Это приказал дядя Саиф? тихо спросила Аайя. Дядя всегда был человеком верным, но подозрительным. Это было в его духе.
Ваш господин-дядя негодует, выдавил скопец, одергивая уздцы коня, чтобы тот держался наравне с конем Аайи. Он умер. Как я и предупреждал.
Нарим?.. спросила девушка, хотя и знала, что ответ будет «да».
Жестокая вечность не услышала шепот ваших молебнов, безынтересно проскрипел голос скопца. Впрочем, как и всегда.
«Он всего лишь евнух», подумала Аайя, «лишенный мужского начала, а с ним и своего замысла, как творения. Покуда ему знать.»
Вражда среди детей Ицы была грустной правдой жизни. Унаследовав грехи первейшей из творений, разделенные языками, обычаями, культурами, людской род пребывал в постоянной распре. Саийицава говорила, что рано или поздно все достойные народы соберутся под знаменами Дочери Лун, выступив против греха и зла. Унаследуют свое место в Вечности. И, как и всякая покорнейшая из последователей Ицхиль, Аайя молилась о приближении этого дня. Однако, лишь Вечность в своем бескрайнем взоре знает, когда он наступит. Лишь Вечности открыты прошлое, настоящее и будущее. И лишь ей решать, когда наступит Обещанный день. Для нее время, что эта река, вдоль которой сейчас лошадь несла Аайю. Но в отличие от всемогущей Вечности, девушка не могла остановить эту реку и повернуть ее вспять.
Ей хотелось, чтобы священные воды Ицхиль Хвироа унесли все заботы и потери. Чтобы смыли вражду и зло с этой благодатной земли, раз и навсегда. Но темные воды, отражающие в себе лишь звездное небо, пылающее голубоватым цветом, сегодня текли медленно, тихо и неспешно. Отражение Роиц Ицнай на поверхности реки дрожало от ряби. Звездные очи были едва различимы и Аайя подняла глаза к небу, чтобы не искать правды в размытом отражении, где уловить истину было столь же трудно, как разобрать далекий шепот.
Их лошади пересекли реку по одному из выложенных камнем мостов, нависающих над глубоким течением и поумерили шаг. Теперь они находились на территории отца. Боятся тут было нечего даже их людям. В предрассветной темноте виднелись глинобитные домики простолюдинов, сады и яхчалы. Сейчас среди них почти никого не виднелось. Люди спали или молились.
Чуть поодаль виднелся дом. Поместье рода Шайхани, из глины и желтого резного камня при луне казалось скромнее, чем было на деле. Сложенное в три яруса строение, оно казалось тем больше, чем ближе они подъезжали к нему. Три башенки гордо поднимались над куполом главной залы. Каждая возведена в честь одной из лун. Их маленькие конусы-крыши из цветного стекла казались маячками, сияющими ярче звезд. Твердый гладко сеченый камень, из которого были сложены сужающиеся к верху этажи украшали простые узоры из разноцветных кругов. Зеленые. Синие. Красные. Ночью все они казались похожими, но когда день золотил поместье палящими лучами, оно было невероятно красивым и ярким.
В центре поместья располагался двор с небольшим прудиком, обложенным камнями и глиной, а вокруг того усаженный гранатовыми деревьями цветущий сад. Спелые и красные, они свисали на ветвях, словно горящие даже в ночи фонарики. Тут было свежо от водного источника бьющей холодной воды, которой легко можно было утолить жажду даже в самый жаркий из дней.
Сейчас дворик полнился отцовскими людьми, пришедшими сюда по зову своего господина. Конюшня была явно переполнена их лошадьми, отчего казалось, что в ней не найдется места кобылам, с которых спешивались их попутчики. Гиацинт вновь помог матери спешится, протягивая ей свои длинные тощие руки и госпожа Хашнай, кивнув тому в знак благодарности, сложила руки, поспешив удалиться внутрь.
Не бойтесь, протянул свою кисть Аайе евнух, я не дам вам упасть.
Спешиваться с коней ей всегда было сложнее, чем взбираться на них. Она не была высокой и статной, отчего иногда даже стремена казались ей слишком большими для своего роста. Однако, придерживая книгу рукой у груди, а второй опираясь на кисть Гиацинта, она смогла наконец встать на твердую землю, глубоко вдохнув воздуха.
Опустив взор, она прошла мимо собравшихся во дворе солдат. Скопец, услужливо открыв ей двери в поместье, неслышимо последовал за ней. Мать, оказавшись в доме, сняла покров и чачван, открыв уставшее лицо. Хашнай не была старой, но годы взяли с нее больше, чем с прочих отцовых жен. На остром лице, украшая возрастом лоб, губы и глаза, обосновались морщины. В черные, как ночь, волосы, вплела свою пряжу седина. Матерь казалась разбитой, стоящей, будто в полудреме.
Она обмолвилась парой слов с дядей Саифом. Следом, заметив вошедших внутрь Аайю и Гиацинта, оба обратили взгляды на них.
Я привел госпожу Хашнай с дочерью столь быстро, сколь мог, покорно сложив руки у пояса, поклонился дяде евнух.
Моя душа в скорби, Саиф. Как и твоя, не поднимая взора в разговоре с дядей, ответила ему мать. Я помню Нарима еще ребенком.
Будто бы эта скорбь вернет его к жизни, голос дяди был ненамеренно гулким и басистым, как гром, эхом раздававшийся среди горных утесов. Кровью платят за кровь, а не скорбью.
Могу ли я видеть мужа? голос матери, по сравнению с ярким тембром дяди казался едва уловимым шелестом листьев.
Раид сейчас в северном крыле. Он не принимает гостей. Нам предстоит тяжелый разговор, сказал, словно обрушил топор, дядя Саиф. А вам следовало бы уделить время сну после столь тяжелой молитвы.
Вечность еще дарует нам долгий сон, прошептала Хашнай. Пока я отправлюсь в свои покои. Помолюсь за Нарима, Саиф. И за тебя, с этими словами матерь, устало переступая с ноги на ногу, пошагала прочь.
Дядя обратил свой взгляд к Гиацинту, а следом и на Аайю.
Вы задержались, сложил свои массивные руки на груди он.
Ночная дорога не располагает к скачкам, пожал плечами Гиацинт, ответив спокойно, как и всегда. Благо, путь нам не преградили никакие опасности, господин Саиф.
Богослужения дело угодное, обратился дядя к Аайе, но до той поры, пока оно не угрожает вашей жизни.
Да, дядя, поклонилась ему Аайя, виновато, но в душе подумала иначе. Нет защитника нашим жизням большего, чем всемогущая Вечность.
Будь моя воля, я бы не выпускал вас отсюда, пока эти безбожники шастают по дорогам вдоль священных течений, басисто сказал дядя, почесав свою густую, черную бороду. Но ваш отец, конечно, человек куда более полагающийся на божественную волю будто бы она способна спасти вас от анварского кинжала в спину.
«Способна», молча подумала Аайя, но переубеждать дядю не стала. Лишь Вечность стирает людскую упертость в пыль, как стирает она горы и сушит моря. А дядя ее был человеком упертым. Саиф Шайхани, младший брат ее отца, господина Раида, в отличии от ее родителя, был человеком большим и плечистым. Руки его, сильные, с порослью черных волос, были словно стволы молодых деревьев. Грудь колесом, прямая, как древко копья, осанка и суровый взгляд из-под густых бровей. Волосы на голове изрядно поредели и обратились в лысину, окаймленную остатками былой шевелюры.
Дядя, поправив свой шервани из черного бархата, поглядел на Аайю, оценивающе, прежде, чем обратится к ней.
Твоя сестра просила подменить ее в детской, обратился к девушке Саиф. Теперь Аайя поняла, что от нее требуется, младшие не давали ей покоя всю ночь. Джесайя сейчас с твоим отцом, а Тарьям молится, полагаю. Я надеялся, что ей поможешь ты, но, раз ты не спала
Нет, дядя, не переживайте, спешно ответила Аайя. Если Нице нужна помощь с детьми, я сейчас же отправлюсь к ней.
В этом нет нужды, госпожа, вставил Гиацинт. Вы еще юны, вашему телу нужен сон и отдых. Мы можем послать к госпоже Ницаях служанок.
Я сама помогу ей, покачала головой Аайя. Не нужно тревожить слуг.