МЛС. Милый, любимый, свободный?
Антифэнтези
Михаил Бурляш
Иллюстратор Елена Дугина
Дизайнер обложки Петр Гончаров
© Михаил Бурляш, 2023
© Елена Дугина, иллюстрации, 2023
© Петр Гончаров, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0059-7686-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Русская тюрьма. ХХI век
По мнению тех, у кого нет «сидящей» родни, сесть в тюрьму всё равно что временно умереть. Люди не подозревают, что в стенах СИЗО, лагеря, зоны, тюрьмы бурлит своя жизнь. И это не только удовлетворение базисных потребностей пирамиды Маслоу. Отнюдь. Есть тут и духовные подвиги, и настоящая любовь, и бескорыстная самоотверженность, и поиски смысла бытия, и переосмысление собственной жизни, и многое другое. Как, впрочем, и полная бездуховность, апатия, саморазрушение, садизм и звериная агрессия. Здесь есть всё, что встречается в любом человеческом обществе, потому что тюрьма это модель социума, построенная на обломках человеческих судеб.
Модель эта, конечно, ущербная. Взять хотя бы бытовую сторону. Супермаркеты, спутниковые антенны, интернет, цифровики, планшеты и айфоны кажутся здесь недосягаемой роскошью, вроде как поп-корн или шипучий аспирин в глухой африканской деревне. Есть, конечно, исключения, но они достаются либо большими деньгами, либо большой кровью.
Главная особенность местного «обчества» не внешняя одинаковость людей в робе, не тёмное прошлое, выраженное номерами статей УК и не жёсткая иерархия социальных слоёв от «обиженных» до блатных. Главная особенность острота человеческих отношений. Когда сидишь невозможно «отсидеться». Весь свой срок, 24 часа в сутки от звонка до звонка каждый живёт под десятками пристальных взглядов, и так же пристально всматривается сам. Невозможно спрятаться в свою ракушку, невозможно прикинуться ветошью, невозможно притвориться кем-то другим. Здесь каждый на виду, каждый под микроскопом. Человеческая сущность любого зэка видна как на ладони.
Здесь теряются последние иллюзии и в определенный момент наступает «момент истины», прозрение. Понимаешь, чего стоит государство, в котором живешь. Любой человек, даже самый скрытный, становится прозрачным как кусок пыльного стекла. Узнаешь цену словам и поступкам. Узнаешь цену себе.
А в остальном тюрьма как тюрьма. Всё то же, что и сто лет назад. Старые бараки. Отвратительная еда. Убогие условия жизни. Грубый конвой. Грубый, вплоть до мордобоя, садизма и пыток. Впрочем, это куда повезёт попасть. Говорят, новые Питерские Кресты почище пятизвездочного отеля будут. А вот Ульяновское СИЗО, которое как-то «самовозгорелось» из-за короткого замыкания, унеся жизни четырех человек, было построено аж в 1861 году. Местные чиновники поспешили отчитаться, что «грамотные действия оперативников и сотрудников ФСИН помогли избежать больших жертв». Скажете Ульяновск глушь? Весной 2006 году горела «Матросская тишина» практически центр столицы тоже «короткое замыкание» и тоже с человеческими жертвами. Так что в России горят не только избы
Впрочем, старые тюрьмы, новые один чёрт. Люди везде одни и те же. Души не отреставрируешь. Привычкам капитальный ремонт не сделаешь. А главная привычка в любом ИУ одна зэк это бесправное существо, «контингент», быдло. И отношение к нему соответствующее хоть заслужил человек это, хоть нет. Это для родных ты сыночек, муж, братик. Здесь ты «осУжденный». Хорошо хоть с фамилией, а не с номером. И спасибо, что клейма уже не ставят, как в царских тюрьмах только нашивки с фамилией. В общем, российская тюрьма XXI века это тюрьма с «человеческим лицом». Хотя, конечно, смотря с чем сравнивать.
В конце 19 века в тюрьмах практически при каждой камере были старосты (что-то вроде современных «семейников»). И такими старостами в своё время были люди, чьими именами до сих пор названы улицы всех крупных российских городов Дзержинский, Урицкий, Калинин. А уж то, что в своё время «осУжденными» были Ленин и Сталин, Достоевский и Горький, а чуть позже Солженицын и Бродский, Русланова и Жжёнов, Королёв и Курчатов, и совсем недавно Губерман и Лимонов, Новиков и Кучин, Янукович и Ходорковский вообще общеизвестные факты.
В общем, как пел на мотив «В траве сидел кузнечик» Михаил Ефремов (тоже нынче сиделец) «В тюрьме сидят людишки, Платошки, Лёшки, Мишки». Так что, тюрьма как тюрьма с людишками, с операми, с мерзавцами, с политзаключенными, со стукачами, с невиновными, с блатными со всякими.
Место, где время остановилось, но жизнь продолжается.
Любовь за решеткой
Русалка
Русалка появилась в столовке всего пару месяцев назад, но уже стала местной достопримечательностью. Она встречала всех входящих загадочной улыбкой на большеглазом деревянном лице, выражение которого говорило «знаю-знаю, я всё про вас знаю».
Руки, хвост и чешуя были мастерски вырезаны из обычной липы, а волосы были слегка подкрашены зеленкой. Однако лучше всего «скульптору» удались округлости и выпуклости. От постоянных прикосновений сотен скучающих рук русалочьи грудь и бедра блестели словно смазанные полиролем.
Автор Русалки Толик Деревянный был известен всей зоне благодаря своим золотым рукам. В колонии у него неожиданно открылся талант умение работать с деревом. С его появлением столовка в ИК начала украшаться невероятными резными фигурами были тут и улыбчивые подсолнухи, и бегущий олень, и почти живые переплетающиеся змеи, и пиратский фрегат в пол-стены, и вот теперь девушка с рыбьим хвостом, особо полюбившаяся «контингенту».
Толику было слегка за двадцать, в колонии он был уже два года, а до этого провел год в СИЗО. Посадили его за пьяную драку в кафе, в которой он убил армянина. Из-за чего завязалась потасовка, никто не знал, да особо и не интересовался у каждого здесь были свои истории и свои скелеты в шкафу.
Единственный, кому удалось разговорить Деревянного, был Марат Бочка столовский завхоз, который неофициально ведал всеми харчами. Именно их приятельство и положило начало превращению столовки в зоновский «лувр», как теперь с иронией называли местный общепит опера. Именно Марат, привечая и подкармливая народного умельца, вытянул из Деревянного его грустную и по-своему типичную историю.
Вот и сегодня они сидели на заднем дворе, смолили «трофейные» сигареты и неспешно трепались о том, о сём. Незаметно разговор свернул к теме слабого пола, столь любимой в чисто мужском обществе.
Как там твоя Настя? Написала тебе хоть раз? поинтересовался Марат, лукаво поблескивая карим глазом из-под нависающих густых бровей.
Шутишь? усмехнулся Деревянный, небось, и забыла уже, что я такой есть на белом свете.
А ничего, что ты из-за неё человека грохнул? развил тему Бочка.
Дак, я ж не жизнь ей спасал. Кавалера лишил выгодного. Хотя и не хотел, чтоб так вышло
Дружище, да ты никак защищаешь её? И это после того, как она тебе в душу плюнула? Марат осуждающе покачал косматой головой.
Деревянный пожал плечами и надолго замолчал, прокручивая в голове кинофильм про свою недолгую жизнь. С восемнадцати лет встречался с девчонкой из своего поселка, любил её без памяти, летом чуть не каждое утро букеты ей в распахнутое окно закидывал. Красивая, ладная, голубоглазая, с гладким горячим телом как у отполированной руками зеков деревянной русалки
В девятнадцать Толика в армию забрали, в зенитные войска. Мать рыдала и уговаривала батю «выкупить у Родины» единственного сыночка, но тот, насупив брови, твердил как заведенный: «пусть служит, мужиком настоящим станет». Все так и получилось, с усмешкой думал Толик. Стал «мужиком» только не в армии, а на зоне.