Это Том. Слава богу! Теперь мы со всем разберемся, в чем бы там ни было дело.
Том! Где ты был? кидаюсь к нему и крепко прижимаю к себе, втягивая ноздрями чуть кисловатый запах. Костюмного пиджака на нем нет должно быть, он оставил его в машине. Шепчу ему на ухо: Тут какие-то детективы, хотят с тобой пообщаться
Отрываюсь от Тома в тот самый момент, когда лицо у него стремительно бледнеет. В его густо-синих глазах вдруг что-то проскакивает и, по-моему, это очень похоже на страх.
От волнения у меня начинает крутить в животе.
Мистер Томас Хардкасл? Мэннинг уже стоит, когда мы входим в кухню, и держит перед собой жетон, приближаясь к Тому. Детектив-инспектор Мэннинг, Столичная полиция.
Вижу, как у Тома дергается кадык, когда он судорожно сглатывает.
Да. Чем могу? отвечает он, коротко бросив на меня взгляд перед тем, как вновь переключить внимание на детектива. Я и вправду слышу дрожь у него в голосе?
Думаю, вы можете оказать нам содействие в расследовании убийства.
Глава 2
Бет
Чуть раньше
Кофемашина «Неспрессо» оглушительно ревет, пока я мечусь по кухне, пытаясь делать три дела одновременно. И не только потому, что сегодня понедельник, утро абсолютно любого рабочего дня начинается примерно так же. Лихорадочно, шумно, в спешке и очень рано. К пяти утра Поппи уже на ногах, и минут десять я слышу, как она шебутится у себя в спальне, общаясь со своими бесценными плюшевыми зверюшками львом, тигром и ленивцем, которого купил ей Том, после чего заявляется ко мне, и ни следа ночного тумана в ее чудесных глазках.
В отличие от моих. По-моему, мне еще ни разу не удавалось поспать дольше четырех часов, так что туман у меня в глазах постоянно.
Том уже встал, принял душ и оделся в один из своих многочисленных костюмов темно-серый, это вообще его любимый цвет, что касается большинства его шмоток, и уже сидит за нашим деревенского вида кухонным столом, уткнувшись носом в свой планшет, дожидаясь кофе и меня, пока я на скорую руку готовлю ему завтрак. Это наш обычный, давно установившийся утренний распорядок, прежде чем муж отправится на работу двадцать минут на машине до вокзала в Банбери, где он сядет в поезд до Мэрилебона[3] отправлением в семь ноль четыре. Том и понятия не имеет, каков мой распорядок после этого, но я часто говорю ему, когда целую его в макушку, пока он спокойно сидит, прихлебывая кофе и подчищая с тарелки яичницу, что распорядок этот и распорядком-то не назовешь.
А он каждый раз улыбается, смотрит мне в глаза, подмигивает и говорит: «А по-другому ты и не смогла бы».
Том совершенно прав, естественно. Жизнь прекрасна. Мы оба занимаемся любимым делом он, менеджер по портфельным инвестициям, и я, наконец-то сама себе начальница в своем «керамическом кафе», а в конце дня оказываемся под одной крышей друг с другом и нашей маленькой Поппи. Мы предмет зависти со стороны наших соседей и друзей. Ну, во всяком случае, я считаю, что у меня-то все-таки есть пара-тройка друзей Том не большой любитель заводить знакомства и практически так и не влился в общественную жизнь нашей деревни с того момента, как мы переехали сюда. Вот что делает с человеком слишком длительное пребывание в Лондоне если выражаться его языком, он совершенно «деквалифицировался» в деле внерабочего общения. Когда мы с ним только познакомились, семь лет назад, Том был настоящей душой общества, само обаяние, острослов и умница. Но лондонская обстановка не требует тех усилий, какие ему пришлось бы предпринимать для этого здесь, в маленькой деревне. Надо мне все-таки собраться с духом и как-нибудь созвать гостей на ужин малость подтолкнуть его. Это и мне самой будет полезно я так много работаю в своем кафе, что уже и забыла, каково это «вращаться в обществе». Но все-таки надеюсь изменить это при помощи своей новой затеи книжного клуба[4].
Прикончив яичницу и убрав тарелку с кружкой в посудомоечную машину, Том первым делом целует на прощание Поппи, а потом подходит ко мне, обхватывает меня за талию, притягивает к себе и целует в губы. Губы у него удивительно мягкие, полные. Какая бы суматошная спешка ни царила у нас по утрам, я всегда смакую этот момент, выпиваю его до дна. Том хватает меня за попу и сильно стискивает, отчего по всему моему телу пробегает сладкая волна.
Я мог бы поиметь тебя прямо сейчас, на кухонном столе, жарко выдыхает он мне в шею, подкрепляя эти слова еще более чувственными поцелуями.
Мог бы. Только, по-моему, у твой дочери нашлось бы что сказать по этому поводу, шепчу в ответ, едва не задыхаясь.
Поппи слишком поглощена перемещением деталей своего завтрака с одного края пластиковой тарелки на другой, перемешивая хрустящие хлебные палочки с кусочками банана, а затем водружая поверх получившейся горки располовиненные клубничины, чтобы обращать внимание на то, чем мы заняты. Но Том все равно отстраняется и шумно выдыхает.
О боже, и что вы со мной творите, миссис Хард-касл Он смеется над своей обычной шуткой[5], отчего в уголках его пронзительно-синих глаз собираются морщинки. Хочешь отправить меня на работу в таком состоянии? добавляет Том, хватая меня за руку и прижимая ее к своей ширинке. По-моему, тебе стоит закончить начатое. Что мне теперь с этим делать?
Смеюсь.
Веди себя прилично! Как-нибудь переживешь. Собираюсь отдернуть руку, но Том крепко удерживает ее на том же месте еще секунду-другую.
Да уж Похоже, больше ничего не остается. Ладно, мне пора бежать. Можем продолжить с того же места, когда я вернусь домой.
И он уходит, оставив меня слегка запыхавшейся стоять все в той же позе спиной к кухонной стойке. Поппи тянется к планшету Тома, который он оставил посреди стола.
Посмотрим «Сибибис»?[6] спрашивает она, уже нацелившись на планшет.
Ой, погоди! Хватаю мокрую тряпку и наскоро протираю ей руки. Думаешь, папе понравятся отпечатки липких пальчиков на экране?
По правде сказать, папе не понравилось бы, что она вообще его трогает. Он бережет свой планшет как зеницу ока, но эта штуковина настолько удобна, когда надо чем-то развлечь Поппи, что я тоже частенько им пользуюсь, когда Тома нет поблизости. Передаю ей планшет, пока занимаюсь кое-какими своими делами. Чуть больше чем через час Поппи уже одета, ее рюкзачок с эмблемой детского телешоу «Волшебный сад» собран, и она терпеливо ждет у входной двери, пока я не соберу свои вещи. Вихляется из стороны в сторону, напевая про себя что-то, чего я не могу разобрать. Ну и на здоровье. Поппи не очень любит ходить в садик, но стоит ей там оказаться, как все уже в порядке. С остальными детишками в группе у нее не особо-то теплые отношения по крайней мере, она вроде как никогда не упоминала кого-то по имени. По-моему, тут дочка пошла в меня в том же возрасте трудно проникнуться к кому-то доверием. Наверное, и мне до сих пор трудно. Хватаю со столика в прихожей ключи и стопку самодельных афишек.
Ой, погоди секундочку! Куда ты положила папин планшет, лапочка? Обвожу взглядом прихожую, потом быстро заглядываю в кухню, но нигде его не вижу.
Э-э Я положила его в э-э Поппи пожимает плечиками.
Неважно, потом найду. У меня уже нет времени для поисков. Ладненько, моя маленькая Поппи-поппет[7], пошли!
Когда выходим из дома, беру ее за руку.
Какие красивые, правда, мамочка? говорит она, показывая на цветы в саду свободной рукой. Не готова сказать, как они называются, но Поппи права они и правду красивые: красные, синие, нежно-розовые Вьюнки с белыми цветочками обрамляют входную дверь, придавая ей домашний и приветливый вид. Как раз это и привлекло нас в этом большом коттедже, когда мы решили переехать в Лоуэр-Тью из Лондона. Он сразу нам приглянулся. Увидев его соломенную, как на открытке, крышу и ярко-красные кирпичные стены, мы влюбились в него почти с такой же быстротой, как в свое время друг в друга.