Жребий пал и будь что будет!.. «Аннушка уже разлила масло», как приговаривал булгаковский маг-провидец, но может и не так страшен чёрт, как его малюют?
Драгоценный груз доставили на обнесённую парковым забором территорию затемно, спе́шили возле старых конюшен. Внутрь, оказалось, цейхгаузов, вонявших химией от грызунов или нафталином, запускали голов по пять. Там молодые жеребцы попадали в руки конюха Касымова Алика и двух конюшонков, дегенератов роты службы интендантов. Напором и бесвязным ором обозники выказывали табуну всяческое презрение, потужаясь так обуздать рыпания диких мустангов. «Кусок» прапорщик, имевший в распоряжении хозяйственный кусок в виде склада или службы пронизывал нас адским взглядом, словно жёг рентгеном, морщил нос и оценивал, какой размер обмундирования будет впору. К подбору сбруи Касымов относился более чем наплевательски, копошился вяло, ярлыки сверял на мутный зрачок, и форменную одежду выдавал на вырост, как надысь забеременевшей кобыле
Позади вещевика Касымова два верных прихвостня с остервенением шманали брошенные нами шмотки, будто в них было скрыто золото партии. Тряпьё прощупывалось и протряхивалось, а выпавшее бесцеремонно цеплялось и ныкалось под столешницу хозяина. Забирались наручные часы, электробритвы, ценные вещи. Соизволишь воспротивиться, ощущай харей порцию слюней. Зарились на мой очечник из опойка, ругань вышла в свару, но я сдюжил.
К дерзости церберов прапор был апатичен: отнятое оставалось на складе, и никто не знал, куда потом всё девалось. Шелудивые притягивались на кроткий поводок в минуту, пока на склад заходил лейтенант, но их тявканье возобновлялось вновь чуть тот за порог. Храбрецы!..
Неужели из меня получится сделать такого же стервятника за какие-то два года повинности? Не поддамся
Не поддался, смею заверить. Эта дрянь впечаталась в память, за время службы я ни разу ни на кого не повышал голос, включая молодёжь, став «заслуженным дедом»
Форма мне досталась на размер больше, сапоги в самый раз, и такая удача была скорее редким исключением. Глазок прапора был вресноту замылен: чёботы выдавал с загашником, форма на два размера больше. Карантинного духа окинешь взором страхолюдина как корень мандрагоры слеза выступает! Да и мы пока и не понимали, как держать фасон обмундирования и подгонять под фигуру. Не было на форме навесных знаков различий и нашивок, ушанки спрессованы тюками, шаровары с гимнастёрками мятые как из задницы, сапоги ваксой не мазаны, портянки торчат из голенищ, словно тесто из кастрюли срам!
Посему начинайте, товарищи распорядители, лепить подтянутых и дисциплинированных воинов непобедимой Советской Армии! Шпана к обучению готова!
После очевидения местечковых условностей приличия, уже глубокой ночью вновь прибывших перегнали на широкий плац, окружённый четырьмя трёхэтажками.
В ожидании результатов пертурбации, равнодушие с новой силой овладело толпой. За прошедшие дни и самоотверженно пережитые события нижегородцы между собой уже притёрлись, тут вновь предстояло переформирование и смена окружения неизвестными людьми.
Пока таращились по сторонам, с противоположной стороны плаца к нам спешно подрулили двое военнослужащих в перечёркнутых жёлтыми лычками чёрных погонах. Осмотрели, перешепнулись и втиснулись в гущу оторопевших зевак. Задавать вопросы начали, помечая в записной книжке специалистов, занимавшихся электроникой до армии. Меня на чистую воду вывел сержант с ярко выраженной прибалтийской внешностью, но без акцента настороживший окруживших его новобранцев:
Кто понимает в радиотехнике?
Я занимался в радиокружке, паял мелочь всякую. Успел даже поработать на радиозаводе, уверенно ответил я, чем привлёк внимание сержанта. Сержант выразил недоверие кислинкой на лице, достал из планшета и развернул мне под нос замусоленный чертёж электрической схемы. Ткнул пальцем в скопление элементов:
Что тут изображено?
Резистор
А это? сержант сощурился и очертил «жуков».
Вакуумные лампы гептод и пентод! бегло считая неразличимые сетки радиоламп, ответил я в большей части наугад. Удовлетворённо сморщив нос, и одобрительно зажав губы, переписчик записал мои родовые позывные и продолжил шнырять с расспросами. Кто-то поблизости тоже отвечали по схеме, сержанты закорючили их в блокнотик и ушли, оставив без пояснений.
В каких целях вычленяли приверженцев радиодела открылось на следующий день, а пока нас выстроили подобием прямоугольника и огласили вновь составленный список, кто какой роте причислен. А кого не назовут на боковуху в расположение двенадцатой. Меня обнадёжило сполна, что причислили именно к роте покупателя.
Многих новобранцев, отсеянных в другие подразделения, разбирали по местам прохождения службы. Называли повторно фамилии, ставили парами как несмышлёную детвору, разве что руками сцепиться не требовали, и уводили по ближним казармам. Другим выпал переход за пределы города. Заставили перемотать портянки, проверили индивидуально значит, топать предстояло далеко.
Точно в царство, но видимо уже тридесятое!..
Дошло до оставшихся. Команда поредела до половины начального списка. Завели на этаж и двумя шеренгами рассредоточили вдоль пустой стены. В расположении роты сумрак, лишь немощная лампочка борет темень, мерцая из последних сил, и слышно тихое шуршание швабры. Остолоп, стоя дремавший на тумбочке, очнулся, отделился от подсветки доски объявлений, и вытянулся стрункой как после прогона в волочильном станке. Набрался духу рявкнуть, но уставший вознёй с нами лейтенант поднёс к губам палец и опередил его служебное рвение:
Не ори, люди спят! Дойди, вызови дежурного.
Парниша дёрнулся бежать в темноту, но оттуда брёл полусонный сержант костлявого вида и тонких черт лица словно водицы из лужицы только что испил.
Липич, слушай задачу! подозвал лейтенант, они тихо перекинулись парой слов и офицер вышел, оставив нас дежурному по роте. Больше покупателя я не видел.
Сержант Липич кривил козлиный подбородок и потягивался спросонья. Прибывшие были безразличны; его хватило окинуть нас опустошённым взглядом и гортанно проблеять: «Духи! Занимать койки без простыней и с подушками без наволочек! Вещмешки держать при себе до утра ни звука!» Завидно зевнул очередной раз и гаркнул в сторону санузла: «Дневальный, покажи им свободные места!» Второй дневальный, коего кроме как замарашкой не назовёшь, а посмотришь все такие, драил полы. Выпрямившись, солдат бросил швабру и провёл нас в спальный отсек. Многие как были облачены в затхлую химией форму, так завалились под шинели, одеяла не трогая
Липич не козлом крысой оказался. С утра шептали: видели ночью, он втихушку принуждал чмыря подносить форму своих же сослуживцев и бессовестно протряхивал
Первое утро началось громогласным «рота, подъём», но не нашлось человека, желавшего гнать нас на зарядку. Приписка неясна до сих пор, тратить энергию было влом. Младшего сержанта вынуждали заняться молодняком, он отнекивался, но Показал мудрости заправки кровати и наведения кантика по краю, правила намотки портянок, чтобы мозоли не дулись в неподходящих местах. Чьему-то «а можно?» подрезал: «Можно Машку за ляжку!» Озвучил список, что должна содержать прикроватная тумба, и что нам светит в случае невыполнения этих мелочей
До завтрака вошкались в казарме, после так называемого «приёма пищи» немногие ду́хи со мною в числе получили задание вымести проезжую часть, газон и тротуар возле бригадной столовой. Молодняк надо было на какое-то время занять, и нескольких непридельных солдатиков отправили чистить и без того неплохо блестевшее.