиновая дверь распахнулась, и Геннадий Георгиевич, высунувшись, поманил меня пальцем.
Я зашла в маленький квадратный кабинет с огромным окном с нарядными розовыми шторами. У одной стены кабинета стояла низкая кушетка, покрытая белоснежной крахмальной простыней, у другой длинный узкий застекленный шкаф. В углу громоздился здоровенный письменный стол, заваленный кипой бумаг.
За столом сидела довольно молодая белокурая женщина с энергичным миловидным лицом, в белом халате и шапочке. На груди у нее висела трубка, какой слушают дыхание у больных.
Проходи, не стесняйся, обратилась ко мне белокурая. Меня зовут Марина Ивановна Базарова, я главный врач интерната, а также его директор. А ты Василиса, верно?
Верно. Я сделала пару нерешительных шагов вперед.
Я пойду, сказал Геннадий Георгиевич, а то мне еще к завхозу нужно.
Иди, Гена, разрешила белокурая, вечером загляни, дело для тебя есть.
Так точно. Шофер шутливо вытянулся по стойке «смирно» и скрылся в коридоре.
Так, Василиса, Марина Ивановна раскрыла лежащий перед ней конверт, тот самый, который усатая передала шоферу в больничном дворике, давай-ка посмотрим, что там с твоим позвоночником. Она вытрясла на стол два рентгеновских снимка и принялась тщательно изучать их.
Ясно, проговорила Марина Ивановна через минуту. Подойди-ка сюда.
Я послушно приблизилась к столу.
Вот, гляди сюда. Видишь, такой тонкий червячок? указательный палец директрисы с коротко остриженным ногтем ткнул в дымчато-белую вертикальную линию на черном фоне. Видишь? Это и есть твой позвоночник. Он немного искривлен, а должен быть прямым. Смотри вот тут и тут есть затемнения.
Я завороженно глядела в то место, куда указывал палец Марины Ивановны, но ничего не видела, хоть убей. Ни затемнения, ни кривизны обыкновенная прямая линия, окруженная светлыми лепестками. «Ребра», догадалась я и покосилась на директрису.