Надо отдать должное солдатам, даже не думали противиться или перечить. Оба, что были с оружием, дружно указали на одного бойца, который лежал в стороне. Это возле него лежала фуражка с зеленым околышем.
У него ранение в живот, он самый плохой, но там пулю вытаскивать нужно, не поможете вы.
Плохо. Он в сознании?
Нет, уже час как бредит, глаза не открывает.
Извините, ребята, но он, скорее всего, не выживет, грустно проговорила мама, опустив глаза.
Да и сами понимаем. Вон у Петро ногу посмотрите, осколком зацепило, еле шел.
А вы сами? мама обвела взглядом обоих активных пока солдат.
Да мы нормально, царапины, устали очень. У вас ничего поесть нет? Мама развела руками, у нас и правда ничего уже не было, ночью доели то немногое, что она с собой прихватила из дома.
Откуда вы, ребята, из крепости?
О, а ведь точно, Кобрин совсем недалеко от Бреста!
Вышли в крепость, батальоном, еще двадцать второго, мы у вас под Кобрином были. А по пути налет, раздолбали под орех. Этого парня, пограничника, подобрали в лесу, он еще говорить мог, а мы трое из одного батальона. Пехота. Пограничник сказал, заставу с землей сровняли, его и еще троих отправили в соседнюю часть, за подмогой, связи не было уже, по дороге нарвались на немцев, и все, кроме него, полегли прямо там, в поле.
Беда прошептала мама.
Ничего, подхватил еще один солдатик, до это молчавший, отдохнем, чуть подлечимся и выкинем немца обратно, в их поганую Германию!
Да, люди этого времени живут лозунгами, те, кто соображает слабо, ну, или у людей просто сложилась привычка думать именно так. Их ведь старательно учили, воспитывали, прививая мысль о всемогуществе Коммунистической партии. Большевики реально считали, что раз партия сказала надо, то простые люди из кожи вылезут, но сделают.
Они еще долго разговаривали, мама и бойцы, я почти не слушал. Разглядывал их, включая и мою новую маму, интересно же. Другая эпоха, совсем другие люди. Они по-другому думают, мыслят, говорят и поступают. Я уж и не вспомню, видел ли я в своем времени людей с таким мировоззрением. Вначале, вникая в смысл разговоров, я чуть не закричал, что они заблуждаются. Такой наивности мы, люди двадцать первого века, не встречаем давно, изжили ее.
Что послужило причиной того, что мы с мамой пошли вместе с красноармейцами дальше, не знаю, но на том месте мы провели день, а к вечеру выдвинулись. День не просто сидели, прячась, пришлось и потрудиться, даже мне. Не приходя в сознание, умер пограничник, ранение было слишком тяжелым. Копали могилу, солдаты были усталыми и к тому же ранеными, поэтому и пришлось нам с мамой помогать. Лопатки, аж две штуки, у солдат были, поэтому проблем с копкой не было, а вот стоять в яме и выкидывать наверх тяжелую землю для меня еще трудновато. Ну нет еще столько сил, чтобы наравне со взрослыми пахать. Смешно, я прежний старше всех тех, кто сейчас вокруг меня, но выгляжу как ребенок, вот и относятся ко мне все именно как к пацану.
Вечер и часть ночи прошли в пути. Двигались по окраинам полей и лесов, дорогу оставляя в доступной близости, это и сыграло с нами скверную шутку. Уже под утро, когда мы намылились искать место для привала, впереди справа послышался какой-то шум. Это было больше похоже на тихий низкий рев осиного гнезда. Знаете, когда эти полосатые заразы сляпают свой улей где-нибудь под крышей дома, а когда проходишь мимо, слышно гул, это сливается вместе жужжание десятков особей. Вот и тут, гул нарастал, и я, стараясь не привлекать внимания, шепнул маме о том, что и кто находится совсем рядом. Оказалось, я ошибся совсем немного. Да, это были немцы, двигающиеся в клубе пыли по проходящей рядом дороге. Только я маме сказал, что там мотоциклисты врага, а на деле Колонна была большой и растянулась, наверное, не на один километр. Как из нее нас заметили раньше, чем мы сами услышали шум, уму непостижимо. В небо устремились сразу две фиолетовые ракеты, а я мгновенно упал на землю как по команде и начал загребать в противоположную сторону. Мне что-то кричали мама и один из солдат-красноармейцев, но я не слушал. Очнулся, лишь когда началась стрельба и голосов уже не было слышно. Как я вспомнил такое, не представляю, но в голове просто набат звучал: «Фиолетовая ракета, беги куда придется!»
Когда-то очень давно мне не раз попадались упоминания в рассказах фронтовиков, что фиолетовой ракетой немцы обозначали атаку всего подразделения, если на марше замечали противника, то стреляли просто все сразу. Вот и сейчас немцы открыли плотный огонь в нашу сторону. Отбежав чуть в сторону и встав во весь свой маленький рост под какими-то кустами, вглядываясь туда, откуда сбежал, я не мог различить своих. Черт, я потерял маму, да и парней было жалко, надо было крикнуть им о проблеме, а только потом бежать. Стрельба между тем кончилась, но на поле была суета. Не зря я удивился, как нас смогли разглядеть, нет, это фрицы заметили кого-то еще, вот и атаковали, а нам заодно досталось. Я разглядывал силуэты, суетящиеся впереди, и не сразу обратил внимание на лай собак. А зря. Когда собачки оказались совсем рядом со мной, было уже поздно бежать, и я тупо полез на дерево, чтобы не разорвали.
Сбежать от этих друзей человека нереально, я это прекрасно понимал и потому, услышав лай уже под деревом, где я сидел, не удивился.
Ком, ком, крикнул и тут же повторил здоровенный детина в серой форме, направляя на меня винтовку. Второй, стоявший рядом, держал собаку. Где-то рядом слышались голоса и было понятно, что эти два немца не одни тут.
По-русски ни слова, все на своем поганом языке лают. Блин, реально не поймешь, то ли это овчарка на меня гавкает, то ли человек. Рябинка, на которую я взлетел пару минут назад, гнулась под моим легким телом и тянулась к земле. Кричавший фриц взялся руками за ее тонкий ствол и так тряхнул, что я чуть не улетел.
Спускаюсь, спускаюсь, крикнул я и полез вниз. Я почему-то больше боялся собаку, чем немца с оружием. Когда оставалось только спрыгнуть вниз, я показал немцам на собаку. На удивление, те не стали издеваться и отвели ее в сторону. А страшная она, немецкая овчарка, натасканная на задержание. Низкий силуэт, черный с белым окрас и оскаленная пасть пугали серьезно. Слюни капают, а кажется, что кровь
Меня схватили за ворот и слегка встряхнули. Делая вид, что мне ужасно страшно и больно, я завопил. В ответ огрызнулась овчарка. Немцы между собой вели разговор, я плохо понимал, то ли уровень знания языка у меня хромал, хоть и учил когда-то всерьез, то ли фрицы эти голосят на каком-то диком диалекте. Когда спокойно говорят, вроде понимаю, но как-только повышают голос и речь становится быстрой, все, сплошная каша в голове.
Карл, не надо, это ж мальчишка совсем, говорил один из солдат, который и держал собаку. Слов было много, но понимал я не все. На вид собачнику слегка за тридцать, тощий, при этом высокий, он напоминал собой то деревце, с которого меня только что стряхнули.
Да все они большевики и жиды! Тот, что меня держал, был более злым и, в подтверждение моих мыслей, периодически встряхивал меня, заставляя шипеть от того, что ворот впивался в горло. Этот был противоположностью собачнику. Рослый, ростом чуть ниже своего напарника, да и по возрасту явно моложе, лет двадцать пять. У обоих форма была сильно запыленной, вся в разводах от пота и сильно воняла.
У меня такие же два, одному одиннадцать, второму девять, этот не старше их, дай бог десять ему. Поверь мне, там еще ума нет совсем, по своим знаю, простой мальчишка.
Не знаю, не знаю. Давай отведем его к Рольфу, пусть господин обер-лейтенант решает, что с ним делать.
И меня потащили к дороге, от которой я и бежал. Примерно разглядев то место, откуда я стартовал, пытался увидеть маму, но тщетно. Вокруг были только солдаты в серой форме, а убитых не видать.