Большак, дед Унятин, на Добровою из-за кос вернее, их отсутствия не рычал и заплетать не неволил, знал, что у сотника Михайлы Добровоя-дева в большом уважении ходит, и через уважение это можно многого для семьи да для рода добиться.
Сама по себе нынче была Добровоя, как кошка. В девичью школу к боярыне Анне, Мишиной матушке, не шла, к иным тем более. Пуще всего девица свободу ценила. Свободу и вящее к себе уважение.
Так что не только из-за красоты Ермил к ней «присох» По хозяйству же Добровоя хлопотала исправно и всю работу девичью делала: колола во дворе дрова, таскала воду в больших кадках, даже полоскала в проруби белье. Однако же при всем при этом не забывала и в Михайлов городок на тренировки воинские сбегать, и в библиотеке над книжкою посидеть. Не одна с Ермилом. Давно уж приметила Войша отрок от нее млел, и оттого возникало в девичьей душе некое горячее томление, отчего хотелось то ли запеть, то ли пойти в пляс, а лучше предаться лихой плотской любви, и потом сразу в церковь. Упасть на колени пред образами и молиться, молиться, молиться Это старые боги плотскую любовь чем-то плохим не считали, по учению же христианскому грех это все, грех, а помыслы такие греховны!
В тот самый день, когда сотника Михайлу терзали недобрые подозрения из-за плохих вестей, на двор Унятиных заглянул странник с письмом да не с какой-нибудь там берестой, а все честь по чести бумага в свитке! Бумагу здесь же, в Ратном, на мельницах делали и в Туров с выгодой отсылали. В первую голову ко двору княжескому, но и иным не возбранялось купить, коли средства имелись.
Встал у калитки странник, дождался, когда кто-то из челяди на улицу выглянет, поклонился, шапку сняв:
Добровоя, девица Унятина, тут ли живаху?
Войша-то? Тут. А что тебе до нее, божий человек?
С обозом я, из Турова в Киев и дальше, по святым местам, оглянувшись, странник перекрестился на видневшуюся невдалеке деревянную церковную маковку. Так в Турове проездом Рогволд-варяг был и супружница его Горислава
Ой, наша ж эта Горислава-то Горька!
Так вот, она просила послание сие передать родичам своим в Василькове Говорит, девица Добровоя их знает.
Ну, ясен пень, знаю! выглянув из калитки, деловито пробасила Войша. Хмыкнула да, отодвинув челядинку, протянула руку: Давай письмо-то.
Что ж, пришлось идти. Да в Васильково-то по хорошей лыжне в радость! Вдоль реки, потом перелеском, и сама не заметишь, как уже и пришла, прикатила. Погодка-то хороша солнечно, морозец легкий лыжи словно сами несут.
Так Войша и сделала сунула за пазуху письмо, встала на лыжи да покатила, только ветер в ушах засвистел! Быстро ехала, да, по правде сказать, на лыжах-то мало кто за Добровоей угнался бы.
Мчалась девчонка по наезженной санями дорожке, радовалась хорошему дню и вот этой своей прогулке. Раскраснелась вся, довольная, даже песню запела до чего ж стало на душе хорошо! Так и песню пела хорошую, радостную:
От ворот Ратного, мимо пристани, мимо гостевого дома, тоже пели спускались к реке девчонки, несли корзинки с бельем:
Непростая была песня, не такая уж и веселая, добрая Про древнего бога Велеса Ящера, Яшу, злобного дракона, пожирающего людей.
Пели девчонки да несли к проруби тяжелые корзины с бельем. Вот еще одна из ворот вышла. Тоже с бельем. Хорошая знакомая маленькая востроносенькая худышка. И как она только тяжесть такую тащит? Корзина-то больше нее!
Здрава будь, Мира! Войша вспомнила имя, поздоровалась.
Девушка улыбнулась:
И ты!
Небось, своих уже не нагонишь, остановившись, Добровоя сунула руку за пазуху проверить, не потерялось ли письмо. А то ведь, неровен час, могло и выпасть! Не, на месте вон оно, вон
Да никакие они мне вовсе не свои, не полруки даже, Мира с видимым удовольствием опустила корзинку в снег. И поспешать мне некуда вот еще! И без них приду меньше народу. А ты куда справилась?
В Васильково.
Небось, красиво там посейчас, да. А уж летом ух! Дух такой кругом медвяный Одуванчики, васильки
А сейчас снег один. Правда, солнышко. Ладно, пойду
Доброго пути, Войша.
Полчаса, час Войша уже далеко усвистала. Оглянулась на круче и Ратное, и Михайловский городок в дымке, едва видать. Пристань, крепость, домики все такие маленькие, игрушечные.
По-бер-регись!
Мимо, по санной дороге, подгоняя лошадь, прокатил какой-то дядька в рыжем лисьем треухе и овчине.
Эй, дядько! До Василькова как ближе?
Возница обернулся услышал:
Эвон, к дубраве сверни. Налево.
Спаси тя Бог, дядько!
Налево, к дубраве, уже было кем-то хожено виднелась припорошенная свежим легким снежком лыжня. По ней Добровоя и пошла, недолго думая. Теперь уж точно не заплутает! Кто-то ведь шел же!
Мимо орешника, через ракитник, мимо трех высоченных лип, и дальше резко вправо И что бы это так резко-то вдруг?
Оп!
Провалился вдруг снег под девчонкой! Разверзлась под ногами темная яма, затянула. Войша и вскрикнуть не успела, как уже упала на самое дно! Темно кругом, страшно и еще чем-то воняет противно.
Девушка быстро пришла в себя, в первую голову себя осмотрела, прислушалась Руки-ноги целы уже хорошо, значит, можно жить, значит, ничего выберемся! А ведь могла бы Вон колья-то кругом острые! Еще б немного и Ух-х! Добровоя пнула ближний кол ногой тот и переломился тут же! Трухлявый. Старая волчья яма, ага! Однако кто ж ее на тропинке-то устроил? Или не на тропинке а на звериной тропе. Но кто же по ней недавно проехал и не провалился? Как так? Ведь она-то, Войша, по чужой лыжне шла. И вот тебе на! Не гадала, не думала Ладно, что зря тосковать выбираться нужно.
Девушка поднялась на ноги и осмотрелась. Резкая боль вдруг саданула в бок Все же задело-таки колом? Да нет, крови вроде не видно. Может, просто ребро сломано Двигаться больно, да И правую руку толком не поднять. Плохо. Как теперь выбираться-то? Тем более что колья все кругом старые да гнилые. А до верху-то сажени полторы не допрыгнешь, не выберешься Вот ведь угораздило-то!
Сверху, сквозь образовавшуюся дыру, пробивался свет оставшегося где-то в недосягаемой вышине неба. Превозмогая усилившуюся боль, девушка вытащила все колья, выбрала наиболее подходящие. Сняв с ног обмотки, связала получился длинный такой шест. Проткнув слой старых веток и снега, Войша прислонила шест к краю ямы. Поплевала на руки полезла Ах, больно-то как Ну, еще чуть-чуть, еще еще Вот и солнышко! И
С треском переломился шест, и бесстрашная девушка ухнула вниз, едва не сломав ноги Хорошо еще, жива осталась. Сиди теперь, кукуй! Или пой песни, авось да услышит кто. Только вот кому в это чертово Васильково нынче надо? Да и от дороги вдалеке Кто же все-таки здесь прошел-то, а?
* * *
Осматривать место происшествия Ермил отправился сразу после полудня. Пока сменился со стражи, пока получил приказ После всех недобрых известий на душе как-то мерзко стало, тревожно. Златомир, Вячко Старые друзья-соратники и вот так, погибли. Невзначай, по-глупому Можно сказать у себя дома. Эх, жизнь! Как сказал Тимофей Кузнечик «жиза»!
Поначалу отрок хотел взять на конюшне лошадь, но пока шел, раздумал на лыжах-то выходило куда быстрее, напрямки. Сначала по васильковской дороге, потом к реке свернуть там, по пути, и будут Вячкины охотничьи угодья, там же рядом и пост.
Взяв с собой котомку с нехитрой снедью, отрок встал на лыжи и живенько заскользил по санному тракту. Туда час, да столько же обратно, да час-полтора там. До темноты вполне можно успеть. Если не оставаться в казарме на обед. Вот Ермил и не остался, прихватил, что было, с собой.
Хорошо продвигался парень, быстро лыжи скользили ходко, несли с ветерком. Вот уже и ольховник показался, повертка у трех высоких лип. Еще версты две и Где вот только повернуть лучше? Сразу за липами? Или дальше к Василькову проехать?