Чёрная пещера уходила вниз в глубь холма. Из провала веяло прохладой и сыростью. Мико переступила с ноги на ногу, собираясь с мыслями и остатками храбрости. И, не позволяя себе растерять их последние капли, шагнула внутрь.
В пещере оказалось вовсе не темно. Как только глаза немного привыкли, Мико разглядела, что стены светятся зеленью, будто в них были замурованы тысячи маленьких светлячков. Этот свет, пусть и слабый, всё же позволял оглядеться. Хотя рассматривать здесь было нечего голый камень.
Мико уходила вглубь, всё ниже и ниже, и старалась не обращать внимания на оглушительно колотящееся сердце. Она не сомневалась, что билось оно так громко, что цутигумо уже наверняка её услышала. Пальцы на руках онемели и стали холоднее льда.
Когда выход из пещеры остался далеко позади, проход начал расширяться, на стенах и потолке появились обрывки паутины. Они колыхались от сквозняка и на серебряных нитях тускло блестели, отражая зелёный свет, капли влаги.
Не тревожить паутины.
Мико стала ступать осторожнее, стараясь обходить серебряную вязь на приличном расстоянии насколько позволяло пространство. Скоро проход превратился в большой зал, своды которого поддерживали щербатые каменные колонны. Здесь тоже всё было в паутине. Она оказалась прочнее и толще, оплетала колонны и стягивалась к большому каменному трону в самом центре.
Трон был пуст.
Мико огляделась. Из зала вели ещё три тоннеля. Куда ей направиться?
«Ладно. Начнём по порядку», решила она и направилась в правый коридор. Но, подойдя ближе, замерла. Голоса. Нет, ей не могло показаться: из коридора слышались тихие голоса. Мико зажала рот ладонью, страх горячей волной взобрался по спине и обжёг грудь.
Не тебе выставлять условия, сказал низкий, но явно женский голос.
Мы оба кое-что потеряли, ответил мужской. Так что
Ты потерял гораздо больше. И хочешь гораздо больше. Так что ты должен умолять, а не ставить условия.
Цутигумо? Цутигумо занята гостем. Вот так удача! Мико попятилась. Нужно проверить другие проходы, пока они разговаривают. Мико сомневалась, что правила посещения пещеры распространялись и на гостя цутигумо, и если он заметит Мико, то ей несдобровать сожрут на пару с паучихой и не подавятся.
Средний проход привёл Мико точно куда нужно ещё один зал, снизу доверху заваленный золотом, драгоценными камнями, доспехами и оружием. Здесь было всё: от монет до фарфоровых ваз, от самурайских доспехов до золотых одежд. Ножи, мечи, копья, луки. И много-много паутины. Мико обвела взглядом завалы. И какой из этих мечей способен поразить ёкая? Каждый? Можно выбрать любой?
«Схвачу крайний, и на выход», решила она и потянулась к ближайшим ножнам, украшенным драгоценными камнями.
Кто здесь?
Рука задрожала. Знакомый голос поразил Мико молнией, заставив мгновенно обернуться. На входе в зал стояла Хотару. Бледная и напуганная, она смотрела на Мико во все глаза и прикрывала рот дрожащей ладонью.
Что ты тут делаешь! зашептала она, с опаской оглядываясь. Если она тебя увидит, тут же убьёт! Ты должна немедленно уйти!
Слова сорвались с губ прежде, чем Мико успела вдохнуть.
Хотару?
Уходи, прошу тебя! Хотару бросилась к Мико. Ты не должна была меня видеть!
Мико схватила сестру за руку. Это была она! Тёплая, живая, настоящая! Глаза Мико наполнились слезами.
Я тебя искала! Так долго! Прости меня, прошу, прости! Пойдём со мной!
Хотару заключила её в объятия и поцеловала в губы. Мико дёрнулась и отстранилась.
Ты что делаешь?! На язык скользнула горечь, и он тут же онемел. Онемели и губы. Ты
Хотару снова обняла её. Мико пошатнулась. Зал вдруг потускнел и закачался.
Всё хорошо. Всё хорошо. Я рядом с тобой, шептала Хотару, поглаживая Мико по голове. Не бойся. Ты в безопасности.
Мышцы свело судорогой. Мико хотела закричать, но голос не слушался из горла не вырвалось даже сдавленного хрипа. Она прижималась к тёплому телу сестры и едва могла дышать. Руки повисли безвольными плетями, ноги уже не держали ослабевшее тело, но Хотару не давала ей упасть, покачивая в руках.
Всё хорошо. Засыпай. Засыпай. Засыпай
«Когда свинья не боится смерти, мясо её вкуснее. Страх портит кровь», отчего-то вспомнились слова отца, и Мико провалилась в темноту.
Глава 5
Бабочка в паутине
Чтобы выковать действительно хороший меч, мало уметь бить молотом под правильным углом. Катану нужно чувствовать, понимать. Отец вытер рукавом вспотевший лоб, опуская боккен[16]. Для этого надо уметь ею владеть.
Мико, стараясь отдышаться, ослабила хват, и кончик боккена копнул землю. Отец подошёл, молча поправил ей стойку, вернув меч на исходную позицию, остриём вверх, и бросил на дочь осуждающий взгляд касаться лезвием земли нельзя. Но боккен из дуба был слишком тяжёлым для её рук, а пользоваться более лёгким из бука Мико запрещалось.
Тяжёлый, зачем-то попыталась оправдаться она, хотя знала, что отца этот ответ не устроит.
Это потому что ты работаешь руками. Руки должны быть расслаблены. Весь вес меча на спине. Он ударил Мико между лопаток. Не больно, но обидно.
Мико всё это знала, тысячу раз слышала, но нужные движения давались с трудом. Её тело менялось, отвечая зову природы, Мико уже исполнилось пятнадцать. Бёдра стали шире, ноги крепче, груди тяжелее, и ката[17], которые раньше получались так легко, теперь будто бы приходилось учить заново.
Сделай тысячу кесагири[18], велел отец.
Сколько?!
После пятисотого у тебя настолько устанут руки, что начнёшь делать удары правильно. Отец отошёл к дому и сел на деревянный пол энгавы[19]. Отложил боккен, скрестил руки на груди и уставился на Мико. Он не уйдёт, пока не насчитает тысячу ударов.
Мико глядела на него в ответ, не решаясь приступить к заданию. От одной мысли о том, что ждёт её в ближайший час, тело пробивало дрожью. Она уже представляла, как будут выть от боли руки, как заломит спину и как завтра она будет реветь, пытаясь взять хоть что-то тяжелее сестриного веера. Эти мысли и боль, что ещё не наступила, сковывали тело.
Начинай, скомандовал отец, теряя терпение. И помни, что сдаться значит умереть. И смерть наступает задолго до того, как меч противника пронзит тебя. Ты умрёшь ровно в тот миг, когда примешь решение сдаться. И этого уже будет не изменить. Хочешь сдаться сейчас?
Мико стиснула рукоять боккена и встала в стойку.
Нет.
Мико с хрипом втянула ртом воздух, приходя в себя. Голова болела так сильно, словно её набили раскалёнными углями, и Мико не сразу поняла, где находится. А находилась она в тесной темноте, что спеленала её по рукам и ногам, лишив возможности двигаться. Темнота облепила лицо, и воздуха едва хватало, чтобы дышать.
Кокон.
Мико закричала от ужаса, но недостаток воздуха и прилипшая к губам паутина позволили ей лишь захрипеть.
Она в коконе.
Она в паучьем коконе!
Мико затрясло, она отчаянно задёргалась, но едва ли смогла пошевелиться. Снова закричала, и в этот раз звук получился больше похожим на сдавленный писк.
Надо выбраться. Пока цутигумо не вернулась и не сожрала её со всеми потрохами. Перед внутренним взором предстал облик Хотару. Это и была паучиха? Как она сумела принять облик сестры? Или нет, конечно нет, это не могла быть Хотару. Люди не превращаются в цутигумо. По крайней мере, Мико хотелось в это верить.
Мысли о сестре немного успокоили Мико и придали сил. Она снова попыталась пошевелиться. На этот раз сдержаннее, прислушиваясь к своим ощущениям и возможностям. Вывод оказался неутешительным: шевелиться Мико практически не могла. Кокон оказался настолько тугим, что даже не давал грудной клетке полностью раскрыться, да и дышать становилось всё сложнее. Если так пойдёт и дальше, Мико задохнётся.