С деревьев вдоль жёлтой аллеи
Опавшие листья летят:
Собою мой путь устилают.
Поэтому взгляд мой смелеет,
Пустоты пронзая насквозь,
Ему с каждым часом виднее,
Что небо, от туч тяжелея,
С поверхностью моря слилось.
Ende des Herbstes
Ich sehe seit einer Zeit,
wie alles sich verwandelt.
Etwas steht auf und handelt
und ttet und tut Leid.
Von Mal zu Mal sind all
die Gaerten nicht Leid.;
von den gilbenden zu der gelben
langsamem Verfall:
wie war der Weg mir weit.
Jetzt bin ich bei den leeren
und schaue durch alle Alleen.
Fast bis zu den fernen Meeren
kann ich den ernsten schweren
verwehrenden Himmel sehn.
Zwischen 1902-06 ?
Спасите их от шума городов
Спасите их от шума городов,
Где жизнь для них гнев и смятенье,
Здесь в суете от вечного движенья,
Они увянут, потеряв терпенье.
Неужто, на Земле им места мало?
Не хватит ветра? Из ручья воды?
Волны в пруду, чтоб отражала
Порог у дома и сады?
Дай место им, для жизни без нужды,
Чтоб им его, как дереву, хватало.
Nur nimm sie wieder aus der St;dte Schuld
Nur nimm sie wieder aus der St;dte Schuld,
wo ihnen alles Zorn ist und verworren
und wo sie in den Tagen aus Tumult
verdorren mit verwundeter Geduld.
Hat denn f;r sie die Erde keinen Raum?
Wen sucht der Wind? Wer trinkt des Baches Helle?
Ist in der Teiche tiefem Ufertraum
kein Spiegelbild mehr frei f;r T;r und Schwelle?
Sie brauchen ja nur eine kleine Stelle,
auf der sie alles haben wie ein Baum.
19.4.1903, Viareggio
Они тихи, как вещи безответны
Они тихи, как вещи безответны,
А если вы их впустите в свой дом,
Теряются, робки и неприметны;
Приходят и уходят незаметно,
Теряясь тихо в сумраке ночном.
Как сторожа, понятья не имеют
О том, что под охрану им дано,
Плывут, как чёлн, не задевая дно.
Живут открыто, постарев белеют,
Как под весенним солнцем полотно
Sie sind so still; fast gleichen sie den Dingen
Sie sind so still; fast gleichen sie den Dingen.
Und wenn man sich sie in die Stube lädt,
sind sie wie Freunde, die sich wiederbringen,
und gehn verloren unter dem Geringen
und dunkeln wie ein ruhiges Gerät.
Sie sind wie Wächter bei verhängten Schätzen,
die sie bewahren, aber selbst nicht sahn, -
getragen von den Tiefen wie ein Kahn,
und wie das Leinen auf den Bleicheplätzen
so ausgebreitet und so aufgetan.
18.4.1903, Viareggio
Вечер
Он медленно меняет облаченье;
Над крмкой старой рощи полоса,
Вглядись, она граница раздвоенья
Восходят и нисходят небеса;
Ни к темноте, ни к свету не привязан,
Как дом, который по ночам молчит,
Любой, кто светом вечно быть обязан -
Звездою став, поднимется в зенит
И пусть сейчас (Нам знать не всё возможно)
Наступит день, прозреешь навсегда.
В тревожных чувствах разобраться сложно -
Они в тебе то камень, то звезда.
вариант
День, вечером, меняет облаченье,
Пока деревья прячут за спиной;
Вглядевшись, ты поймёшь суть раздвоенья
Один взлетает, падает другой.
Ты никому на свете не обязан,
Как дом, который в темноте молчит,
И всё таки навек законом связан
Звезда, взойдя, поднимется в зенит.
Растерян ( разобраться очень сложно),
Созрев поймёшь, что нет судьбы другой,
Для каждого одно из двух возможно:
То камнем падать, то парить звездой.
Abend
Der Abend wechselt langsam die Gewänder,
die ihm ein Rand von alten Bäumen hält;
du schaust: und von dir scheiden sich die Länder,
ein himmelfahrendes und eins, das fällt;
und lassen dich, zu keinem ganz gehörend,
nicht ganz so dunkel wie das Haus, das schweigt,
nicht ganz so sicher Ewiges beschwörend
wie das, was Stern wird jede Nacht und steigt
und lassen dir (unsäglich zu entwirrn)
dein Leben bang und riesenhaft und reifend,
so dass es, bald begrenzt und bald begreifend,
abwechselnd Stein in dir wird und Gestirn.
Herbst 1904?, Schweden?
Бог в средневековье
Одним, в сердцах хотелось сохранить,
Другим, царём назначить этом мире.
Потом ему подвесили как гири,
(Чтоб взлёт на небеса предотвратить)
Огромные соборы, тяжесть стен -
Тянула вниз. Решил он, для расплаты
Назначить день великих перемен,
Став цифрой на огромном циферблате.
Хотел дать людям право на свободу,
Чтоб каждый час не ждали судный день.
Но горожане всё равно боялись.
Ползла по циферблату стрелок тень,
Не нужно было тем часам завода,
И люди, ужаснувшись, разбежались.
Gott im Mittelalter
Und sie hatten Ihn in sich erspart
und sie wollten, dass er sei und richte,
und sie h;ngten schlie;lich wie Gewichte
(zu verhindern seine Himmelfahrt)
an ihn ihrer gro;en Kathedralen
Last und Masse. Und er sollte nur
;ber seine grenzenlosen Zahlen
zeigend kreisen und wie eine Uhr
Zeichen geben ihrem Tun und Tagwerk.
Aber pl;tzlich kam er ganz in Gang,
und die Leute der entsetzten Stadt
lie;en ihn, vor seiner Stimme bang,
weitergehn mit ausgeh;ngtem Schlagwerk
und entflohn vor seinem Zifferblatt.
19.-23.7.1907, Paris
Кружево
1
Гуманность не проста для пониманья,
У каждого свои судьба и путь:
Прекрасно кружево, но от вязанья
Глаза ослепли, могут упрекнуть:
«Не хочешь ли нам зрение вернуть?»
В прошедших днях, ты, сделалась слепою,
Состарилась со спицами в руках,
Большие чувства, соком под корою
Перетекли, остались ли в делах?
Как трещины в твоей судьбе разрывы,
Ты кружевам всю душу отдала;
Вязала дни и ночи терпеливо,
Но польза смехотворная была.
2
И, если подводя итоги действий,
Поймёшь, что результат обидно мал,
Душе был чужд, труда не возмещал.
Терзаться станешь тяжестью последствий,
Ведь детство непомерная цена
За кружева и вечное вязанье.
В итоге жизнь сплошное наказанье.
Где силы взять? Судьба завершена.
Закончен труд, есть польза ли, кто знает?
Не предала ли счастье, и какой,
Хоть кто ни будь на свете понимает,
Ты заплатила за него ценой.
Но дивные узоры восхищают,
И ты паришь с улыбкой над землёй.
Die Spitze
I
Menschlichkeit: Namen schwankender Besitze,
noch unbestätigter Bestand von Glück:
ist das unmenschlich, daß zu dieser Spitze,
zu diesem kleinen dichten Spitzenstück
zwei Augen wurden? Willst du sie zurück?
Du Langvergangene und schließlich Blinde,
ist deine Seligkeit in diesem Ding,
zu welcher hin, wie zwischen Stamm und Rinde,
dein großes Fühlen, kleinverwandelt, ging?
Durch einen Riß im Schicksal, eine Lücke
entzogst du deine Seele deiner Zeit;
und sie ist so in diesem lichten Stücke,
daß es mich lächeln macht vor Nützlichkeit.
II
Und wenn uns eines Tages dieses Tun
und was an uns geschieht gering erschiene
und uns so fremd, als ob es nicht verdiene,
daß wir so mühsam aus den Kinderschuhn
um seinetwillen wachsen : Ob die Bahn
vergilbter Spitze, diese dichtgefügte
blumige Spitzenbahn, dann nicht genügte,
uns hier zu halten? Sieh: sie ward getan.
Ein Leben ward vielleicht verschmäht, wer weiß?
Ein Glück war da und wurde hingegeben,
und endlich wurde doch, um jeden Preis,
dies Ding daraus, nicht leichter als das Leben
und doch vollendet und so schön als seis
nicht mehr zu früh, zu lächeln und zu schweben.
19.7.1907, Paris
Сосед
Ты, Господи, любимый мой сосед,
Во тьме к тебе стучусь по многу раз,
Когда не слышу вздохов в поздний час.
Ведь, ты один, ты сед.
Нет никого с рассвета до темна,
Подать еду и напоить водой,
Готов помочь призыв, услышав твой,
Меж нами только хрупкая стена.
Тончайшая не может прочной быть.
Когда иль ты, иль я откроем рот,
Решив между собой поговорить,
Рассыпавшись, падёт
Она без шума, вмиг,
Ведь создана из образов твоих.
Как твоё имя, так и образ твой,
Во мне воспламеняют дивный свет,
Чтоб я познал твоих глубин секрет
И тщетность блеска ризы золотой.
Но чувства гаснут, если рядом нет,
Тебя и милой родины, со мной.
Du, Nachbar Gott
Du, Nachbar Gott, wenn ich dich manches Mal
in langer Nacht mit hartem Klopfen stoere,
so ist's, weil ich dich selten atmen hoere
und weiss: Du bist allein im Saal.