Григорчук тоже сгорал от любопытства, поэтому продолжил расспросы.
— Вы что же, ходите друг к другу в гости?
— Случается, — застенчиво ответила Надя. — Но чаще всего мы с Игорем оставляем ей нашего ребенка, а сами отправляемся в ресторан или на концерт.
— Твою мать! — в сердцах воскликнул Борис.
Элла зажала рот рукой, чтобы случайно не издать какого-нибудь ужасного звука. Римма механически гладила забравшегося на колени кота. Брысяк урчал, с остервенением вонзая в нее когти и удивляясь про себя, почему его не бьют по лапам.
— Не кажется ли вам, что это уж слишком? — Григорчук сделал большие глаза, как будто никогда не слышал о людском коварстве.
— Но мы же должны хоть изредка побыть вдвоем! — искренне возмутилась Надя.
— Вы могли бы отдать ребенка маме вашего Игоря.
— Она ничего не знает.
— Тогда нанять няню.
— Это дорого. Но знаете что? Я не чувствую себя виноватой. Если жена Игоря такая дура, это ее проблемы.
— Что же в таком случае привело вас сегодня в студию? — задал резонный вопрос ведущий.
— Я хочу заставить Игоря развестись с женой и жениться на мне. В конце концов, у нас растет сын! Но я не знаю, как правильно себя вести.
— А Игоря вы проинформировали о том, что решили прийти на наше ток-шоу?
— Нет, — коротко ответила Надя. — Не думаю, что он был бы доволен. Однако я в отчаянном положении и рассчитываю на помощь телезрителей и тех людей, — она с подозрением смотрела на мерзко ухмыляющуюся писательницу Скандюк, — которые пришли сегодня в студию, чтобы меня поддержать.
— А кто вам сказал, — неожиданно подала голос та, — что мы будем вас поддерживать?
— Ну… Давать советы, — раздраженно поправилась Надя.
— Советы дают тем, кто сомневается в себе, — заявил психолог Анцыпович, тряхнув бородой. — Вы же, девушка, пришли сюда с уже готовым решением. Вы похожи на Буша, который задумал бомбить Ирак. И какие бы доводы…
— Вашему Игорю надо дать в нюх, — неожиданно перебил его инициатор возрождения кулачного боя Куроедов. — Или сломать ему что-нибудь.
— А сейчас — слово нашим консультантам, — поспешно вклинился Григорчук. — Может быть, Ирма Михайловна нам что-нибудь посоветует?
— Как сказала не я, — заявила Скандюк, — желание выйти замуж — это подсознательное стремление к разрушению. Мужчина по сути своей — разрушитель. Он разрушает отношения точно так же, как вещный мир. Гармония вызывает у него идиосинкразию.
— Иными словами, вы советуете нашей героине подавить в себе желание выйти замуж? — осторожно уточнил Григорчук.
— Да.
Надя посмотрела на гнусную писательницу Скандюк и через силу улыбнулась.
— Убавьте звук, — скомандовал Борис и поднялся на ноги. — Надо.., все это обсудить.
— Предлагаю позвонить Астапову и вызвать его сюда! — заявила Дана, сплетая и расплетая пальцы. — И разобраться с ним на месте.
— Сломать ему что-нибудь, — пробормотал Юрий, которому очень понравилось короткое выступление Куроедова.
— Я сама позвоню, — вызвалась Римма, мельком глянув на превратившуюся в соляной столб сестру.
— Только пока не говори ему ничего, — предупредил Борис.
Римма принесла трубку и стала с остервенением давить на кнопки, вымещая на них свое раздражение.
— Занято! — сердито сказала она, отвечая на общий немой вопрос. — А мобильный временно заблокирован. Наверное, он все деньги проболтал. — Она сделала паузу, а потом ядовито добавила:
— С Надей!
— Значит, он дома разговаривает по городскому телефону, — подытожил Юрий. — Надо ехать туда и брать его тепленьким.
— Никто никуда не поедет! — непререкаемым тоном заявил Борис.
— Да почему?
Они все поднялись на ноги и принялись жарко спорить друг с другом. В разгар баталии Брысяк забрался в кресло и лег на пульт, звук снова включился, и гомон в комнате стал в два раза громче. В студии шли не менее жаркие споры.
— В нюх ему — и дело с концом! — рубил ладонью воздух кровожадный Куроедов.
— Как сказала не я… — завела свою песню Скандюк, но ведущий, у которого каракуль уже стоял дыбом, с досадой воскликнул:
— А сами-то вы можете хоть что-нибудь сказать?!
— Выключите звук! — потребовал Борис.
Все повернулись к телевизору и тут увидели, что Эллы нет на месте.
Ее не было ни в ванной, ни на балконе — нигде.
— Она ушла! — испуганно воскликнула Римма, подбежав к вешалке и не обнаружив верхней одежды сестры. — А уже одиннадцать часов! Насколько я ее знаю, домой она не пойдет.