Босиком по стеклу… - Алексей Александрович Стопичев

Алексей Стопичев

Босиком по стеклу

Босиком по стеклу

Мне часто во время чрезвычайных происшествий врезается в память что-то одно. Может, не самое важное, но какое-то пронзительно-яркое. Так у меня было и вчера, во время прилёта в Белгород, когда укрофашисты обстреляли наш мирный город.

Где-то ближе к четырём утра я стоял возле ленточки оцепления, беседовал с полицейским. А вся дорога была усыпана стеклом из многоэтажки на улице Маяковского. Стекло лежало густо и хрустело под подошвами, перебивая этим хрустом даже вой сирен и гомон ошеломлённых людей. Этот хруст ввинчивался в барабанные перепонки безысходностью и непониманием. И тут из-за поворота появилась женщина. Одета явно в домашнее и босиком. По стеклу. Полицейский пытался объяснить, что нет прохода, но женщина, явно ничего не видя перед собой жутким грудным голосом проорала: родители у меня там! И побежала в сторону разбитых домов. Босиком. По стеклу

Мы смотрели ей вслед, и у полицейского играли желваки на лице. От сочувствия. От невозможности помочь, утешить. И от невозможности исправить, уберечь, защитить. А я думал, кем же нужно быть, чтобы так, ракетами бить по мирному городу? А потом злорадствовать в пабликах по поводу ужаса. По поводу погибших. А ещё думал о том, сколько таких, босиком по стеклу было уже на Донбассе и у нас. И дело не в изрезанных ногах, а в изрезанных душах. Они тоже в такие моменты босые, беззащитные

Морали не будет, друзья. Просто картинка. Стекло и босые ноги. Это мы. Сейчас

Водитель

Саня Ермолаев тоскливо посмотрел на шумную компанию и вышел во двор покурить. Он уже несколько дней был в отпуске, и надо ж такому случиться Ленка одноклассница позвала его на свой день рождения. Ленка Сане нравилась всегда: красивая, задорная, с чëрным разлётом бровей и горделиво вздёрнутым носиком. Всего пару дней назад, когда он пришёл в супер-маркет, увидела его и ухватила за рукав:

 Санечка! Вернулся! Тётя Оля говорила, что ты на СВО был?

Саня растерялся немного, кивнул неловко и утонул в искрящихся ленкиных глазах.

 Так, Саша, у меня день рождения послезавтра! Я тебя жду! И не спорь, отказ не принимается,  одноклассница решительно тряхнула головой и чмокнула отпускника в щёку. И он припёрся на этот день рождения

Ермолаев решительно отбросил окурок и посмотрел на дорогу, подумывая, а не уйти ли отсюда к чёртовой матери, чтобы не выслушивать очередные шутки. Но потом вздохнул и поплёлся обратно.

Вообще к мирной жизни Сашка привыкал тяжело. Уже почти неделю дома, но без бронежилета и автомата неуютно было ходить, засыпать. А привычка пригибаться будто намертво въелась в его анатомию. Ермолаев и так не был атлетом, но сейчас, вечно ссутуленный да в гражданской одежде, из которой исхудал за шесть месяцев СВО, и вовсе ничем не напоминал гордого вояку. Другое ли дело остальные отдыхающие. Особенно этот, прищуренный. Он Сашке не понравился сразу. Щеголеватый, с уверенными движениями явно был давно знаком с остальными и считался у них кем-то вроде лидера. Даже Ленку поздравлял не так, как остальные. Пришёл на днюху последним. Цапнул виновницу торжества по хозяйски, крепко поцеловал в губы, отчего одноклассница раскраснелась вся, и только потом подошёл знакомиться.

 Дмитрий,  протянул он Ермолаеву ладонь и глянул с прищуром, будто целился.

 С-саня,  Ермолаев неловко поздоровался.

Под Харьковом его контузило, потому появилось лёгкое заикание. Но, несмотря на уговоры взводного, Саня не захотел ехать в госпиталь чтобы пацанов не оставлять. Да и «УРАЛ» свой бросать на другого водителя В общем, Сашка остался служить. Однополчане беззлобно подтрунивали над бойцом, что остался не только Сашка, но и его заикание, потому на двоих и паёк положен двойной. Впрочем, заикание появлялось только в спокойной обстановке. А под обстрелами или когда на колонну напали, заикание улетучивалось вмиг, будто и не было его.

Прищуренный хмыкнул, и спросил:

 Говорят, на фронте был? Кем?

 В-водитель,  занервничал Ермолаев.

 Во-о-о-одитель?  растягивая нарочито-удивлённо это слово, Дмитрий покосился на остальную компанию:  Ну, понятно. Доблестная служба тыла! Портянки, небось, подвозил?

 Н-нету портянок сейчас,  попытался улыбнуться Ермолаев, но его уже не слушали. Кто-то из компании захохотал издевательски:

 Пацаны, расходимся! Кина не будет электричество кончилось!

Ленка виновато глянула на Саню и принялась суетиться вокруг гостей. Салаты, мандарины. Ну, и выпивка, естественно. Ермолаева пригласили играть в «крокодила», игру, где лепят на лоб бумажки с разными словами и надо узнавать, что там написано. Но Сашка покачал головой, сел в уголок и молча смотрел, как веселится шумная компания. И мучительно размышлял над тем, что же ему рассказать, чтобы не смотрели так пренебрежительно. А оказалось, что и рассказать не о чем. Ну, не объяснять же им, как он попал под артобстрел и мчал на своём Урале с полным кузовом боеприпасов. Как трясло машину по промёрзлому кочковатому полю, а он зажал зубами крестик и молился, молился, чтобы не прилетело в снаряды, потому как тогда от Ермолаева даже пыли бы не осталось. Скажут испугался непонятно чего. Можно, конечно, про эти обстрелы рассказывать. Что каждый день прилетало. Что по звуку научились уже определять, что летит и в какую сторону. Когда прятаться, вжимаясь в любую удобную щель и читая молитву, а когда можно просто пригнуться и продолжить своими делами заниматься. Но, скажут, на то и фронт, чтобы так.

Или про нападение на колонну рассказать? Так там Саня тоже мало что увидел. Грохот, взрывы, а потом горящий бэтээр и выстрелы из лесопосадки, куда Ермолаев стрелял из своего автомата вместе со всеми. И привкус гари во рту, когда тащили из сгоревших бэтээра и второго Урала раненых пацанов. Обошлось, слава Богу, трёхсотыми. Не то, что под Сватовским обстрелом, когда доставали из разбитой колонны трупы. Задыхаясь в гари. Отплёвывая её. И запах гари этой преследовал Сашку неделю. А руки будто чувствовали ткань камуфляжа последнего вытащенного молодого Витальки, всего полгода оттарабанившего по контракту

Сашка после этого случая привозил 120-миллиметровые мины спецназовцам, которых на их направлении все называли пиратами. Называли так за отчаянную храбрость и дерзкие вылазки. За удачливые рейды по тылам врага. А ещё за то, что после каждого выполненного задания пацаны возвращались назад с чёрным знаменем, где трепетали на ветру череп и кости.

Ермолаев робел перед их командиром, кавалером ордена «Мужества», и потому подошёл тогда к Маге весёлому, говорливому дагестанцу и спросил неловко:

 А м-можно мне к вам?

 Зачем к нам?  удивился Мага, посмотрел пристально на водителя и понял что-то. И заговорил с кавказским акцентом, горячась:  Саня, а кто нам снаряды, патроны возить будет? Ты же от Бога водитель! Мы видели, как ты по полю от арты уходил! Никто из нас так не смог бы! Да я больше скажу, бросили бы машину к такой-то матери! А ты снаряды вывез! Ты что, брат? Ты герой! Куда мы без тебя?

Мага похлопал Сашку по плечу и заговорил доверительно:

 У нас же каждый своё дело делает, брат. Нам без тебя даже из миномёта не выстрелить. Не привезёшь мины это просто труба! И зачем мы нужны будем?

И тогда Сашке действительно казалось, что он делает нужное дело. А сейчас

Через пару часов Ленка предложила прогуляться на площадь. Поддатые гости радостно согласились. Сашка тоже воспринял это с облегчением. Уже и Ленка подтрунивала над ним и называла фронтовиком с какой-то иронией. Ермолаев шёл чуть в стороне, ещё больше стесняясь своей сутулости, заикания и не по размеру одежды. А возле площади компания встретила офицера. СОБР. Капитан, машинально отметил Сашка. В парадном мундире, с наградной планкой. Видать, с мероприятия какого-то возвращался. А капитан этот поздоровался с компанией, и оказалось, что он их старый знакомый.