Вернулся Рябой, сам прибежал и на коленях просил Нинку взять его назад, но та милицию вызвала. Так и живёт, наверное, до сих пор Санёк где-то там у себя, нелюбимый, непринятый.
Вот Юрка и приучался жить здесь и сейчас. Потому что где-то там может быть даже хуже.
Он же не Миша и не Дима.
Он Юрка. Своих родителей он даже и не знал. В том мире ему места нет. Расти надо здесь.
Вот и стал он Кактусом. Ведь кактусы приспосабливаются к климату и выживают, потому что хотят жить.
Ненужная Машка
И в этот прекрасный праздничный день так приятно видеть ваши улыбки, говорила Тамара Трофимовна, заместительница директора, которой на самом деле приятно было видеть в жизни только одно: как подчиняются её правилам. И, конечно, она сама не знала, откуда их взяла и почему эти правила нужны.
А насчёт улыбок
Если она видела во время перемены, как дети улыбаются, тут же хмурилась: школьники явно над ней смеются или недавно сделали какую-нибудь подлость, а она её ещё не заметила последствий!
Сейчас же Тамара Трофимовна лгала для красоты момента.
Как делают все люди в мире, по мнению Машки.
Про родителей и говорить нечего. Стоит только обернуться и оценить их внешний вид сегодня просто шикарная идеальная пара. Красавица мама стоит под ручку с мускулистым высоким папой, оба одетые, как на праздник, глядят и не наглядятся на дочь, затерявшуюся где-то в массе средней школы, болтливой и беспечной.
Наша школа открывает свой тридцать восьмой, скажем так, сезон, и бу-бу-бу, но бу-бу-бу, а если бу-бу-бу, то бу-бу-бушечки, говорил директор, как всегда невнятно, но очень патриотично. Машка привычно пропускала его слова мимо ушей.
Конечно, все лгут.
Начать хотя бы с того, что Первое сентября не праздник. Ни для кого. Учителя прекрасно отдыхали в отпуске, продолжительности которого завидуют все; родителям не надо было помогать с уроками, будить детей с утра, мастерить с ними поделки и сдавать деньги на ремонт; ну а уж про самих школьников и говорить нечего стоит только на лица посмотреть: все будто на похороны пришли.
Нет, ну есть некоторые одарённые.
Гришаня впереди очень довольный стоит. Он-то все книги мира за лето прочитал, и теперь ждёт момента поделиться. Только никто не хочет слушать занудные пересказы.
Или Софка, которая сегодня точно радостная в предвкушении праздника. У неё ведь каждый праздник с большой буквы! Перетерпит линейку и классный час, а дома уже стол накрыт, друзья собрались (Софка звала к себе, но Машка гордо отказалась), «киндеры» в подарок, и по видаку комедию американскую смотреть будут.
Вспоминаю меня в моём детстве. Тогда я не понимал важность моей образованности как человека, но потом заливал директор единственного в городе завода, низенький коренастый мужчина в малиновом пиджаке. Машка сморщилась он тоже врал. Судя по виду, типичный троечник. Школа ну никак ему не помогла стать директором, а то, что он хочет сказать про «потом», это ложь.
Машк, ты точно ко мне не можешь, что ль, сегодня? раздался возле уха голос Софки.
Нет. Предки не пускают, солгала Машка.
А что? Всем можно, а ей нет?
По асфальту покружил будущий выпускник, нёсший на плечах девчонку-первоклассницу. Зрелище, видимо, должно было вызвать море слёз умиления, но Машка видела его уже в седьмой раз. А этого одиннадцатиклассника заприметила разок курящим возле заброшенной стройки, когда возвращалась домой любимым обходным путём. Тогда пацан не выглядел милым. Он походил на волка в стае: скалил зубы, усмехаясь вслед одинокой девчонке.
И это называется у них праздником.
Праздник лжи!
Машка давно перестала чувствовать себя одной из них. Она подчинялась их правилам, когда надо было, брала то, что можно было взять, но не хотела вливаться в эту амёбу, какой представляла школу с её целями, лидерами и прочей клеточной массой.
А вот погода, казалось, поддерживала истину в мире. Сегодня был явно не летний денёк: на градуснике дома за окном стрелка показывала плюс десять, а ветер окончательно добивал тех, кто решил прийти на линейку без куртки.
Они стояли во дворе, возле запасного выхода из школы. За забором любопытные зеваки, видимо, пытались вспомнить минуты ушедшего детства.
Наверное, они тоже лгали себе, думая, будто в детстве всё в цветочках и с радугой. Ведь так говорила мама. И ещё подтвердил папа.
А родители-то, между прочим, всё время лгут! Даже себе
Пойдёмте на классный час в наш кабинет, проверещала класснуха, будто обращалась к тем же пятиклашкам, которых взяла когда-то. Она и в одиннадцатом так же их позовёт. Для учителей время, наверное, застывает, особенно когда они выпускают третий или тем более четвёртый класс в большую жизнь, а сами остаются там же, как замороженные.
Кабинет тоже не менялся. И никогда не поменяется. Те же плакаты с формулами и серьёзные лица математиков с бородой на портретах по стенам. Однажды Машка шутя спросила у Гришани, почему он так сильно старается учиться: не для того ли, чтобы быть навечно мумифицированным в школьных классах. Гришаня ответил типичным недоумением: для него было слишком революционно то, что говорила Машка.
В классе только Надюха сидела без настроения у неё сегодня тамагочи сдох. Видимо, тоже не перенёс начала учебного года. Остальные веселились вовсю: болтали о летних приключениях, создавали шедевры оригами и отправляли их летать под потолком, плевались снарядами из сплёванных клочков бумаги сквозь ствол гелевой ручки. И только Машка, Гришаня и пара девчонок с плохим зрением на первых партах слушали класснуху.
Машк, у тебя наклеек нет новых на обмен? Сосед по парте, Гоша Гусенков, пристал с извечным вопросом. Он фанател от собирания всего, что можно было собрать. Машка как-то упомянула, что ей нравятся наклейки в жвачках, а не вкладыши, так Гоша с тех пор завёлся и требовал то поменяться, то просто подарить ему новые наклейки, потому что меняться и не на что у Гоши было всё! Блин, за лето ж много, наверно, накопилось. У меня есть крутые трансформеры: Бархан, Гальватрон и сам Оптимус, из бойцов Дольф Лундгрен и Брюс Ли, ну и «Утиные истории» штук пять.
Гош, извини, но я все, что были, на ящички стола своего налепила, снова соврала. И ведь Гоша не обиделся, продолжил считать её такой же безумной фанаткой. И всё хорошо.
Класснуха говорила долго и нудно, как и всегда. Пустоголовые пацаны пытались коверкать её слова для смеха, кто-то на последних партах издавал квакающие и крякающие звуки, Гоша положил голову на руки и спал, пока не получил от Машки толчок класснуха просила разбудить.
Вторая смена имела свои плюсы. Один из них ты идёшь домой вечером.
Да, сегодня всё закончилось быстро, но Машка отправилась в единственное стоящее приключение дня обходным путём: проводила Гришаню, чтобы побесить его снова революционными взглядами на жизнь. Смешной он, этот Гришка. Неужели он чего-то добьётся в будущем с его-то честностью и трудолюбием? Впрочем, лошади тоже живут как-то
Они шли вдоль магазинов, манящих выставленными в окнах куклами, коробками железной дороги, тортами с белоснежными лебедями из масла, книжками в суперобложках, мимо вычурного здания музея, главной приманки туристов в городе, потом свернули к набережной, шли вдоль опустевшего осенью пляжа.
Слушая Гришаню, Машка порой хотела быть, как он. Да что ей стоило сделать домашку, если на уроках она схватывала всё на лету?
Ничего.
Но дело-то в принципе, а не в умениях. Принцип же был таким: стараться только для того, что действительно важно. Домашку требовали учителя. В жизни Машки они не играли большой роли. Двойки тоже. А что было действительно важно, сейчас Машка понять не могла, как ни старалась.