Все подряд, кивнула чертовка, скучно у нас, совсем нечем заняться. Ваш поэт как-то написал: «Скучно, бес». А наш мог бы написать: «Скучно, чел»; вот только поэтов у нас нет.
Николай потянулся к банке и глотнул ещё рассола.
Так и говорила бы со своими, чего ко мне-то полезла?
Чертовка горестно вздохнула.
Со своими не получится, у нас там все шорохи прослушиваются. Чуть что сболтнёшь поперёк и сразу в карцер, на холодок. Ненавижу холод!
Чертовку аж передернуло, видимо, от незабываемых воспоминаний.
А говорить то, что можно какой смысл? Что можно все и так знают, эта музыка уже в зубах застревает. То ли дело у вас мели Емеля, твоя неделя! Лепота!
У нас тоже не забалуешь, возразил Николай, есть же пакет Яровой и СОРМы всякие.
Чертовка презрительно хмыкнула.
Да наблюй ты в этот пакет! В ваших ебенях электричество каждую неделю пропадает, а ты мне про высокие технологии будешь рассказывать. Неравномерное развитие, ядрён-батон! Везёт вам, а вы, дураки, своего счастья не понимаете!
А у вас разве не так? спросил Николай.
Не так, помрачнела чертовка. У нас все регионы давно объединили в один инфернальный союз. Общие стандарты, единый уровень. Спрятаться негде, разве что к вам заглянуть на огонёк. Кстати, «на огонёк» наше выражение, вы его у нас позаимствовали.
Хватит ныть! оборвал её Николай. Никто и не думал, что у вас там курорт. Но всё же почему ко мне? Грешников, что ли, мало? Или грешниц, они любят языки почесать.
Это ты про свою Тоньку? хихикнула чертовка. Хочешь мне этот багаж спихнуть? И не надейся если тебе с ней скучно, то мне тем паче. Вот ты другое дело; ты вчера так митрополита костерил семиэтажным, я аж заслушалась.
Николай похолодел. Он не только не помнил, как поносил Владыку, но даже не представлял, что значит костерить семиэтажным.
Да не ссы ты, успокоила его чертовка, никто кроме меня твоих воплей не слышал. Я же говорю неравномерное развитие, отсталый район. Большой Брат до ваших ебеней ещё нескоро дотянется.
Николай снова жадно приложился к банке. Почувствовав, что мочевой пузырь готов лопнуть, он встал из-за стола. В дверях обернулся.
Как звать-то тебя, чертовка?
Нам запрещено называть свои имена. Да ты его всё равно не выговоришь, даже по трезвянке. Называй меня Бестией.
4
Вернувшись, Николай застал Бестию за странным занятием чертовка старательно покрывала копытца алым лаком. Хотя нет, не лаком; Николай узнал начатую банку краски, оставленную им в сарае. Вместо кисточки Бестия использовала кончик собственного хвоста и, надо признать, с хвостом она управлялась довольно ловко. Жаль только, аккуратностью чертовка не отличалась пол вокруг копыт был забрызган краской.
Что ты творишь?! возмутился Николай.
Красота требует жертв! гордо ответила Бестия.
Николай хотел объяснить чертовке, кто сейчас падёт жертвой этой красоты, но голову вновь сдавило нестерпимой болью. Он рухнул на кровать, прижимая ладони к вискам. Водки в доме не осталось, а идти за ней в сельмаг разговоров не оберёшься. За водкой надо ехать в райцентр; но не в таком же состоянии. Хорошо бы сейчас в баньку, но свою ещё надо протопить, а в сельскую Николай не ходил. Когда он учился в академии, какой-то лысый очкарик успел прочитать студентам несколько лекций по психоанализу. Потом, конечно, декан его выгнал, объявив, что сей грешник всё к херам сводит. Но кое-что Николаю запало в память, особенно заморочки по поводу телесности. Например, если клиент увидит аналитика выходящим из туалета, то даже такую мелочь необходимо будет обговорить на следующем сеансе. А священник тот же духовный пастырь; негоже прихожанам видеть его голым.
Да и зрелище это не самое эстетичное. Уродливый шрам на груди от прошедшего вскользь осколка, пятна сигаретных ожогов, а главное погон на плече. Страшный след войны. В горах их разведгруппа попала в засаду, и душманы вдоволь покуражились над пленными. Николаю выбили передние зубы, сломали несколько рёбер и вырезали на правом плече три звезды старлеевский погон. На левом не успели, подошедшая рота отбила пленных. К несчастью, помощь опоздала в живых остался один Николай.
Его переправили в Москву, где он три месяца пролежал в одном из лучших госпиталей столицы. С первого дня и врачи, и больные стали называть его Полковником; действительно, расплывшиеся звёзды на плече совсем не походили на старлеевские. Но это была армия, здесь с уважением относились к боевым шрамам. А на гражданке такие звёзды, скорее всего, навели бы на мысль об уголовнике, попытавшемся избавиться от компрометирующих наколок.
Из госпиталя Николай вышел со стальными зубами и твёрдым намерением посвятить жизнь христианскому служению. Поступил в духовную академию, с трудом окончил её, получил приход. В захолустье, конечно ибо был холост, а это не поощрялось. Но на большее он и не рассчитывал.
Николай считал себя счастливым человеком он прошёл сквозь ад, заслужил покой и получил свой покой. Но смерть Дёмина вновь всколыхнула всё пережитое. И вот он лежит на кровати, сжав руками виски, и от боли не может удержать ни одной мысли.
Бестия, позвал Николай, ты же спец по огню?
А то! гордо ответила чертовка.
Можешь мне баньку по-быстрому раскочегарить?
По дружбе?
По дружбе, согласился Николай.
В шесть секунд! отозвалась чертовка. Для друга огня не жалко ни здесь, ни там.
5
Так с тех пор и повелось Бестия навещала Николая после вечерней службы, и они часами вели неспешные беседы. Лучший способ скоротать долгие зимние вечера, когда обрыв на линии и вся деревня сидит без электричества. Да и чертовка наверняка сбега́ла к нему не от хорошей жизни; и нечисти порой хочется отдохнуть душой. Если, конечно, у неё есть хоть какая-то душа.
Да, они враги и что? Кому мешает их общение? Кому было бы лучше, если бы, встретив бесовку, Николай сходу перекрестил её или окропил святой водой? Столкнул бы чёртову девочку обратно в инферно и сидел бы потом один, пялился в потухший экран да предавался грешным мыслям. А так всё ж какой-никакой душевный собеседник. И душевный собутыльник, если тоска накатит. Правда, такое случалось не часто; чертовка пила лишь то, что горит, а спирт Николаю удавалось достать не всегда.
Но главным, конечно, были разговоры. Здесь Тонька проигрывала чертовке вчисту́ю, нечего было и сравнивать. Николай заслушивался рассказами Бестии, хотя никакими ужасами там и не пахло. Лишь скучная обыденность инфернального обывателя. Чертовка питалась пыльцой мерзости с мелких людских грешков и вполне довольствовалась таким положением. Типичное дитя долгого мира, она привыкла к спокойной жизни. И таких, как она, в инфернальном союзе было большинство.
Последнюю войну там вспоминали с ужасом и повторения никто не желал. Этот ужас сдерживал тёмные силы надёжней любых договоров. Хотя договор, конечно, тоже был заключён высокие и низкие стороны обязались не влиять на сложившееся распределение праведников и грешников. Разумеется, это было Гауссовское распределение, иного и быть не могло. Белого Князя интересовали праведники, Чёрного грешники; чертовка, как и большинство мелких бесов, столовалась на пике гауссианы.
Больше всего эти обыватели боялись, что в один ужасный день Чёрный Князь похерит навязанные ему соглашения и начнёт активно культивировать пороки, увеличивая процент грешников в проблемных районах. И тогда хтонь из инферно может прорваться на поверхность, переклинивая мозги миллионам. Если такое случится, войны уже не избежать. А это не только беспощадная жатва на полях сражений, но и последующее процентное перераспределение грешности и праведности естественно, не в пользу проигравшего. Простым бесам война ни к чему, у них и так есть всё, что нужно мелкие грешки простых людей, причём, в неограниченном количестве. Их общее убеждение хорошо ведь живём, спокойно, сытно; так зачем опять начинать.