Бывали, поправила Яна. Сто лет назад. Хотя, думаю, в них никогда никто не жил. Я бы, например, не стала.
Три дома, стоящих на поляне, наводили на Лизавету оторопь. Блуждать по лесу, не зная дороги, было не в пример менее страшно, чем стоять и смотреть на почерневшие хибары.
Она не могла сказать, откуда этот страх, однако он был силен. Дома выглядели нежилыми, но в то же время не казались ветхими, разваливающимися. Что-то поддерживало в них жизнь. Невысокие, со скошенными, скругленными углами, приземистые, словно стремящиеся уйти под землю, скрыться с глаз, они недобро смотрели на незваных гостей.
Толстые стены, низкие круглые окна, похожие на выпученные глаза; немного перекошенные, но крепкие двери, которые не открывались уже много лет, а то и десятилетий От домов исходит тьма, подумалось Лизавете. Что-то в них ловило солнечный свет и поглощало его. Наверняка и внутри непроглядная темень, сырость, холод, черная плесень по углам. Лизавете страшно было подойти, ступить внутрь: вдруг голодный дом и ее сожрет?
Хорошо, я понял: дома тебе не нравятся. Пусть так, вздохнул Ян. Но если пойдем обратно в лес, то добьемся одного: окончательно стемнеет, идти мы не сможем, придется ночевать прямо под деревом, рискуя
Ян! прервала его излияния Лизавета. Я понимаю, не ребенок. Не надо мне объяснять очевидные вещи. Просто говорю, что мне тут не нравится. Разве ты сам не чувствуешь? Здесь мрачно.
Это всего лишь дома. Он сбросил рюкзак с плеч. Старые пустые строения.
«Если я чего-то терпеть не могу, то именно этого. Старых пустых строений», подумала Лизавета, но не стала произносить вслух.
Ночевать в одном из домов я не буду. Точка. Даже не уговаривай.
Это было бы
Нет, твердо проговорила она. Я туда не пойду.
Ян сдался.
Давай тогда палатку ставить, пока еще что-то видно.
Сноровки им не хватало. Ян ставил палатку несколько раз в жизни, и всегда рядом был опытный товарищ, готовый помочь, Лизавета не делала этого вовсе. Но в итоге они одержали победу: палатка стояла, хотя и несколько криво. После пришла очередь костра и ужина. Проблем не возникло, вскоре они сидели возле потрескивающего огня, ели то, что должно было стать романтическим ужином, но теперь лишь служило насыщению, восстановлению сил.
Лизавета согрелась и поела, что способствовало поднятию духа. У них было вино, и, когда молодая женщина выпила пару бокалов, ей перестало казаться, что они не сумеют выбраться из чащи. Да и дома, торчавшие из земли, точно были не построены, а попросту выросли, пробились наверх сквозь почву, больше не выглядели настолько ужасными.
У меня возникла отличная идея, сказал Ян. Утром заберусь на самое высокое дерево и посмотрю, в какой стороне наша деревня.
Прекрасно! несколько преувеличенно, благодаря выпитому вину, восхитилась Лизавета. Давно надо было это сделать!
Умная мысля приходит опосля.
Ближе к полуночи забрались в палатку. Голова у Лизаветы слегка кружилась, тело налилось хмельной тяжестью. Ян отдал ей спальник Семенова, пропахший чужим запахом, но теплый, а сам закутался в одеяло. Лизавета кое-как пристроила голову на жесткую, будто камень, надувную подушку. Было не слишком удобно, но спать хотелось страшно, и, едва успев пожелать мужу спокойной ночи, Лизавета погрузилась в темные воды сна погрузилась стремительно, словно к ногам привязали тяжелый камень, утащивший ее на дно.
Проснулась так же, в один миг перейдя от сна к бодрствованию. Открыла ничуть не заспанные глаза в темноте, и на нее навалилось осознание: что-то не так.
В чем оказалось дело, Лизавета сообразила уже в следующую секунду: пустота. С той стороны, где полагалось лежать и спать Яну, было пусто, оттуда шел холод. Не слышалось сонного дыхания, к которому Лизавета за год их брака успела привыкнуть, не было привычного тепла.
Яна не было рядом, тем не менее Лизавета шепотом позвала его, несколько раз произнеся имя мужа, будто это было заклинание, которое могло сделать так, чтобы он материализовался из мрака.
Не помогло. Она была одна одна среди дремучего леса, в жалком коконе палатки, которая не смогла бы уберечь ее от того, что могло в этом лесу обитать.
Лизавета запаниковала, забилась в спальнике, пытаясь выпутаться из него. С непривычки удалось не сразу, но спустя мгновение она высвободилась из теплого мешка, натянула джинсы и свитер, расстегнула замок и на четвереньках выползла из палатки.
«Он всего лишь пошел в туалет!» пришла спасительная мысль.
Да, но тогда зачем закрывать на замок вход в палатку?
Чтобы тепло не уходило, чтобы зверь какой не пробрался.
Споря сама с собой, Лизавета беспомощно озиралась по сторонам, не видя ничего вокруг.
«Надо бы фонарик взять», мелькнула мысль.
Костер Ян погасил, когда они собрались идти спать. Они не знали в точности, так ли следует поступить, или лучше оставить огонь, чтобы отпугивать диких зверей. Страх устроить пожар пересилил.
Ян! пискнула Лизавета, опасаясь говорить слишком громко. Мало ли кто может услышать и прийти на зов. Янчик, ты где?
Голос звучал почти неслышно, точно она говорила в подушку. Ночь хоронила звуки.
Лизавета встала во весь рост и повернулась лицом к темным домам. Вернее, не совсем темным. В одном из окошек горел свет. Оранжевый плящущий огонек, такой обычно идет от свечи.
Кто-то пришел сюда ночью и зажег свечу в заброшенном доме.
Или там и прежде кто-то был, но не хотел показываться им на глаза?
Нет, что за ерунда! Дома были пусты, никаких сомнений, скорее уж
Лизавета вмиг догадалась, что происходит, и от облегчения засмеялась, хотя ничего смешного не было. Смех прозвучал в неподвижном воздухе неестественно громко и неуместно, как будто она расхохоталась в церкви. Или на похоронах.
Ян, конечно же! Он хотел осмотреть дома, даже ночевать там собирался, но она заартачилась. Знал, что жена будет против, если он туда пойдет, и решил сходить один, потихоньку, пока она спит!
Следом за облегчением пришла злость: какого лешего он так поступил? Оставил одну, а она и без того на нервах! Ушел, не предупредив, не подумав, что жена может проснуться, напугаться.
Но сердилась Лизавета недолго: понимала, что версия внезапно созревшего в голове у Яна решения сходить в тот дом среди ночи не выдерживает критики. Он не сделал бы такого, не пошел бы туда по доброй воле: чего ему там делать?
Лизавета нагнулась, взяла лежавший в карманчике палатки фонарик и решительно направилась к дому. Вчера вечером она сказала себе, что ни за что к этим лачугам не подойдет, и ей по-прежнему не хотелось, но сейчас все изменилось: Ян был там.
Она старательно разжигала в себе раздражение, досаду, даже ярость любые эмоции, которые могли помочь подавить разъедающий внутренности страх за близкого человека. Лизавета чувствовала: Ян не спроста там очутился. Нечто позвало его, и теперь мужу, возможно, грозит опасность.
Глава седьмая
Внутри было пусто. Вопреки ожиданиям ребят, в здании не оказалось мебели, светильников, книг, ковров, посуды, игрушек и прочих предметов быта. Здесь не было того, чем пользовались люди, жившие в поселке более тридцати лет назад: очевидно, уезжая, они забрали с собой все, на что так интересно было взглянуть из двадцать первого века. Оставались лишь голые стены с отвалившимися от них сгнившими обоями, растрескавшиеся оконные рамы, грязные, исполосованные дождями или разбитые окна, стулья без сидений и колченогие табуретки, скрипучие деревянные полы, мусор и крюки, на которых когда-то висели люстры.
Брат с сестрой зашли в подъезд дома, который выглядел менее тронутым временем, чем остальные. Это было единственное жилое здание в три этажа. Роман поначалу этого не заметил, только потом углядел окошки на третьем этаже. Они были маленькие, мансардные, а само здание ненамного выше двухэтажек.