Раньше это выводило Бориса из себя, превращая любой разговор с ней в прогулку по минному полю. Теперь же переродилось в теплые, немного грустные воспоминания о том, что уже не повторится.
Избавилась от воинственного деда? полюбопытствовал Борис. Хотелось подойти ближе, сесть рядом или хотя бы поцеловать в щеку. Но он слишком хорошо помнил, что теперь стоит между ними. Борис остался у входа в беседку, и дождь по-прежнему барабанил по черному зонту.
Он не воинственный дед, покачала головой Полина. Федор Михайлович потерял слишком многих слишком быстро, от такого невозможно просто отмахнуться.
Извини, туповато прозвучало
Не извиняйся, я прекрасно знаю, что ты на самом деле все понимаешь. Для его семьи эта поездка должна была стать большим событием: три поколения вместе. Он с женой, его сын с женой и два внука.
А один из внуков умер?
Не только это. Умер внук и умер сын, а второй внук и невестка в реанимации. Выживут или нет пока непонятно.
Да уж Борис не знал, что еще можно сказать. Слова всегда оставались вотчиной Полины.
Не пострадали только Федор Михайлович и его жена, потому что их поселили в другой корпус, продолжила Полина.
И что теперь? Он считает, что руководство отеля виновато в чем? Что не эвакуировало весь первый корпус с началом грозы?
В том, что вообще использовало его. Федор Михайлович считает, что первый корпус был аварийным и руководство об этом прекрасно знало.
Очередная теория заговора Как ты там говорила? Способ справиться с потерей?
Именно так. У каждого свой. Как ты держишься вообще? Страшно ведь там?
Да, вздохнул Борис. Но ведь и на твоей стороне страшно?
Иначе и быть не могло.
Когда-то такие разговоры были для них нормой и даже спасением. Борис и Полина могли работать на разных объектах, но по вечерам всегда встречались дома. Он говорил ей о том, что видел. Она рассказывала ему о том, что слышала. Потом они засыпали, прижавшись друг к другу, плотно, жарко, словно боялись отпустить.
Это помогало ему. Уже потом, с другой женщиной, Борис пытался такое повторить, да не сумел.
Впрочем, не повторялось это и сейчас, с Полиной, просто напоминало о былом. Это не то же самое, если нельзя подойти поближе и хотя бы взять ее за руку. Даже если хочется особенно потому, что хочется. Борис вдруг осознал, что долго так не простоит. Подсознание скоро начнет подкидывать ему оправдания: что они одни, что никто не увидит их сквозь ночь и дождь, что никто не узнает
Нужно было уходить немедленно, пока ни одно из этих оправданий еще не сработало.
Ну, я пойду неловко улыбнулся он. Завтра рано вставать.
Полина не собиралась его удерживать. К сожалению.
Спокойной ночи, только и сказала она. Надеюсь, эта ночь будет действительно спокойной.
* * *
На берегу кричали чайки, словно предупреждая о возвращении непогоды, а потом затихли и начался дождь. Порыкивание грозы, слабое и безобидное, разогнало людей по номерам. Марат видел, что они напуганы, а сам страха не чувствовал. Может, это было несколько наивно, однако его не покидала уверенность: тот самый шторм уже не повторится.
Поэтому Марат на собрании слушал руководство отеля вполуха. Он и сам знал то, о чем они твердили снова и снова, чувствовал на уровне инстинктов.
Когда все эти бессмысленные посиделки были закончены, он вместе с режиссером и его ассистенткой отправился отсматривать сторонний видеоматериал, закупленный для будущего фильма. Надо все-таки вспомнить, как зовут эту девицу, а то уже неловко Там же что-то простое было Катя? Лена? Нет, без вариантов.
А потом Марат отвлекся на сценарий и вообще перестал думать об ассистентке.
В сценарии была запланирована и часть о жертвах, погибших не при крушении здания. Марат думал, что их вообще нет, а таких оказалось немало. Сотрудники, которых выгнали на пляж собирать мебель нескольких унесло кипящими волнами. Пятеро человек, друзья, приехавшие вместе, отправились в заповедник, на холмы снимать приближение шторма с вершин. Больше их никто не видел. Похожая судьба постигла и молодого парапланериста, который решил подняться в небо и, как он сказал родным, «лично встретиться с непогодой». Его на это уговорили местные дельцы, обычно катавшие туристов на катерах.
Встретился, ничего не скажешь. Гроза подобралась к пляжу куда быстрее, чем можно было ожидать. Трос оборвался, и несчастного парапланериста унесло куда-то в сторону деревьев. Потом злые языки поговаривали, что никакого случайного обрыва не было. Чтобы спастись, владельцам катера требовалось как можно быстрее добраться до берега, а огромный парашют их здорово задерживал, тут еще и нож под руку подвернулся Разбираться с этим предстояло местной полиции.
Ну и конечно, был «Сонай». Большой прогулочный катер, организовывавший дальние экскурсии вдоль побережья, с остановкой в живописных бухтах на купание, а потом с рыбалкой в открытом море. В тот злополучный день он уплыл с утра, когда никто еще не знал о грядущей беде. С тех пор он не выходил на связь, судьбы экипажа и туристов оставались под вопросом.
Все эти жертвы считались не погибшими, а пропавшими без вести, таков закон. Он оставлял за родственниками право надеяться до последнего, и они за это право держались. Марат даже видел их несколько раз на территории отеля: группы замученных, потерянных людей, державшихся вместе. Они большую часть времени оставались у моря, словно только оттуда могло прийти спасение. Они повторяли друг другу и окружающим, что если тела не нашли сразу то люди живы, обязательно живы, без вариантов!..
Это было объяснимо, но наивно. Парапланериста, например, обнаружили довольно быстро. Ветер играл с ним, пусть и недолго, а потом швырнул надоевшую игрушку вниз на сосны, и сухие острые ветви пробили молодого мужчину насквозь. Когда его нашли, кто-то снял тело на видео, и для документального фильма зачем-то купили эти кадры.
Теперь Марат смотрел на экран и видел не человека даже, а огромную странную бабочку. Обрывки параплана превратились в крылья, шлем и очки искажали человеческие черты, и возникала иллюзия, что все не по-настоящему, очередной спецэффект, постановка
Это чувство появилось не впервые и оно тревожило Марата. Чужое горе обжигало его, но почему-то не воспринималось до конца. Как будто он снова оказался на съемках художественного фильма, где он всего лишь играет роль, как и все вокруг него.
Никто не ранен.
Никто не умер.
Слезы на щеки накапали гримеры, чтобы в кадре смотрелось красиво.
Это никак не могло быть нормальным. Здесь, в этом отеле, Марат получил подтверждение того, что мир на самом деле очень хрупкий. Вроде как все это знают, но забывают, потому что забыть удобней. А потом одно неловкое движение, изнутри или извне, и вот мир рассыпается на бессмысленные осколки. Как это принять? Как вообще что-то планировать? И почему не больно от этого осознания? Недостаточно больно Марату казалось, что именно боль в таких случаях удерживает на границе человечности. Может, он уже соскользнул? Начал тогда, давно, когда ему об этом кричала в ярости Ксения, а завершил уже сейчас, и обратного пути нет Ксения ведь говорила, что он бездушное чудовище. Может, права была?
Хотелось обсудить это хоть с кем-то, но уж точно не с режиссером и его безымянной юной ассистенткой. Они даже на экран не смотрели, они забыли про кровавого человека-мотылька. Они думали только друг о друге и все ждали, когда же Марат наконец уберется и оставит их наедине.
Марат не стал испытывать их терпение, ушел, не объясняя причин. Дождь на улице не прекратился, так что прогулки исключались. Но оно, может, и к лучшему: все сейчас собрались в двух уцелевших корпусах, и ему проще будет найти кого-то из психологов.