«Лучше бы я умер позавчера!!»
Чудовище приблизилось ко мне, распахнуло свою огромную пасть, и я забыл обо всём, что знал и помнил когда-то.
*
Я очнулся от резких криков. Это красно-жёлто-сине-зелёный попугай, подаренный мне накануне моим старым другом, штурманом дальнего плавания, сердито митинговал в своей клетке.
Волчья шуба
Ведь было же в стародавние времена
поверье, что старые вещи превращаются
в злых оборотней.
Алла Рябинина Статья «Вещи-оборотни»
Пурга заметала дорогу, снижала видимость. Старенький «Москвич» противно чихнул и «сдох».
«Вот и славненько. С благополучным приездом меня в гости к чёртовой бабушке», досадливо сплюнул Родионович. «Чинить эту рухлядь в пургу, да ещё и с наступлением ночи только бесов смешить. Придётся дожидаться утра и хорошей погоды».
Родионович знал наперечёт все болячки своего автодоходяги и понимал, что ремонт будет нудным и долгим. Холод начал заполнять салон автомобиля. Он растекался по полу, поднимался всё выше и выше, подобно ледяной забортной воде, хлынувшей через пробоину в трюмы.
«В машине я до утра околею. Хорошо, что я недалеко ещё отъехал от вымирающей деревеньки с каким-то глупым, незапоминающимся названием», Родионович вынул ключ из катушки зажигания, проверил, хорошо ли заперты изнутри замки передней пассажирской и обеих задних дверей и покинул выстуженную машину, превратившуюся в ледник.
На полпути к деревне Родионович с нарастающей тревожностью попытался припомнить, запер ли он водительскую дверь, но это привычное действие, продиктованное мышечной памятью, прошло мимо зон повышенной внимательности и не поддавалось воспоминанию. О том, чтобы идти назад ради проверки этого на месте и мыслей быть не могло: Родионовича охватил такой сильный внутренний озноб, что оставаться лишнюю минуту на холоде становилось опасно для жизни.
Ветер обжигал Родионовичу лицо роем колючих снежинок, толкал его в грудь, просачивался сквозь одежду, выхолаживал кости и внутренности. Сознание то покидало Родионовича, ускользая от него в пустоту, то возвращалось, надрываясь в борьбе инстинкта самосохранения с усталостью. В минуты душевной слабости ему хотелось упасть на спину и уснуть вечным сном, но бойцовский характер тут же с гневом отметал такие мысли и заставлял продолжать трудный путь.
В полубеспамятстве Родионович добрёл до ближайшего дома, увидел, как от сарая к крыльцу переместилась неясная тень: то ли сгорбленная старуха, то ли очень крупная собака.
Потом всё спуталось в его сознании: реальность, бредовые видения, тревожные хаотичные сны.
Сгорбленная старуха обустроила Родионовичу постель на широкой лавке, напоила его горячим травяным настоем, уложила спать, укрыв поверх одеяла старой-престарой шубой из волчьих шкур.
Ровно в полночь от этой шубы Родионовичу стало жарко. Он попытался сбросить её с себя, но она навалилась на него увесистыми тушами четырёх матёрых волков.
Мы всегда мстили и всегда будем мстить людям за то, что они когда-то безжалостно нас убили.
Люди убили нас лишь за то, что мы случайно оказались в том месте, где они устроили облаву на наш род. Им было всё равно, кого из нашего рода им убить. Поэтому и нам теперь всё равно, кого из людей убивать ради удовлетворения нашей мести.
Потом что-то говорили и другие два волка, но Родионович уже их не слышал: шуба убила его.