Ну, Ко Ба Сейн, как продвигается наше дело? Надеюсь, как сказал бы уважаемый мистер Макгрегор, тут Ю По Кьин перешел на английский, опуэделенный пвогуэсс налицо?
Ба Сейн не улыбнулся этой остроте. Присев в кресло, прямой, как жердь, он ответил:
Отлично, сэр. Наш экземпляр прибыл этим утром. Извольте взглянуть.
Он вынул двуязычную газету под названием «Бирманский патриот». Это было восьмиполосное издание, отпечатанное на скверной бумаге и сляпанное из новостей, надерганных в основном из столичной «Рангунской газеты» и сдобренных пафосной националистской риторикой. На последней полосе печать смазалась, так что разобрать ничего было нельзя, словно газета отмечала траур по самой себе. Статья, интересовавшая Ю По Кьина, отличалась особым шрифтом. Она гласила:
В эти счастливые времена, когда нас, бедную черноту, ведет за собой могучая западная цивилизация с ее многообразными благами, такими как синематограф, пулеметы, сифилис и т. д., какой предмет может внушать большее воодушевление, нежели частная жизнь наших европейских благодетелей? Посему мы считаем, что нашим читателям будет интересно услышать кое-что о событиях в захолустной Чаутаде. А именно о мистере Макгрегоре, досточтимом заместителе комиссара названной области.
Мистер Макгрегор являет собой типичный пример Истинно Ингалейкского Джентльмена, коих в эти счастливые дни мы можем наблюдать во множестве. Он «человек семейный», как говорят дорогие наши собратья-англичане. Очень даже человек семейный мистер Макгрегор. До того семейный, что за год жизни в Чаутаде нажил троих детей, а на прошлом месте службы, в Шуэмьо, произвел шестерых отпрысков. Надо думать, лишь по недосмотру мистера Макгрегора они остались без средств к существованию, а их матерям грозит голодная смерть и т. д. и т. п.
Подобный материал занимал целый столбец и при всей своей гнусности был самым приличным в газете. Ю По Кьин внимательно прочитал статью, держа газету на вытянутой руке он страдал дальнозоркостью и щерясь от усердия, обнажая ровные мелкие зубы, кроваво-красные от бетеля.
Издатель сядет за это в тюрьму на полгода, сказал он наконец.
Он не против. Говорит, только в тюрьме и можно спастись от кредиторов.
Стало быть, ваш юный стажер, клерк Хла Пе, сам написал эту статью? Очень умный мальчик весьма многообещающий! Никогда больше не говорите, что от правительственных школ нет толка. Хла Пе определенно сделает карьеру.
Так вы считаете, сэр, этой статьи будет достаточно?
Ю По Кьин ответил не сразу. Для начала он натужно запыхтел, пытаясь встать с кресла. Ба Тайк был тут как тут. Он возник из-за бисерной шторы, и вдвоем с Ба Сейном они подхватили Ю По Кьина под мышки и подняли на ноги. Ю По Кьин постоял, распределяя вес пуза, словно грузчик, который приноравливается к корзине рыбы. И отослал Ба Тайка взмахом руки.
Недостаточно, сказал он, отвечая на вопрос Ба Сейна, никак недостаточно. Предстоит еще потрудиться. Но начало хорошее. Слушайте.
Он подошел к перилам и выплюнул алый комок бетеля, а затем стал мерить веранду шажками, заложив руки за спину. Двигался он чуть вразвалку, переваливая необъятные бедра, и говорил на жаргоне госслужащих причудливой смеси бирманских глаголов и английских оборотов:
Давайте заново пройдемся по нашему делу. Мы намерены нанести совместный удар по доктору Верасвами, уполномоченному хирургу и тюремному суперинтенданту. Намерены очернить его, уничтожить его репутацию и в итоге разделаться с ним раз и навсегда. Это будет весьма тонкая операция.
Да, сэр.
Риска не будет, но действовать надо медленно. Мы замахнулись не на жалкого клерка или констебля. Мы замахнулись на высокого чиновника, а высокий чиновник, пусть даже он индиец, это вам не клерк. С клерком как? Легко: обвинение, пара дюжин свидетелей, увольнение и тюрьма. Но здесь так не годится. Тихо-тихо, тихой сапой. Без скандала и главное без официального вмешательства. Не должно быть никаких обвинений, на которые можно ответить, однако в течение трех месяцев я должен устроить так, чтобы каждый европеец в Чаутаде считал доктора негодяем. Что же ему вменить? Взятка не годится, доктор взяток не берет. Что еще?
Мы, пожалуй, могли бы устроить бунт в тюрьме, сказал Ба Сейн. Отвечать будет доктор, он же суперинтендант.
Нет, слишком опасно. Надзиратели станут палить из ружей без разбору не хочу. Опять же, лишние расходы. Что ж, стало быть, остается его обесчестить национализм, пропаганда мятежа. Мы должны убедить европейцев, что доктор придерживается мятежных, антибританских взглядов. Это будет пострашнее взятки; туземный взяточник для них дело обычное. Но заставь их усомниться хоть на миг в его верности и с ним покончено.
Доказать такое будет трудно, возразил Ба Сейн. Доктор очень лоялен к европейцам. Он сердится, если кто скажет против них. Они должны это знать, не думаете?
Чушь, чушь, спокойно сказал Ю По Кьин. Европейцам не нужны доказательства. Если у кого черное лицо, подозрение и есть доказательство. Несколько подложных писем и порядок. Это лишь вопрос упорства: обвинять, обвинять и обвинять вот как надо с европейцами. Одна анонимка за другой, каждому европейцу. А потом, когда хорошенько подогреем их подозрительность, Ю По Кьин вытащил короткую руку из-за спины и, щелкнув пальцами, добавил: Начнем с этой статьи в «Бирманском патриоте». Европейцы будут в бешенстве, когда прочтут это. Ну, а вслед за тем нужно будет убедить их, что статью написал доктор.
Это будет трудно, он ведь дружит с европейцами. Все они ходят к нему, когда заболеют. Он вылечил мистера Макгрегора от флатуленции в эту холодную пору. Кажется, они его считают очень хорошим доктором.
Как мало вы знаете европейский разум, Ко Ба Сейн! Если европейцы ходят к Верасвами, то лишь потому, что он единственный доктор в Чаутаде. Никакой европеец не доверяет черномазым. Нет, с подложными письмами нужно лишь набраться терпения. Скоро я устрою так, что у него не останется друзей.
Есть такой мистер Порли, лесоторговец, сказал Ба Сейн, имея в виду мистера Флори. Он близкий друг доктора. Всякий раз, как бывает в Чаутаде, каждое утро заходит к нему домой. Два раза даже приглашал его на ужин.
Что ж, на этот раз вы правы. Если Флори дружит с доктором, нам это может помешать. Индийцу не навредишь, когда у него друг европеец. Это дает ему они обожают это слово престиж. Но Флори довольно быстро охладеет к другу, как начнутся неприятности. Эти люди не питают лояльности к туземцу. К тому же мне известно, что Флори трус. Я с ним разберусь. А за вами, Ко Ба Сейн, остается слежка за Макгрегором. Не писал ли он недавно комиссару в смысле, по личному делу?
Писал два дня назад, но, когда мы вскрыли письмо, не нашли там ничего важного.
Ну что ж, мы дадим ему тему для писем. А едва он начнет подозревать доктора, придет время для другого дела, о котором мы говорили. И тогда мы как там говорит Макгрегор? Ах, да: убьем двух зайцев одним выстрелом. Целую стаю зайцев ха-ха!
Смех Ю По Кьина представлял собой мерзкое бульканье, поднимавшееся из самого брюха, наподобие кашля; и все же смеялся он заразительно, как ребенок. Больше он ни слова не сказал о «другом деле», слишком секретном, чтобы обсуждать его на веранде. Ба Сейн, видя, что беседа подошла к концу, встал и отвесил поклон, точно складной метр.
Не желает ваша честь еще чего-нибудь? сказал он.
Убедитесь, чтобы Макгрегор получил экземпляр «Бирманского патриота». А Хла Пе лучше скажите, чтобы он побыл дома с приступом дизентерии. Мне он понадобится для написания анонимок. Пока все.
Я могу идти, сэр?
Идите с богом, несколько отвлеченно сказал Ю По Кьин и тут же громко позвал Ба Тайка.