Он задумчиво пошевелил пальцами ног и решил, что как-то неправильно прощаться с бренной жизнью без ботинок. Да и носки у него не первой свежести, с дыркой на пятке. Со свежестью, впрочем, проблема решится быстро, а вот с дыркой... Выловят его тело из мутных вод реки, а у него конфуз такой. Что люди подумают? Людку опять же жалко. Она, само собой, порадуется, что наконец-то избавилась от неудачника-мужа, но похороны в наше время дело накладное, а денег у нее нет.
Лева в некотором роде предусмотрел этот щекотливый момент и оставил прощальное письмо, где четко обозначил свою волю: после кончины его скромно проводить, никаких поминок не устраивать, торжественных речей не говорить, выпить водки и развеять его прах в деревне Перелипкино, откуда родом его предки. Однако надеяться на супругу нельзя. Людка упряма как ослица и человек мещанской ментальности. Все бы ей сделать как у людей. Похоронит ведь, зараза, в строгом костюме и галстуке, поминки устроит с помпой, памятник на могилке поставит гранитный, созовет бомонд. Вальку, актрису из детского музыкального театра, которая Бабу-ягу играет, причем без грима, подружку свою любимую. И Парамонову, художницу с Арбата. Алкашку-карикатуристку авангардной наружности. Коновалова аж передернуло от мысли, что за персонажи будут рыдать над его бренным телом. И памятники нынче дорогие. В долги влезет или, того хуже, кредит возьмет. Пахать придется вдвое больше, а у нее спина больная и ноги отекают. Здоровье надорвет, не дай бог, сляжет. И будет проклинать его до самой своей смерти. Мало ему проблем на этом свете. Изгрызла, зараза, вечными придирками. Никакого покоя и на том свете не будет. Желание покончить с собой таяло, как бархат растворяющегося в ночи вечера, но покаянная грусть в душе еще плескалась.
Людку можно понять, но разве он виноват, что планида у него такая, писать в стол. Все его высокохудожественные старания никто не ценит. Никто не покупает его прозу с глубоким философским смыслом. Неформат. Сначала Лева держался, то слепых издателей ругал, то глупых читателей, но в последнее время все чаще накатывала меланхолия. Понял он, что причины неудач в нем самом. Графоман он и жалкий неудачник. Пару попыток суицида Лева уже предпринял, правда, безуспешных. Как только он падал в реку, включался автоматом инстинкт самосохранения, воскресали знания, полученные в школьной секции плавания. Лева сам не понимал, как оказывался на берегу. Последняя попытка и вовсе закончилась неприятно. Коновалов даже прыгнуть не успел, только готовился стартануть в последний путь, вскарабкавшись на чугунные перила набережной, как подъехала «Скорая психиатрическая помощь». Людка, зараза, вызвала. Месяц Лев Борисович провел в отделении для душевнобольных, словно он псих! А он не сумасшедший! Просто устал бороться за место под солнцем и не желает быть обузой. Устал...
Ничего, кроме как писать, Лева не умел, а сочинять то, что приносило бы хоть какую-то прибыль, – не мог. Даже коммерческие рассказы, которые Лев Коновалов, наступив кирзовым сапогом на горло своим принципам, написал ради заработка и попытался пристроить в нескольких дамских журналах под псевдонимом Лена Валова, и те отвергли. С журналистикой тоже не сложилось. На «джинсу» Лева категорически не соглашался, а статьи его, по мнению редакторов, отличались излишней заумью и не отражали правды жизни.
В перерывах между попытками пристроить рукописи и заработать Лева продолжал писать свой главный роман, который непременно должен стать бестселлером и вознести Коновалова на вершину литературного Олимпа. Он так старался, сосредоточив на будущем шедевре все свои усилия и творческий потенциал, что потенциала стало не хватать на жену. О чем Людочка заявила ему со свойственной ей прямотой. Мало того, супруга добавила, что потенциала ей никогда не хватало, и назвала Леву клиническим импотентом. Удар был ниже пояса. Лева захлопнул ноутбук и попытался доказать жене обратное, но ничего не вышло! В тот злополучный день Коновалов впервые попытался свести счеты с жизнью. И это не получилось. Однако Людочка сразу присмирела и окружила его заботой и вниманием.
На радостях Лева накатал пару глав будущего бестселлера, осчастливил жену и нашел неплохую работу литературного критика в одном авторитетном издании. Служба оказалась непыльная и приносила хоть какой-то доход. В семье воцарился мир. Несколько месяцев он честно читал присланные книги и с воодушевлением строчил разгромные рецензии на современную коммерческую прозу. Счастье длилось недолго. Один молодой модный литератор сильно обиделся на его критическую заметку и объявил Леве войну. Нервный писатель ему попался. Сначала в своем блоге его приложил, наградив всяческими унизительными эпитетами. Коновалов не растерялся и настрочил еще одну рецензию, где распял автора, как бабочку. Тот взбесился всерьез, накатал критическую заметку на разгромную статью Левы, используя исключительно нецензурную лексику, и принялся заваливать электронный почтовый ящик Коновалова гневными письмами. В переводе на литературный язык суть его претензий означала, что Коновалов мерзкий завистник, графоман, бездарность и неудачник. В завершение всего модный литератор вызвал критика на дуэль. Лева брошенную «перчатку» с достоинством принял, решив по наивности, что автор вызвал его на дуэль литературную. То обстоятельство, что встречу писатель назначил ему поздним вечером в парке, Коновалова не смутило.