Зачем, удивился Сидор.
Как зачем. «Ослабить Квасковское государство и в веру его католическую перевести», со стоном произнес дьяк.
Ничего я такого не собирался делать, взялся рукой за болевшую после удара голову Сидор. Я требую адвоката.
Ермило, вон будет тебе авокадом, скептически произнес дьяк и взяв гусиное перо, макнув его в стоящую глиняную чернильницу, добавил, обращаясь к Ермиле, Чего там у него в карманах, посмотри.
Ага, ответил Ермило и сунув руки в карманы Сидорова сюртука вытащил, газетный пакет с грибами и золотой перстень, который когда-то во сне подарил ему царь Иван Васильевич.
Дайка сюда, поманил его пальцем дьяк.
Ермило принес вещи и положил на стол.
Смотри ка перстень, обрадовался дьяк, беря в руку перстень и удивленно рассматривая подставим по свет лампады. Золотой.
И тут он вдруг охнул и с ужасом произнес, Да, это же с царский! Иван Васильевича!
Похоже на то, почесал затылок Ермило, А чего там, в пакете у него еще?
Дьяк осторожно положил на стол перстень и развернув кулек, отодвинул в сторону грибы и разгладив, Смотри ка, здесь рожа чья-то нарисован.
Кажись его, рассматривая портрет и переведя взгляд на Сидора, произнес Ермило.
Похож, пересохшим голосом произнес дьяк.
А чего там написано, наклонившись над газетой спросил Ермило.
Написано, переспросил дьяк и прочитал, -Премьер-министр Дмитрий Беломедведев, по слогам прочитал дьяк.
И что это значит, вопросительно посмотрел на дьяка Ермило.
Это значит, заикаясь, произнес дьяк, Что это царевич Дмитрий. Настоящий царь всея Квасквы. Живой.
Спасибо, тебе господи, дождались, испуганно перекрестился Ермило.
Не вели казнить, вели миловать, подскочил из-за стола дьяк и бросился в ноги Сидору. Прости батюшка. Не признал тебя сразу, дьяк попытался поцеловать ботинок Сидора, Но тот, отдернул ногу и попытался приподнять дьяка. Все. Все. Хватит. Не сержусь. Вставай.
Что же вы сразу, то не сказали Дмитрий Иванович. До такого греха нас чуть не довели.
Не положено было говорить, стал соображать Сидор, Инкогнито я прибыл. С проверкой.
Конечно, конечно. Как же то я сразу не догадался, вставая и продолжая кланяться пролепетал дьяк.
Тебя как зовут, то, отряхивая пыль с рукава дьяка, поинтересовался Сидор.
Митрофан. Старший дьяк следственного приказу я. При боярской думе.
А этот садист, кем работает, зло посмотрел на Ермилу Сидор.
Палач. Тоже к следственной части прикреплен. Если хотите, я прикажу и его на дыбы вздернут вмиг. А то и на кол можно посадить, и дьяк строго зыркнул глазами и украдкой махнул рукой застывшему в оцепенении Ермиле.
Не вели казнить государь, сообразив, простонал Ермило и упал на колени, Верой, правдой тебе служить буду. Всех врагов твоих изведу.
Кстати первоклассный палач, уважительно произнес Митрофан, Может пригодиться еще.
Ладно, прощаю, махнул рукой Сидор и, подойдя к столу, свернул из газеты кулек, ссыпал в него грибы и спрятал в карман сюртука. Потом взял перстень покрутил его в руках и, одев на безымянный палец, повернулся к Митрофану: Ну, и порядки тут у вас я смотрю. Как в концлагере.
Не вели казнить государь, попытался было, снова бросится тот на колени, но Сидор остановил его взмахом руки:
Хватит тут мне истерики устраивать. Не собираюсь я никого казнить. Ты лучше мне скажу, куда Акима дели, с которым я в Кваскву тайно прибыл и которого омоновцы на Гордынке схватили.
Так тут он. В пятой темнице на дыбе висит, пригибаясь в поклоне, пролепетал Ермило.
Как на дыбе, вскрикнул тревожно Сидор, Срочно ведите меня к нему.
Сию минуту, Ермило, оббежал Сидора и, схватив висевший на стене факел, толкнул дверь, Не изволите беспокоиться. Идите за мной.
Они вышли через невысокую дверь, и прошли по длинной темной галерее мимо нескольких деревянных дверей, оббитых металлом и остановились у самой последней.
Это и есть пятая, беззубо улыбнулся Ермило и, отцепив от пояса связку огромных ключей, выбрал один и открыл дверь, из которой на них дунуло смрадным запахом.
Проходите, государь, Ермило сделал несколько шагов вперед, освещая пространство факелом.
Сидор, прикрывая нос рукой, вошел следом. На полу, на охапках гнилой соломы лежало несколько заросших, одетых в лохмотья людей. Они были прикованы кандалами к стене и даже не пошевелились, когда открыли камеру.
Встать, злобно прорычал Ермило.
Не надо. Пусть люди отдыхают, остановил его Сидор, А где Аким то?
Так вот он, на дыбе, поведя факелом в сторону, произнес Ермило.
И действительно, у противоположной стены, подвешенный за руки веревкой к потолку висел Аким.
Аким, ты жив, бросился к нему Сидор.
А чего ему будет, ответил Ермило, сладострастно пожевав губами, Не пытали еще. Так просто повесили.
Снять сейчас же, топнул ногой Сидор.
Ермило с Митрофаном бросились к Акиму, и опустив его вниз, перерезав веревки.
Спасибо, барин, поклонился дьяку Аким.
Не меня, государя благодари, повернул его тот сторону Сидора.
Пойдемте отсюда. Здесь нечем дышать, отдуваясь, произнес Сидор и осторожно вышел из темницы.
Они снова по сырой галерее вернулись в следственную комнату.
Мне б на постоялый двор как-то добраться, переминаясь с ноги на ногу, произнес Аким, Там лошадка моя без присмотра осталась. Того и гляди уведут.
Надо бы помочь, товарищу, обратился к Митрофану Сидор.
Не беспокойтесь государь, ответил тот, и подойдя к двери, стукнул в нее деревянной колотушкой, висевшей на веревке, Эй, стража!
Через некоторое время дверь со скрипом отворилась, и вошли двое заспанных, прошлых омоновца.
Так, отведете человека назад. И верните, все что забрали, показательно строго приказал Митрофан.
Чегой- то, не проснувшись, громко зевая, спросил омоновец.
Товой-то, хлопнул рукой по столу дьяк, Не твого ума дела. Выполняйте приказ.
Как скажите, пожал плечами омоновец и, подойдя к двери, поманил рукой Акима. Повезло тебе братец. Пошли, пока не передумали.
Благодарствую, Аким раскланялся в разные стороны и выбежал следом за омоновцами.
И ты тоже ступай к себе, указал Ермиле на дверь Митрофан.
А вы, присаживайтесь государь, И он подтащил к Сидору тяжелый стул с высокой спинкой, Какие следующие приказания будут?
Да, никаких, пожал плечами Сидор, Поздно уже. Тебе, наверное, домой пора?
Да, как же я вас теперь одного оставлю, государь, счастливо улыбаясь, развел руками, Я уж теперь с вами до конца.
Да, что ты все заладил, государь, да государь, сделал недовольное лицо Сидор, Сидор, меня зовут. В смысле Дима. Дмитрий, поправился он.
Как скажите, государь, серьезно ответил Митрофан и поклонился.
Экий, ты, однако, зевнул Сидор, прикрывая рот рукой.
Ой. Вы же устали с дороги, засуетился Митрофан. Я вам сейчас тут на лавке застелю. А утром тогда уже в Кремль поедем. Власть царскую устанавливать, и он выбежал за дверь и скоро вернулся, неся в охапке, перину с подушкой и овчинный тулуп.
Расстелив все на широкой лавке, стоящей у стены, он с поклоном, поведя рукой в сторону постели, счастливо произнес: «Прошу, отойти ко сну, великий царь-государь».
Спасибо, залезая под тулуп, поблагодарил Сидор, Свет, выключи, пожалуйста.
Не извольте беспокоиться, поклонился Митрофан и, сунув горящий факел в стоящее рядом ведро с водой, на цыпочках вышел из комнаты.
***
Сидор открыл глаза, зевнув, и приподнял голову с подушки. Слабый свет падал в комнату через узкие, решетчатые окна. Он лежал на широкой лавке, накрытый тяжелым овечьим тулупом, а рядом с ним сидел, умиленно глядя на него, и улыбаясь, вчерашний дьяк. «Кажется Митрофан, вспомнил имя Сидор и подумал с неприятным чувством, Значит, все это мне не приснилось».
Царь проснулся, радостно вскрикнул Митрофан и тихо захлопал в ладоши.
Который час, приподнимаясь, спросил Сидор.