Возьми одеяло в спальне, сказал я Борису, отправляясь одеваться.
Когда я вышел в комнату опять, Борис наклонился над Таней.
Не надо сказал я, она почти обнажена в этом шёлковом халате, попыталась повернуться, он раскрылся, заблестела кожа, бедро до самого верха, ткань соскользнула с плеча.
Она пришла в себя
Отойди, сказал я, хмурясь, невозможно, чтобы он коснулся её.
Марик
Я обнял её, поднимая на руки, Таня прильнула ко мне, обвивая шею, но руки её так слабы, почти как ткань этого халата, скользят
Борис помог мне завернуть её в одеяло
И вот мы у больницы, Вьюгин открыл дверь, помогая мне выйти с моей бесценной ношей.
Осторожно на ступенях, сказал он, проходя вперёд.
И вовремя, я едва не поскользнулся.
Она в сознании?
В созна-ании, ответила Таня за меня. Ма-арк ну по-а-чему он
Ну, и слава Богу проговорил Вьюгин. Сюда
Мы вошли в приёмное, в кабинет УЗИ. Меня даже не выгнали вон и начали нести свою абракадабру, елозя по Таниной груди датчиком. Совершенно обнажив мою жену перед этим Вьюгиным Боже мой
Посмотри ещё печень, Маша, сказал Вьюгин. Нет ли выпота или отёка да, я вижу
Она переместилась на живот, Таня подняла полу, прикрывая живот ниже пупка. И тут Вьюгин, взял у этой Маши датчик и, мазнув в излишки геля у грудей, по-хозяйски убрал Танину руку, и приложил датчик над лоном.
Беременность, сказала Маша. Пять недель акушерских. Три недели реально, то есть ну, тут уже, на всех этих лекарствах Сердцебиение можно услышать
Она нажала какую-то клавишу, и стало слышно «шт-штшт-шт».
Живой, сказала Маша. Живой плод, маточная беременность
Вьюгин посмотрел на меня, я, наверное, что-то должен был понять, но я не понимал сейчас ничего И в этот момент Таня захрипела, кашляя и поворачиваясь на бок.
Медсестра подхватилась звонить, прокричала в трубку:
Каталку срочно!
Таня! Вьюгин поднял её за плечи. Ш-ш-ш, тихо смотри на меня
И-и вдохнула Таня с усилием. Не не хо-ачу
Чёртова дура Тогда на него смотри! проорал Вьюгин, махнув мне, чтобы я подошёл.
Таня протянула руки ко мне, зацепилась за свитер пальцами, задыхаясь всё больше Но лицо её сразу стало мягче, у уголков глаз даже появилось что-то вроде улыбки. Приехала каталка, с грохотом закатываясь в кабинет, Вьюгин, кивнул мне, чтобы я положил Таню на эту качалку. Но она задыхалась всё больше и отказалась ложиться.
Не-е мо-агу я не мо-агу лежа-ать не мо-агу я за ды ха юсь целясь за меня, произнесла Таня, сквозь хрип, вылетающий из её груди.
Донесёте? спросил он меня.
Я просто смотрел на него как идиот, он шутит, не могу понять? Почему я могу не донести? Мы вышли в коридор, он снова пошёл впереди меня, открывая двери, а я держал Таню, сжавшуюся в комок и дышащую так, словно она старательно выдувает в груди мыльные пузыри. Я посмотрел на неё, она всё бледнее, при этом губы становились какими-то розовыми и блестящими
Мы вошли в радиологию, здесь меня заставили всё же оставить Таню, и выгнали вон, в коридор. И тут уже оказался Платон.
Марк что?
Что?.. рассеянно спросил я. И добавил честно: Я я ничего не понял я погоди, я позвоню. Наверное, надо, чтобы клапаны чтобы срочно доставили Борис звонил с дороги сказали, едут.
Так может, они здесь уже, сказал Платон.
Я посмотрел на него и кивнул.
Да да-да и набрал номер.
«Совершенно верно, Марк Борисович, наша машина уже час как ушла. Должны быть на месте», я поблагодарил на автомате. И посмотрел на Платона, но он и сам понял.
Что случилось-то? спросил он.
Ты я не понимаю, что Она
Тут вышел Вьюгин, увидел Платона и подошёл к нам.
Ну, в общем, такой расклад: наши пошли мыться
Что? не понял я, «мыться»?..
Вьюгин скользнул по мне взглядом, где-то в районе пупка:
Готовиться к операции, пояснил он мне как олигофрену, спасибо, что вообще сказал, называется, до сознания всё равно не дошло.
От митрального клапана оторвалась створка и получилась эмболия. Сейчас агиографии сделают, надо найти этот тромб и убрать, а после протезировать клапаны.
Я ничего не понял, только это две операции сразу?
Ну как бы да. Всё осложняется тем, что она беременна.
Что?! мы с Платоном выдохнули вместе.
И тут с Вьюгиным сделалось страшное, он вдруг утратил всю свою холодность и в один прыжок оказался возле меня, схватив за свитер на груди, даже кожу под ним ободрал, это и привело меня немного в сознание то, как загорелась кожа
Да то, что какой-то муж, б, не мог оставить умирающую жену в покое! Нельзя было подождать?! Нельзя было хотя бы раз член из штанов не достать?! На смертном одре надо
Да подожди ты что за слова! Платон вытаращил глаза.
Да то, что там сердца нет уже, как она жила, я не знаю, а у этого одна долбёжка на уме
Я даже не сопротивлялся, до меня не доходило всё равно Платон оттащил Вьюгина.
Погоди, Лётчик так может это ну вполголоса сказал он.
Да хрена! Это он! придушенно просипел Вьюгин, он орал бы во весь голос, но не здесь, пустой гулкий коридор Пять недель, это реальных три, так что вину не переложить ни на каких бандюков!
Вину но, Лётчик, это же ну это же хорошо, наверное, ну что проговорил Платон, не в силах удержать улыбку в уголках рта. Ребёнок будет, а?
Да ты не понимаешь?!.. опять почти вскричал Вьюгин. Это осложняет всё! Это да, что я объясняю вам, дебилам «хорошо» кому-то хорошо, вероятно, было!
Он начал тыкать в меня пальцами, бледный и страшный как злой ордынец. Нет, ей Богу, кривую саблю ему, и будет реальный Чингисхан
Платон снова постарался отвлечь его на себя, оттаскивая за локоть.
Это два инородных тела место одного в организме. Даже три, два клапана надо менять, всё в хлам как она не захлебнулась ещё от отёка лёгких Инородные тела, иммуносупрессия и тромбофилия при том! Ты знаешь, какая материнская смертность при таком раскладе, даже если сейчас всё пройдёт идеально?
Я не знаю, спокойно и весомо сказал Платон. Я и не хочу знать. И ты Лётчик, успокойся, ты должен быть спокоен, ты же воин при мече. Это мы с ним колотиться должны, мы щас овцы, ты пастух.
Вьюгин взглянул на него, сбросил руку и пошёл прочь по коридору от нас. Платон подошёл ко мне.
Ну что, Марк я вообще, поздравляю. Хотя, конечно обстоятельства
Что?
Отцом скоро будешь, как я понял.
Ну как бы да давно знал
Платон смотрел на меня некоторое время, пока не сообразил, что я не понимаю. Он развернул меня к себе.
Марк, да ты ты слышишь, что я говорю сейчас? он смотрел мне в глаза, удивительно, как у них с Таней похожи глаза, очень яркие синие, я таких не видел больше ни у кого
Ну я слышу, конечно.
У вас с Таней будет ребёнок.
У нас есть ребёнок.
Есть. Но будет второй.
Меня как в голову толкнуло. Я уже привык знать, что у нас есть ребёнок, да, я ещё не видел малыша Володю, я не держал его на руках, но я совершенно привык к тому, что он существует, он уже полностью присутствовал в моей душе, в моей голове, стал частью моей жизни и планов на будущее. А теперь ещё ребёнок? То, о чём мы говорили и шутили с Таней? Как это может быть?
Ну как а ты думал, что если у вас десять лет ничего не происходило от секса, то никогда и не произойдёт? усмехнулся Платон.
От секса? удивился я.
Платон вздохнул и похлопал меня по плечу.
Ладно, Марк, не заморачивайся сейчас, ты, я смотрю Слушай, я Марату позвонил, ты уж извини. Вон он, прикатил. И Марк Миренович тоже, и мама?
На слове «мама» я как-то немного включился. Обернулся и увидел, что Платон идёт по коридору навстречу Ларисе Валентиновне и Марку Миреновичу, а за ними бледный и смущённый Марат. Моя тёща увидела меня и ускорила шаги, подойдя, взяла меня за плечи, немного повыше локтей, глядя мне в лицо сияющими глазами.
Марк Господи и обняла, приложив голову к моей груди на мгновение. Ох, Марк, как хорошо, что ты тоже живой. О Тане я с марта знаю, Марк ну то есть Марк Миренович написал мне. Вообрази, какая удивительная произошла вещь, что Танюшка уехала прятаться именно в Шьотярв Ох, как ты похудел, мальчик