«Равное право для всех! Корпорация для всех! Каждому по одной душе, независимо от достатка!»
И так по кругу.
Пустой!
Один из патрульных протиснулся через толпу и махнул мне рукой, подзывая к себе. По мере продвижения я терял его из виду. Его относило все дальше от ограждения, и уже не он пытался вытащить меня из этого полчища, а я ловил его за рукав спецовки и тащил к желтой линии. За ограждением патрульный оправил форму и спокойно, смерив панику и страх, велел следовать за ним.
Под небольшим навесом недалеко от дома собрался почти весь седьмой отряд. Они что-то оживленно обсуждали, но стоило мне зайти в палатку, как разговоры прекратились. Вот он, конфликт видов. Они презирают меня, даже если не осознают этого. Это видно по тому, как корчится их рот, уходят глаза в сторону, тяжелеет дыхание. Будто я порчу сам воздух, которым они дышат.
Ты долго. Джон вошел в палату следом за мной; вместе с ним прибыла парочка патрульных из восьмого отряда; за 14 лет я успел поработать со всеми, чтобы увериться в «одинаковости» людей, приходящих на службу. Большинство, в полицию гонит идея, чаще всего наследственная; переходящая по генам жертвенность, патологическая тяга к смерти. Обычно единичников презирают, но патрульные выше этих рамок. Они отказываются от продукта Корпорации ради охраны людей. Тяга к жертвенности или страх осуждения? Возможно, и то, и другое. Я непритязателен до вариантов. Чтобы выбирать самому, нужна эмоциональная привязка, чувственный ориентир, которых у меня нет. Я выбираю то, что подходит под «сейчас», и «сейчас» я вижу страх.
Я был на другом конце города. Ты должен был позвонить в отдел, чтобы они прислали кого-то другого. А не ждать, когда я завершу вызов.
Мой напарник ты, а значит, я буду работать только с тобой.
Пустой ни к кому не привязан, Смит. Тебе известны правила и последствия их нарушения. Еще раз выкинешь нечто подобное, и я поставлю вопрос о твоем отстранении.
Он ничего не ответил, молча подозвал меня к столу и развернул бумаги, которые им удалось получить за это время.
Последние сорок минут многоликий находился на верхних этажах восточного крыла. Мы смогли эвакуировать этажи с первого по третий, прежде чем датчики зафиксировали активность. Наша цель Патриция Донован, 39 лет. Цвет волос русый. Среднего телосложения. По данным реестра у нее две души, не считая собственной. Последнее внедрение было два года назад. Она не пропустила ни одного обследования, и триггеры получала исправно. Во время приема сшиватели не выявили никаких отклонений.
Все это неважно. Мы должны поймать ее и отправить в министерство. Из-за твоих принципов мы и так потеряли много времени. Чем дольше идет распад, тем выше вероятность смерти. Температура тела достигает предельных значений, сосуды лопаются, а кровь перестает свертываться. Ты подумал об этом, когда решил отложить звонок, Смит?
Отклонение в пределах нормы, он ничуть не покривил голосом, но я заметил, как кулаки его сжались; любой другой давно бы заткнул меня, но Джон не командир, даже если носит это звание. Мы запускали тепловизор двадцать минут назад. Сенсоры зафиксировали сильный разброс температуры на 10 этаже восточного крыла. Там же находится квартира Донован.
В здании еще много людей?
Да, все они на верхних этажах. Мы предупредили их по громкоговорителю, чтобы не покидали жилья и по возможности не создавали лишнего шума.
Хорошо. Продолжайте отслеживать ее положение, когда я зайду внутрь. И подгоните водяные машины на случай, если Донаван вздумает бежать прежде, чем я найду ее.
Я вышел из палатки, обошел здание с левой стороны и двинулся к восточному крылу. Перед самым входом Смит нагнал меня и преградил путь.
Я пойду с тобой.
Тебе там делать нечего. Будешь только мешать.
Я понимаю, твоя задача поймать многоликого. Моя же защитить людей. Ты не станешь отвлекаться на других, даже если в твоих силах будет помочь им.
Эти люди не моя забота. А ты уже сделал все, что от тебя требовалось. Они получили инструкции. Если умрут, то только по своей вине.
Он схватил меня за плечо и слегка надавил.
Тепловизор зафиксировал рядом с Патрицией еще один тип излучения. Возможно, это ее дочь. Ее не было среди эвакуированных, и в школу она сегодня не приходила. Ей всего 6, Элайс
Одна из особенностей Джона наивность, которая, наряду с тупым героизмом, заставляет его надеяться, будто уговоры сработают; будто именно сегодня ему удастся воззвать к моей жалости, совести, или чем там еще люди оправдывают свою глупость? С наивностью еще можно смириться, но не с тем, что он считает правильным называть меня по имени. Имя соотносимо лишь с человеком; с его неповторимой сутью. В моем существовании нет сути. В нем есть цель, но и та не выходит за рамки «корпоративной этики»; никакого скрытого смысла; поверхностное существование с известным началом и концом.
Я не стану тебя защищать, если поставишь под угрозу исполнение моей работы.
Знаю.
Я отодвинул его в сторону и вошел первым. Внутри тихо, как если бы в здании, действительно, никого не было. Повсюду валяются брошенные вещи; хрустит под ногами разбитое стекло. Наверх придется добираться пешком. Лифт создает слишком много шума, к тому же, чтобы вытащить все эти трупы, понадобится куча времени, которого у нас нет. Двери кабины то закрывались, то открывались, невзирая на лежащие в проходе «препятствия».
Этим людям оставалось лишь обогнуть лестничный проход, но Донован не дала им даже выйти из лифта. Она действовала избирательно, избегая повторений. Все травмы разные: начиная от перелома шеи и заканчивая проникающими в грудь. Многие пытаются найти причину в действиях многоликих и используют свои предположения, чтобы умаслить их и удрать. Все равно, что пытаться уговорить землетрясение не валить пол под своими ногами.
Перед десятым этажом Джон остановил меня и указал на боковую квартиру в конце коридора. Я достал из кобуры пистолет и снял предохранитель. Шестнадцать патронов с зарядом в 40 мА. Хватить, чтобы свалить многоликого с расщеплением в двадцать душ. Дверь была приоткрыта. Я подошел ближе и прислушался к тому, что происходило внутри. Ничего конкретного, кроме скрипа половиц и невнятного бормотания.
Я потянул дверь на себя и стал медленно входить. Не считая одной комнаты, во всей квартире не было света. Патриция сидела на полу гостиной и мерно покачивалась из стороны в сторону, прижимая к груди ребенка.
Она будто не видела нас и продолжала тянуть песню, мотив которой знаком каждому ребенку. Я достал из кармана зеркало душ и направил на нее.
Опаздываешь, пустой. Я уже устала вас ждать. Глаза ее резко распахнулись, а на лице появилась довольная улыбка.
Девять. Неплохо для двух часов расщепления.
Думаю, вы видели больше.
Вы войдете в десятку лучших.
Она усмехнулась и снова затянула песню, которую прервала ради нашего короткого разговора.
Вам пели эту песню, пустой, когда вы были в ее возрасте? Патриция посмотрела на дочь, уткнулась носом в ее макушку и с наслаждением втянула воздух.
Да.
Забавно. У вас отняли душу, но сохранили воспоминания о жизни до отдела.
Воспоминания продукт памяти. Душа меняет лишь отношение, но не способна повлиять на наличие.
К чему воспоминания, если они ничего вам не приносят?
Они бывают полезны.
Мы ведем такие высокие разговоры, а я до сих пор не услышала вашего имени. Или пустым запрещено себя называть?
Она отличается от многоликих, с которыми я сталкивался раньше. Большинство и слова связать не могли. Деление влияет на способность мыслить, способность переваривать информацию и выдавать ответ. В голове многоликого мысли рассеяны, они накатывают сплошным потоком и не задерживаются дольше пары секунд. Фактически в Патриции сейчас сидит девять разных людей, и каждый норовит отнять власть у другого. Её самообладание вопрос времени и неких условий, которые, как показывает практика, быстро становятся несущественными.