Мам, а ведь его хватятся, наверное? Он же не один в городе
Бежать надо, сынка. Дождемся ночи и уйдем. Через огород к пруду выйдем, а там через улицу роща, ищи нас там!
Решили, чтобы не рисковать, стащить на всякий случай немца, который все же отошел в иной мир, в подпол. Пока ворочали, спросил у матери, как она с ним справилась. Оказалось, пока он на меня отвлекся, она его по башке ухватом огрела. Как уж так попала, не знаю, но не пробив голову, сломала этому черту шею. Похрипел он минут десять тогда и сдох, собака, а я в первый раз увидел труп человека. К вечеру на обоих накатил отходняк. Пока прятали немца, прибирали дом, вроде и ничего было, а как успокоились, началось. Сначала я после перекуса вдруг переблевался, это не вовремя вспомнил о фашисте. И почти сразу за мной мама. Плохо было обоим настолько, что не могли голов оторвать от тазиков, и это нас спасло. Мы, склонившись над двумя тазами, рыгали, вытирали слезы и вновь рыгали, когда открылась дверь и в комнату ввалились сразу два немца. Увидев нас, они загомонили что-то на своем собачьем языке и рванули прочь. Представляю картину, которую они застали. Мы ведь не только над тазами сидели, вокруг, на полу, довольно грязно, а убирать сил нет. Вонища стоит Вот фрицы и сбежали, а мы спустя пару минут оклемались разом. Представляю, что они подумали, картина полностью укладывалась в их мировоззрение: русские свиньи.
Захарка, ты как, сынок? спросила мама, приводя себя в порядок и вытирая губы мокрым полотенцем.
Нормально, мам, но есть еще долго не смогу.
Я тоже. Темнеет наконец. Как назло, сейчас самые короткие ночи стоят, но думаю, успеем.
Мам, давай оружие немца возьмем? предложил я.
А зачем? Поймают с ним, сразу убьют, да и не умею я им пользоваться, а у тебя пока сил мало, не справимся.
Ты права, кивнул я. Действительно, а на фига нам эта бандура? Вот ножичек от винтовки я заныкал. Тоже опасно тащить с собой, но хоть какое-то оружие. Вряд ли я смогу им воспользоваться, надо реально смотреть на вещи, но вдруг выменять удастся на что-нибудь нужное?
Едва вокруг стало тихо, мы с мамой, собрав нехитрые манатки, помчались прочь из города. Хорошо, что жили практически на окраине, частный сектор, так сказать. За нашим огородом пруд и соседский участок, а за ним уже небольшая роща. Пробрались тихо, пришлось попотеть, однако луна светит, да и так ночи светлые. Возле пруда остановились, я сам попросил маму искупаться.
Мам, ну воняет от нас, сил нет. А если немцы собак пустят по следу, по такому запаху они нас сразу найдут.
Дело, сынок, говоришь, да только мыться-то нечем. Но все же ты прав, давай хотя бы сполоснемся и одежду сменим, я тоже себя чушкой ощущаю.
Я первым залез в пруд, раздевшись донага. Мама не смотрела на меня, а больше и не увидит никто, да и было бы там чего стесняться. Быстренько окунулся, потер тело и потрепал волосы, довольно длинные они у меня, я такие никогда не отращивал. Вылез, мама подала мне белье, которое захватила с собой, я оделся и стал смотреть вокруг, нет ли кого. Тем временем и мама, скинув с себя легкий летний сарафан, а затем и белье (я не смотрел, понял, когда увидел, как одежда упала рядом), зашла в воду.
Ой, как ты в ней плещешься, холодная! фыркнула мама, дрожа от холода. Если честно, я тоже заметил, что вода на удивление еще не прогретая, хотя почти июль на дворе. Но позже из рассказов матери я понял, что этот пруд всегда такой, она мне раньше даже запрещала на него ходить.
Пройдя рощу, мы оказались на отличном заливном лугу, я даже засмотрелся, как лунная дорожка освещала блестящую от росы траву. Высокая, мне по горло будет, она мгновенно сделала нашу одежду мокрой, но было не холодно.
Нужно к лесу уходить, а то враз поймают, проговорила мама и, сменив направление, пошла быстрее.
К лесу мы вышли посреди ночи и решили остановиться. Все же, промокнув от росы, мы прилично так замерзли, да еще и купание это У мамы в вещах оказался коробок со спичками, и я обрадовался. Быстренько набрав сухих мелких веточек, я тут же развел костерок. Когда стало светлее вокруг огня, насобирал уже веток посерьезнее. Опасно, конечно, мы даже не углубились в лес как следует, так, прошли метров двести и остановились, но холод брал свое.
Одежды больше нет, Захар, но я сейчас высушу ту, что прополоскала в пруду, подбери колья, надо развесить.
Я мигом сообразил, что мама имеет в виду, и принялся ломать ветки рябины, растущие вокруг. Сырая рябина ломается плохо, намучился прилично, но пять штук все же добыл и, притащив, повтыкал вокруг костра, как указала мама.
Что ж нам делать-то теперь, сынок? мама сидела на земле, опустив голову, а мне отчаянно хотелось ее утешить. Папки больше нет, немцы, война Может, я неправильно поступила?
Когда? не понял я.
Ну, с этим немцем, мама мотнула головой в сторону. Может, не надо было сопротивляться, глядишь, так и жили бы дальше.
Мам, ты чего, он же тебя чуть не убил? вытаращил я глаза.
Да не, сынка, не убить он хотел, мама горько ухмыльнулась и продолжила: Солдаты они, в армии баб нет, вот ему и захотелось. Снасильничал бы меня, но убивать не стал бы, я думаю, вроде сначала не злой был.
Мам, меня просто корежило от ее слов, ты все сделала верно. Думаю, папа бы похвалил!
Папа многозначительно покачала головой мама. Да, Захар, ты прав. Да и противно это, ты еще не понимаешь пока
Все я прекрасно понимал, фриц хотел тупо изнасиловать мою новую маму, как такое может быть не противным? Она же не девка какая-нибудь шалавистая, а семейная, хоть и вдова теперь. Да и кому изнасилование может понравиться? Только козлу насильнику, нормальному человеку от этого противно.
Одежка высохла быстро, мама начала переодеваться, и снова даже не попросив меня отвернуться. Я сначала и не обратил внимания на ее возню, а когда скосил глаза и увидел Черт, какие-то уж слишком простые нравы тут, в этом времени. Каким бы ребенком она меня ни считала, но все же я пацан, мне десять лет, скоро одиннадцать. Отвернувшись, я и сам сменил одежку и повесил сырую на колья.
Долго тут нельзя сидеть, слышишь, опять грохотать начали!
Забрезжил рассвет, ночь заканчивается, мы уже были сухими, и мама предложила идти дальше.
А куда? спросил я.
Отойдем немного подальше от города, будем искать людей. Должны же бежать люди от войны, видел, сколько через Кобрин шло?
Ага, много, кивнул я.
Когда стало светло, идти по лесу было легко и приятно. Через пару часов пути случилось то, что вновь сыграло злую шутку со мной и мамой. Возле кромки поля, на которое мы случайно вышли, наткнулись на четверых солдат. Это были наши, красноармейцы. Все грязные, как чушки, в бинтах и тряпках, пропитанных кровью, было непонятно, как они сюда вообще зашли.
Кто такие! Нас с мамой встретили стволы двух винтовок, направленные в нашу сторону.
Беженцы мы, быстро ответила мама, прижав меня к себе.
Откуда? Винтовки опустились, а я разглядел тех, кто их держал. Странно, что вообще смогли поднять оружие, ранены были все. Рядовые вроде, род войск не понять, гимнастерки в грязи, не разглядеть. У одного, что сейчас лежал на земле, рядом лежит фуражка, густая трава мешает разглядеть, но как бы не зеленая она. Погранцы, что ли?
Из Кобрина, продолжала мама. Вы ранены, вам помочь?
Спасибо, бинтов все равно больше нет, да и промыть нечем.
Ну-ка, мама как-то быстро принялась командовать, показывайте, у кого серьезнее всего, сейчас сарафан распущу и будет вам бинт! Она и правда достала из мешка сменный сарафан, в разноцветный горошек, и принялась его рвать на ленты. Я хотел было подойти к солдатам, когда мама окликнула меня:
Захарка, иди сюда, нужно на тряпку пописать. Я обалдел, а она повернулась к солдатам и разъяснила: Детская моча очень полезна, выведет всю грязь и снимет воспаление!