Вскоре к нам присоединились другие. Эвигель, нежная девушка из верхних палат, Орсий, неуклюжий механик и племянник Гединка, два хирурга-близнеца, которые вечно заканчивали друг за другом предложения, Релммиг и его помощница Кори, несколько других врачей. Гединк обошёл всех присутствующих, пожимая руки мужчинам и кланяясь дамам, а потом опустился на соседний со мной стул.
Как вам спалось? он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. Я не мог уснуть до полуночи. Надеюсь, ремонт закончится в ближайшие недели и здесь станет намного уютнее.
Последним в комнату зашёл святой отец. Длинная белоснежная ряса его сверкала вышитым золотом. Гединк подмигнул мне.
А зачем вашему преподобию такие роскошные одежды? спросил он.
Смущённый отец расплылся в улыбке:
Сегодня воскресенье. День божий. У нас будет служба, обратился он ко мне. Приходите.
Я кивнул и поблагодарил за приглашение, надеясь, что за делами у меня не останется на это времени. Мы принялись за еду. Релммиг спросил:
Скажите, ваше преподобие, это боги создали людей или люди богов?
Прелат опять одарил присутствующих мягкой улыбкой и заговорил со мной.
Вот, он протянул мне одну из святых книг. Я читаю её перед сном. Здесь сказано: «Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых».
Релммиг засмеялся.
А что там сказано о конце света?
Если богам будет угодно, эту трапезу мы закончим целыми и невредимыми.
Небожители клиники обсуждали всякую чушь, но я почти не слушал их и смотрел на Эвигель. У неё были рыжие кудряшки, прямой нос в веснушках, тёмные глаза и красивый загар. Она ловко забралась на стул вместе с ногами и не принимала участия в разговорах, только улыбалась. Солнце заливало веранду, и девушка, зажмурившись, подставила ему лицо.
« Все эти ваши мученики, святой отец, просто ширма. Они бы убили его снова, если бы он жил, как убивают во имя его.
Верно. Для них он опасен живой и свободный. Оттого они и пригвоздили его к этой доске и рассказывают о страданиях и муках.
Вы заблуждаетесь, как неразумные дети, потерявшееся в дремучем лесу. Пророк нёс божье слово
Почему же боги не защитили его?»
Эвигель доела пирожное и принялась чистить апельсин. На ней были голубые брюки и меховой жакет. Я спросил, как давно она здесь. Девушка задумалась.
Три месяца, посчитала она.
Что вы здесь делаете?
То же, что и все. Отдыхаю.
Я не стал спрашивать, что у неё за болезнь. На вид она весила не больше сорока килограмм. Я видел её выступающие ключицы, тонкие пальцы и лучезарную улыбку, такую нелепую за столом, где обсуждали историю грехопадений и смертельные муки.
« Был бы он жив, кто спросил бы его о Церкви?
Она была им основана.
Чушь! Святой отец, при жизни пророка никто не следовал его предписаниям, за исключением кучки фанатиков. И для общения с богами не требовались ни книги, ни обряды, ни правильный порядок слов в молитве. Если бы он был жив, как судили бы его за те страдания, что он принес?