Кости - Брюс Ольга

Ольга Брюс

Кости

Маша раскатывала тесто, когда услышала грохот в сенях и торопливые шаги. Подняв голову, она увидела входящего мужа, который сопел и дышал так, словно за ним кто-то гнался.

 Маш, там Никаноровна помирает,  прохрипел он, сняв мокрые рукавицы.

 С чего ты взял?  подняв скалку, Мария нахмурила брови.

 Сам слышал. Лежит под яблоней и стонет.

На дворе ночь, примерно половина двенадцатого. Игнат заканчивал стругать доски для новой двери сарая и вдруг услышал чей-то вдох, потом выдох, сопровождаемый тоненьким писком, доносившемся со стороны забора. Он опустил руку с рубанком и прислушался. Вокруг ни души. Даже собаки попрятались в будках. Ветер медленно разгоняет тучи по тёмному небу, а за соседским забором кто-то копошится в траве. Прокравшись к частоколу, Игнат приподнялся на цыпочках и уставился близрастущую яблоню. Под деревом, упёршись спиной в тонкий ствол, охала Зинаида Никаноровна, местная доярка. С каждым вдохом она напрягала ноги, а после натужно выдыхала и прижимала их груди, синея и покряхтывая от боли. Насмотревшись, как баба мучается, Игнат рванул в дом, чтобы позвать на помощь жену.

 С чего ей помирать-то? Молодая ещё, всего полтинник,  вытерев краем платка губы, Маша взяла стакан и выдавила из теста пару кружков.

 Маш, она в саду. Лежит, стонет, наверное, с сердцем плохо,  не отставал муж, переминаясь с ноги на ногу.

 А Фёдор где? Небось, опять пьёт на кладбище?

Фёдор, муж Зины, часто посещал кладбище, чтобы навестить две могилки, в которых похоронены сыновья, родившиеся раньше срока. Зина была беременной всего два раза, и каждый ребёнок доставался ей с трудом. То кровотечение, то высокое давление. По молодости она работала, как и все, до самых родов. Поднимала тяжести, таскала навоз, вёдра, пахала на усадьбе и в огороде, занималась запасами на зиму и даже как-то сама зарезала свинью. Местные бабки хвалили Зинку за её не женскую натуру, часто сравнивали с мужиками, которым всё по плечу. А вот выносить и родить Зина не смогла. Мальчишки спешили увидеть свет раньше времени, поэтому и случались выкидыши на большом сроке, правда и рождались ребятишки уже мёртвыми. Не вынеся горя, Фёдор запил. Уже и двадцать лет прошло, а рана до сих пор кровоточит. Тяжело мужику смириться с потерей детишек. Ходит каждую неделю на кладбище, садится между могилками и пьёт горькую, проливая слёзы по ушедшим сыновьям. Больше детей Зина не рожала. Видимо, женское предназначение усохло. Теперь остаётся жить дальше и любоваться чужими ребятишками. Судьба

 Федьку я с утра не видел,  Игнат мял в руках рукавицы и волновался за соседку.  Маш, пойдём, а? Ты одним глазком глянешь, а потом я продолжу доску зачищать.

 Ой, вот делать тебе нечего. Напутал что или привиделось. Ладно, что ж с тобой поделаешь. Любопытный, спасу нет. А может она выпила да под яблоней желудок прочищает

Игнат вышел первым, за ним пристроилась и уставшая Маша. Ей с пельменями надо разобраться, покуда ребятня дрыхнет, а мужику за соседками подглядывать приспичило.

 Куда?  Маша хотела уточнить направление, но вдруг со стороны огорода раздался пронзительный детский плач.

Отбросив рукавицы, Игнат кинулся на звук. Маша за ним. Перепрыгнув через грядки с луком, мужик схватился за колышки и вытянулся в струну.

 Ой, Машка на голове зашевелились редкие волосёнки.  Глянь.

Маша приняла ту же позу и сразу зажмурилась. Под раскидистой яблоней сидела Зинка, в руках она держала платок, а в платке кто-то шевелился. Зина вывалила объёмную грудь и заулыбалась.

 Зина,  зашептала Маша, побледнев от страха.  Кто у тебя там?

 Девка,  и лицо Зины засияло от счастья.

Новость о том, что у пятидесятилетней бабы родился ребенок, молниеносно облетела село Плужки. Жители не могли поверить, потому что такого в селе отродясь не происходило. Да и как возможно, чтобы Никаноровна не знала о своём щекотливом положении? Работала. Как обычно, ни разу на здоровье не жаловалась, коров доила, в огороде грядки собственными руками копала.

 Она ж по зиме моего боровка за один присест положила,  бабка Ефросинья стояла за забором и переговаривалась со своей подругой Клавдией Афанасьевной.  Села сверху и чик по горлышку.

 Вот и я удивляюсь, как это Зинка, будучи на сносях, до последнего ру́ки ломала. Это ж какую силищу надо иметь, чтобы с хозяйством справляться да дитё не потерять.

Сколько люди не дивились, но правда Зинкина. Она действительно не ведала, что у неё под сердцем прижился ребёнок, о котором ни она, ни Фёдор и мечтать не смели. Столько времени ушло, уже и думать забыли о детях, а тут на тебе девка на свет появилась.

Когда Фёдор шёл домой, на небе уже сверкали звёзды. Он неохотно шагал по тропинке и вытирал капли слёз, которые медленно стекали по грубой коже, обжигая затёртую поверхность. Федя думал о сыновьях, своей семье, и его сердце жалобно стонало, отзываясь настойчивым импульсом в поседевших висках. Издалека, прищурившись, он заметил суету у забора. Сначала Фёдор подумал, что это Игнат крутится у калитки, а потом, когда разглядел женскую фигуру, решил, что там, у дороги, стоит какая-то старуха и ждёт своего мужа. Подходя ближе, мужик смог разглядеть женщину с саквояжем в руке, которая выходила со двора и прямиком направилась к дороге.

 Зинка захворала,  бросив недокуренную папиросу в траву, Федя прибавил шагу.  Э-э!  махнул рукой фельдшеру.  Погоди-и!

Женщина обернулась на зов. Федя подбежал и, поздоровавшись, дыхнул на врача мерзким перегаром.

 Что там?  боязливо спросил он.

 Девочка,  улыбнувшись, Валентина Викторовна собралась уходить.

 Что за девочка?  не понял Федя и сощурил подвыпившие глазёнки.  Ты, небось, адресом ошиблась, а, Викторовна?

 Фёдор Григорьевич, не волнуйтесь. Абсолютно здоровый ребёнок,  похлопав по мужицкому плечу, Валентина устало опустила голову и зашагала в сторону дома.

 Допился,  кивнул Федя, потерев шею сзади.  Так допился, что не понимаю человеческого языка.

Махнув рукой, он выдохнул, пообещал себе завязать с ночными посиделками и начать жить по совести. Закрыв за собой калитку, пошарил в карманах штанов и, вынув пустую пачку, поднялся по ступенькам крыльца.

 Где-то у меня тут заначка была,  поднял руку и пробежался пальцами по дверному косяку в сенях.  Где-то тут, точно помню.

За спиной открылась вторая дверь, и радостный Игнат поздравил новоиспечённого папашу.

 Ну, герой! Ну, удалец-молодец! Фёдор, кто бы мог подумать, что ты у нас ещё ого-го!  воскликнул Игнат, тряся кулаком в воздухе.

 А ты что тут делаешь на ночь глядя?  насупился хозяин, не ожидавший увидеть в своём доме соседа.  Это что у нас тут, дом свиданий? А ну, я сейчас Зинке такую трёпку задам

 Стой! Стой!  Игнат поймал мужика за воротник рубахи.  Какие уж тут могут быть свидания, когда твоя жёнка приплод принесла.

 Чья жёнка?  побелел Федя.

 Твоя, Федь. Твоя! Держи поздравления,  Игнат пожал обмякшую кисть друга.  Молодчина, Федь. Я так горд за вас,  и подмигнул левым глазом.

Федька снял кепку и протёр рукавом вспотевший лоб. Ну точно, допился.

 Ой, мать моя женщина,  прохрипел он, проводив почти протрезвевшим взглядом выходящего на улицу соседа.  Или сплю, или помер к едрене фене.

Потоптавшись у порога, мужик взял себя в руки и приоткрыл вторую дверь. В доме тихо, только в кухне свечка на столе горит. Зачем горит? Кого приманивает? Ночью света быть не должно. Ночью отдыхать надо. Затушив огонёк двумя пальцами, Федя потихоньку снял кирзовые сапоги, держась за печку. Стоя, согнувшись в три погибели, он не услышал, как нему кто-то подошёл.

 Ох, ёп!  выпрямившись, он схватился за сердце.  А ты что здесь забыла?

Вглядываясь впотьмах в лицо Маши, Федя прерывисто задышал.