Добрынин зашел в комнату-казарму забрать свой вещмешок.
Вышел во двор. Глотнул морозного воздуха и потопал к танку, на ходу застегивая подаренный Иващукиным кожух.
Подошли туда и полковник с двумя солдатами, несшими ящик бутылок питьевого спирта.
— Че это? — спросил Добрынин.
— Это Дмитрия хозяйство! — ответил полковник. — Это он честно в карты выиграл! Пригодится в дороге!
Прощание было кратким.
Затащив ящик бутылок в танк, солдаты выбрались наружу, потом в люк спустился Ваплахов, Добрынин и солдат-танкист. Загудела тяжелая машина и поехала, оставив позади военный городок и его обитателей.
Первое время ехали молча. Урку-емец пребывал в грустном настроении — видимо, не хотелось ему покидать военный городок и новых друзей.
Добрынин думал о громадности Родины. О том, что сердце Родины Москва — намного теплее далекого Севера.
Вскоре ему надоело молчать и, вытащив из вещмешка мандат на имя Ваплахова, он протянул документ Дмитрию.
Дмитрий, прочитав свой мандат, просиял.
— Я теперь тоже русским могу быть?!
— Почему? — Добрынин удивился.
— Ну раз я — помощник русского человека Добрынина то я могу тоже русским быть?! — повторил свой невнятный полувопрос-полуутверждение урку-емец.
— Зачем тебе русским быть? Ты же урку-емец!
Слова народного контролера дошли до Дмитрия, и он задумался.
Танк ехал по давно прорубленной в тайге просеке-дороге, оставляя за собой на снегу две полосы гусеничных следов.
Добрынину захотелось пить — после вчерашнего застолья в горле была такая сушь, что предложи сейчас кто-нибудь народному контролеру литр компота — за раз выпил бы, одним глотком!
— Что-нибудь выпить есть тут? — наклонившись поближе к танкисту, спросил Добрынин.
— А-а? — переспросил солдат, не разобрав в гулком шуме едущего танка слова народного контролера.
— Пить! Пить! — повторил Добрынин и показал обернувшемуся танкисту свой открытый рот, добавив смысла жестом правой руки.
Танкист показал на ящик питьевого спирта.
— Нет! — крикнул Добрынин. — Другое! Вода есть?
Танкист отрицательно замотал головой.
Вздохнув тяжело, Добрынин вытащил из ящика одну бутылку. Открыл, приложился и тут же, после первого глотка, скривил лицо до неузнаваемости из-за отвратности вкуса этого напитка.
Танк вдруг остановился, и стало тихо.
— Что там? — спросил Добрынин, увидев, что танкист прилип к щели обозрения.
Солдат пожал плечами и полез в люк.
Добрынин, отставив бутылку, заглянул в обзорную щель. Перед танком белоснежную просеку-дорогу пересекала широкая полоса следов.
— Стадо какое-то прошло? — пожал плечами Добрынин. — Стоит из-за этого останавливаться!
Ваплахов тоже заглянул в щель. Присмотрелся и тут же полез в люк.
Добрынин, не захотев оставаться в танке один, тоже выбрался на морозное безветрие. Хрустнул снег под ногами.
Подошли они к этой протоптанной дороге.
И тут народный контролер отвлекся от неприятного спиртового вкуса во рту — перед ним на снегу были видны следы десятков человеческих ног, совершенно босых, с отпечатками пальцев.
Дмитрий присел на корточки и уставился на следы напряженным взглядом.
Солдат-танкист просто стоял с открытым ртом.
Добрынин нахмурил брови, пытаясь найти какое-нибудь объяснение увиденному, но это ему не удавалось.
Ваплахов поднялся, пристально посмотрел в ту сторону, куда вели десятки следов, и медленно пошел туда.
— Ты куда? — спросил Добрынин.
— Посмотреть надо, — ответил, не оборачиваясь, Дмитрий.
Пройдя метров сто — сто пятьдесят, Ваплахов остановился и снова присел на корточки, что-то разглядывая. Добрынин и танкист подошли к нему.
— Дерьмо, — сказал солдат-танкист сам себе, увидев, что Ваплахов действительно разглядывает темно-коричневую кучку, лежащую в центре небольшого круга бурой земли, вынырнувшей из-под растаявшего снега.
— Дня три назад прошли! — сказал Ваплахов. «Тоже мне следопыт! — подумал Добрынин. — Много ты по этому узнать можешь!» Танкист пожал плечами. Он тоже с сомнением подумал о возможности определять что-нибудь по оставленному кем-то дерьму.
— Это мой народ, — проговорил дрожащим голосом Дмитрий. — Урку-емцы…
— Что живы? — недопонял Добрынин. Ваплахов, поднявшись на ноги, кивнул.
— Только они могут голыми ногами ходить… Надо проверить… Один должен быть в унтах! — вспомнив, проговорил он. — Если есть следы от унт, значит они!