Так ведь приморился я Жарко днём было. А ночью холодно. Они ж меня только нынче утречком отковыряли! пожаловался Глем. Так круглые сутки и лежал как мумий.
А и по сию пору бы лежал, да вот только нам корыто для работы надобно! Эх ты, Глем-голем! усмехнулся гончар. И все засмеялись. Потому что големом называют человека из глины, и уж очень сильно это название походило на имя Глема. Отныне новое прозвище накрепко привязалось к лентяю, а потому и мы будем звать его так же.
Фермер очень долго раздумывал и сомневался. Однако же других работников в этот час в харчевне не было, а потому он всё же решился нанять Глема-Голема сторожем.
Глава
2. О том, как Голем бдительно охранял огород
Весь оставшийся день Голем проспал, а лишь только свечерело, отправился к фермеру сторожить огород. Он закутался в старый длинный плащ, вооружился увесистой сучковатой дубинкой и бродил в сумерках между тыквами до тех пор, пока не стемнело настолько, что он начал о них спотыкаться.
«Так я, пожалуй, воришек-то и не поймаю, подумал Голем. Они же не дураки! Они видят, что я хожу и охраняю, а потому притаились где-то и ждут удобного случая. А вот я лягу в борозду, притаюсь и слушать буду. А как только услышу какую возню и вот он я, грозный сторож! Ага, попались, волки позорные*!»
(* В Мирмунтии за некоторые провинности человека могли привязать к столбу на главной площади «на позор», то есть на всеобщее обозрение. А вверху на специальной доске писали, за что его так наказали. И любой горожанин мог подойти и высказать нехорошему человеку всё, что о нём думает. Бывали случаи, даже щелбаны ставили, а то и «леща» могли дать. Такого вот человека и называли позорным. Но ни одного волка ни разу к этому столбу не привязывали, так что выражение «волки позорные» целиком на совести Голема).
Приняв такое мудрое решение, Голем завернулся в плащ, улёгся в борозду между тыквами и кустами ботвы и принялся слушать. Слушал он долго, минут пять или шесть. А затем заснул. Ночь выдалась тёплая, и потому Голем спал, вольготно развалившись, широко раскинув руки. Проснулся он от того, что ощутил в своей левой ладони какой-то небольшой, но очень увесистый предмет и непроизвольно то есть, и не хотел, но так получилось сжал кулак. Сразу же раздался противный визг. Предмет дёрнулся, но остался в руке, хотя и значительно полегчал. Голем сел в борозде и заморгал. Он чувствовал, что моргает, но и с закрытыми, и с открытыми глазами было одинаково темно: уж очень ночка выдалась непроглядная.
Отдай, а? вдруг прозвучал в темноте тонкий и хриплый голосок.
А?! Что?! Кто?! забормотал Голем, судорожно нашаривая свободной рукой куда-то задевавшуюся дубинку.
Да я это, я, раздался тихий стук об землю и неяркий, но всё же непривычный после темноты свет ненадолго ослепил Голема. Однако он быстро привык к свету и рассмотрел незваного гостя. Перед ним стоял очень маленький, чуть повыше колена, человечек с невероятно некрасивым, даже просто страшным лицом. Однако же одет он был весьма изысканно* (* «изысканно» означает: «такую красоту ещё где-то поискать надо»): зелёный камзольчик, зелёный плащ и зелёная же широкополая шляпа. И всё в кружевах, блестящих украшениях. Стоял он в позе цапли, высоко подняв ногу в белоснежном чулочке и опираясь на резной посох, на верхушке которого перламутрово светился гладкий шарик размером с грецкий орех.
Ты кто? удивлённо вытаращил глаза Голем.
Кто, кто проворчал незнакомец. Лепрекон в пальто!
Лепре конь?
Сам ты конь! Точнее, осёл! Отдай башмак!
Какой такой башмак?
Который ты у меня с ноги сорвал и в руке держишь!
Голем поднёс к лицу руку. В кулаке оказался зажат маленький деревянный башмачок, украшенный затейливой резьбой и сверкающими камушками. Да такой изящный, что хоть под стеклянный колпак ставь да за деньги показывай! Второй точно такой же красовался на ноге лепрекона.
А как он у меня оказался? вновь удивился Голем.
Как, как Я шёл мимо. Ты схватил меня за ногу, сдёрнул обувь.
Где шёл?
Где, где Вот здесь, лепрекон плавным жестом свободной руки махнул вдоль соседней борозды. Голем невольно посмотрел в том направлении и обнаружил сорванную тыкву.
А, понятно! догадался он. Ты, стало быть, стибрил на огороде тыкву и, когда катил её мимо, не заметил мою руку и наступил на неё. Так это ты воруешь тыквы?
Не ворую, с гордым видом отвернулся лепрекон. Запасаюсь!
Хм! Одно другому никогда не мешало! Так что сейчас доставлю тебя хозяину, пускай делает с тобой, что хочет. А он меня за это наградит, и я чего-нибудь вкусненького в харчевне куплю.
Ладно! как-то очень послушно вздохнул лепрекон. Пошли к твоему хозяину. Давай башмак! Я же не могу босиком ходить!
На! Голем протянул было обувку лепрекону, но потом резко отдёрнул руку обратно.
Э-э-э, что-то здесь не так! Голем подозрительно прищурился. Будь я на твоём месте, так давно бы уж вдали пятками сверкал. По всему получается так: то ли ты на самом деле босым по земле ходить не можешь, то ли башмак тебе этот уж больно дорог.
В этот раз Голем не ошибся. Все лепреконы очень страшненькие на лицо. Наверное, именно поэтому они очень серьёзно и заботливо относятся к своей одежде и обуви. Гардероб гордость лепрекона, и потерять из него какой-нибудь предмет для этих человечков всё равно как для солдата потерять знамя: позор на всю жизнь!
Твоя взяла, скорчил совсем уж кислую физиономию лепрекон. Загадывай!
Загадывать? Ну, хорошо. Зимой и летом одним цветом? Подсказываю: зелёным!
Мой камзол это! взвился человечек. Слушай, ты не дури. Ты желание загадывай.
Какое?
Ну не моё же! Своё. Заветное. Есть у тебя заветное желание?
А то! Ты даже не представляешь кстати, как тебя звать?
Миронистоль, совсем скуксился лепрекон. А скуксился он потому, что надеялся обмануть Голема. Но по лепреконским правилам назваться чужим именем недостойно, а обманывать того, кому известно его имя, лепрекон не может. Почему не может? Обычай, наверное, такой.
Ты даже не представляешь, Мирон, какое оно у меня заветное! Хочу не работать, а при том жить в своё удовольствие, сладко есть да мягко спать! А для этого очень желательно мне королём стать!
Всего-то? удивился Миронистоль. А я-то думал, горы золота да кучи самоцветов попросишь.
А что, можно? у Голема аж глаза загорелись.
Можно
Ну, тогда давай
было! А теперь всё! Чики-чики-чикирок! Желание загадано, первое слово дороже второго! Будешь ты королём. Только не в этой стране.
А почему не в этой? Я бы и здесь не прочь!
В этой стране должность короля тебе не подойдёт! отрезал лепрекон. Здесь король должен работать.
Король?! Работать?! Кем?! У Голема от удивления глаза на лоб полезли.
Мирмунтским королём. Очень, между прочим, нелёгкая работа страной управлять. На вопрос я тебе ответил? Могу ответить ещё на два. И всё.
Голем очень долго чесал затылок, прежде чем придумал вопрос:
А в какой стране я стану королём?
В другой.
Хмм А как я туда попаду?
Как хочешь, разницы никакой нет. Всё, на три твоих вопроса я уже ответил. Но напоследок могу дать тебе бесплатный совет: стань морским разбойником. Так будет быстрее. Прощай! с этими словами лепрекон исчез. Исчез и башмачок из руки Голема.
Глава
3. О том, как зреет заговор
Эту маленькую харчевню на берегу Голубого Океана её хозяин, бывший боцман бурбутляндского торгового флота, гордо называл таверной. Хотя от других харчевен города она почти ничем не отличалась. Разве только тем, что находилась недалеко от порта, да кушанья в ней подавались больше из рыбы, чем из мяса. Таверна носила гордое название «Бешеная Камбала», и на вывеске над дверями пучила огромные глаза намалёванная местным художником-самоучкой сине-зелёная рыбина. Причём один глаз у рыбы был в несколько раз больше другого, и походила она на кого угодно, но только не на камбалу. Всеми делами здесь ведала хозяйка, крупная ворчливая женщина, а хозяин целыми днями сидел под вывеской в старой боцманской форме и жевал сушки.