Несколько часов, уже как солнце взошло, обрадовался снова тот, и отведя руку в сторону стола, стоящего вдоль комнаты, добавил, Завтрак, уже накрыли.
Мне бы умыться и это, Сидор огляделся, В туалет сходить.
Куда, не понял Митрофан.
Пописать, почему-то шепотом, ответил Сидор.
Ах, до ветру, обрадовался Митрофан. Так, для этих целей у нас ведро имеется, и он, нагнувшись под лавку, вытащил большое, медное ведро.
А что помещения у вас специального не предусмотрено здесь, покрутив в руках ведро, немного сконфуженно спросил Сидор.
Зачем, удивился Митрофан. Ермило вынесет. Это его работа.
Ладно, махнул рукой Сидор, и взяв в ведро, отошел в дальний угол, пописал, стесняясь сильно звенящей струйке.
Потом Митрофан полил из ковшика водой в то же ведро и Сидор, умывшись, присел к столу, где на большой глиняной тарелке лежали два корнеплода.
Это, что брюква, поднимая корнеплод за длинный корешок, уточнил Сидор.
Репа, пареная, с гордостью ответил Митрофан и пододвинул большую кружку, А это квас. На хрене настоянный. Ключница наша делает.
Что у вас кроме кваса, ничего другого нет, отхлебнув, спросил Сидор.
А чего еще другого пить, удивился Митрофан.
Квас, однако, Сидору понравился. Впрочем, и репа на голодный желудок пошла хорошо.
Позавтракав, он вытер руки полотенцем и спросил, взглянув пристально:
Ну, что тут у вас делается? Что за порядки? Рассказывай.
Так ничего хорошего государь, сделав кислое лицо, начал Митрофан, Царской власти нет. Боярская дума правит. А они известно, прежде всего, о себе пекутся. Казну растащили по своим подрядам. В N-ске поляки хулюганят. В Пскове шведы разбойничают. На юге вообще все, кому ни лень. Татары того и гляди снова Казань под себя приберут. Ничего хорошего, государь.
А народ что? Не ропщет?
Он бы и роптал. Только кто ему даст, вздохнул Митрофан и испуганно оглянувшись, добавил шепотом, Они. Бояре. Омоновцев завели. Это типа, как при батюшке вашем, опричники были. Только опричники, они против бояр, а эти, омоновцы, наоборот, за них, против народа и царской власти. И попробуй только поропщи. Вмиг скрутят и сюда, в следственный приказ. А отсюда уже никуда.
Как ни куда, не понял Сидор.
В смысле или на плаху, или в рудники. Еще неизвестно где лучше, со знанием дела поведал Митрофан.
Ну, а ты то, тогда почему здесь служишь? Раз властью боярской не доволен.
Тсс, прижал палец к губам Митрофан, Потому и служу, что ни на плаху, ни в рудники не хочу попасть. Разве в Кваскве когда-нибудь по-другому было?
Ну, и что теперь мне делать прикажешь, вопросительно посмотрел на него Сидор.
Не знаю, пожал плечами Митрофан, В Кремль, наверное, надо ехать. Объявлять, что ты государь законный. Думу боярскую распустить. И, чтоб все присягнули.
А если откажутся, с сомнением спросил Сидор.
Ну, а кто откажется, того на Лобное место тащить. А Ермило там им быстро головы в порядок приведет, почему-то весело ответил Митрофан и глупо засмеялся.
Ну, откуда в вас столько жестокости, укоризненно произнес Сидор, Знаешь, что я в первую очередь сделаю?
Приказывай, государь. Митрофан притянул к себе лист бумаги и макнул перо в чернильницу.
Я в первую очередь отпущу, всех кто в этих темницах томится, решительно произнес Сидор.
И, что? И польских шпионов тоже, уточнил Митрофан.
Откуда известно, что они польские шпионы, строго взглянул на него Сидор.
Так, сами сознались. На дыбе. Под пытками. Никто их за язык не тянул.
Освобождаем, махнул рукой Сидор, Кто там еще есть?
Да, так в основном по мелочи сидят, кто боярину не угодил, али украл на базаре сапоги.
Освобождаем.
Всех?
Всех, воодушевленно ответил Сидор.
Это ты правильно, государь делаешь. По справедливости, одобрительно произнес Митрофан, Теперь тебя народ по любому поддержит, и он, макнув перо, быстро написал указ и протянул бумагу Сидру, Готово.
Что подписать надо?
Не. Ты перстень в чернила опусти и печать поставь, подвинул чернильницу Митрофан.
Сидор снял перстень макнул его в чернильницу и приложив к указу, вернул ему бумагу.
Отлично, посыпав мелким песком лист, одобрительно произнес Митрофан и крикнул, повернувшись к дверям, Ермило! Подь сюды.
Дверь приоткрылась и просунулась лохматая голова палача.
Государь приказ издал, потряс бумагой Митрофан, Всех заключенных выпустить из темницы и имущество ихнее им возвернуть.
Вот, и славненько. Дождались, наконец, то царской милости, лыбясь щербатым ртом произнес Ермило и, перекрестившись, поклонился Сидору.
И вот чего, начальственным тоном продолжил Митрофан, Запряги нам карету. Царь-государь в Кремль поедет.
Слушаюсь, чуть не до пола поклонился Ермило и исчез за дверью.
Смотри, как люди быстро меняются. Вчера только палачом был, на дыбу меня собирался вздернуть, с юмором произнес Сидор.
А то, гордо поднял голову Митрофан, Соскучился народ, по государевой власти. Ой, как соскучился. Любого самозванца готов был на трон посадить. Сколько их тут за эти годы прошло. Лжедмитрий первый, стал загибать пальцы дьяк, Второй. Третий. Четвертый.
Теперь, вот я, пятый усмехнулся, Сидор.
Какой же ты пятый, не согласился Митрофан, Ты настоящий. У тебя вон и печать, и грамота самого Иван Васильевича имеется.
Тут дверь снова распахнулась, и показалась голова Ермилы: «Карета подана, государь».
Тогда, поехали, вставая из-за стола, торжественно произнес Митрофан, Пора страну с колен поднимать.
***
Они ехали в облезшей, скрипучей карете, громко стуча деревянными колесами по бревенчатому тротуару.
Потерпи, государь, больше сам себя успокаивал Митрофан, До Кремля доедем. Там выпишут тебе настоящую, царскую карету, с золотыми орлами и на рессорах.
Ехали медленно. Впереди тянулись множество телег и карет различного калибра. Иногда вообще останавливались, и стояли минут по двадцать. А скоро застряли на целый час.
Чего ждем то, выглянул из окна кареты Сидор.
Так, тротуары новые укладывают. Весь правый ряд теперь забит телегами с лесом, недовольным голосом ответил Митрофан.
И действительно, слева и справа, кипела работа. Множество низкорослых, узкоглазых мужичков, в каких-то тюрбанах, как муравьи копошились вдоль дороги, разбирая деревянные тротуары и загружая снятые доски на многочисленные подводы, тянувшиеся вдоль дороги. Тут же с противоположной стороны подъезжали другие телеги, доверху загруженные такими же с виду досками. И тут же мужички в тюрбанах, выстроившись в цепочку, разгружали и складывали их вдоль дороги в штабеля, отчего проезжая часть, сильно сужалась, и образовывался затор из проезжающих экипажей.
Липовые доски на березовые меняют, прокомментировал Митрофан.
Зачем, не понял Сидор.
Говорят более долговечнее, пожал плечами Митрофан, Хотя год назад, сосновые на липовые меняли и тоже говорили, что долговечные. А в следующем годе, еще какие-нибудь более долговечные найдут. Тут все время так. Знай только деньги из казны выписывай, и он тяжело вздохнул.
А, что за странные рабочие такие, кивнул на проходящих мимо кареты мужичков в тюрбанах, весело разговаривающих на непонятном языке, Не наши вроде.
Гастарбайтеры, без запинки произнес Митрофан, Их Собякин с Бухарского ханства выписывает. И в три раза меньше платит против наших.
Кто такой Собякин, уточнил Сидор.
Главный квасковский боярин, с уважением произнес Митрофан, Его смотрящим за городом боярская дума поставила. Не все конечно он под себя, гребет. Делится с ними. А то бы не поставили.
Ничего не изменилось, вслух подумал Сидор и тут наконец-то они медленно стали продвигаться вперед. Но через некоторое время, впереди идущие телеги и экипажи, стали прижимаясь к обочине, замедляя скорость.
Кто-то из Кремля едет, со знанием дела объяснил Митрофан, и отдернул занавеску, выглянул в другое окно.