Чем могу быть полезен? Сквозь круглые очки в тонкой проволочной оправе на Гретель смотрели бледно-голубые, почти бесцветные глаза.
В городке болтали, что, занимаясь лекарствами, Хофманн открыл секрет вечной жизни, но, к сожалению, не вечной молодости. «Он так и будет стареть, пока не превратится в ходячий скелет!» школьники, которые начали первыми рассказывать эту байку, уже сами успели обзавестись внуками. Так что Гретель допускала, что в чем-то эта легенда не врет.
Здравствуйте, господин Хофманн. Девочка двинулась через зал, на ходу вытаскивая из кармана смятый рецепт.
Аптека была обшита потемневшими от времени деревянными панелями. Справа и слева на полках теснились баночки из коричневого стекла, флаконы с притертыми пробками, запечатанные сургучом бутылки с микстурами и коробочки с пилюлями. На одном конце полированного прилавка стоял кассовый аппарат; на другом возвышались весы, возле которых, подобно оловянным солдатикам, выстроились гирьки.
Я за порошками для мамы, сказала Гретель, протягивая Хофманну бумажку. Для Марты Блок.
Подожди здесь. Аптекарь даже не взглянул на исписанный неразборчивым «докторским» почерком рецепт. И, пожалуйста, ничего не трогай.
Ходил Хофманн без трости, но медленно, старческой семенящей походкой. Когда он скрылся в расположенной за прилавком конторе, Гретель метнулась обратно к двери. Одного взгляда хватило, чтобы заметить Нильса с компанией. Они подпирали стену бакалейной лавки напротив аптеки. Гретель попятилась, хоть и понимала, что прятаться бесполезно. Очевидно, Нильс Дельбрук видел, как она заходила в «Хофманн и сыновья», и теперь сторожил у входа.
Гретель вернулась к прилавку. Пару минут спустя вернулся Бонифаций Хофманн с пакетиком из вощеной бумаги.
Рекомендации по приему те же, что и раньше.
Конечно.
Девочка забрала лекарство, положила на прилавок купюру в десять королевских марок и дождалась, когда аптекарь отсчитает сдачу. Звякнул, закрываясь, кассовый аппарат, но Гретель не торопилась прощаться.
Что-то еще? поинтересовался Хофманн.
Сказать по правде, да, кивнула Гретель и, набрав полную грудь воздуха, выдала скороговоркой: После школы ко мне привязались хулиганы, сейчас они ждут снаружи. Когда я выйду отсюда, меня схватят и, наверное, побьют.
Что-что? Седые брови аптекаря приподнялись над проволочной оправой очков.
Я подумала: наверняка же у вас в аптеке есть черный ход? Если бы вы позволили воспользоваться им я была бы очень благодарна!
Некоторое время Хофманн изучающе смотрел на Гретель. А потом приподнял натертую воском крышку прилавка и все той же семенящей походкой направился к двери.
«Он ни за что не позволит мне пройти дальше этого прилавка, подумала Гретель. И не поверит в историю про хулиганов. Скорее, решит, будто я хочу что-нибудь украсть»
Хофманн доковылял до двери и сквозь застекленную секцию посмотрел на улицу.
Это, случайно, не сын преподобного Дельбрука? От него ты прячешься?
Да, от него, вздохнула Гретель, понимая, что теперь помощи от аптекаря можно не ждать. И его дружков, Йозефа и Курта. Они меня все время донимают.
Хофманн вернулся к прилавку, снова приподнял крышку и произнес:
Прошу.
Спасибо! Не веря своей удаче, Гретель юркнула за длинную тумбу, разделявшую зал на две части.
Миновав узкую дверь, Хофманн и его гостья очутились во внутренних помещениях аптеки. Витавший снаружи запах камфары, лакрицы, валерьянки и еще бог знает чего усилился и обогатился новыми оттенками.
Каменное здание, в котором располагалась аптека «Хофманн и сыновья», было одним из самых старых в Марбахе, не считая собора, монастыря и ратуши. Окошки здесь напоминали бойницы, а сводчатые потолки наводили на мысли о винных погребах. Чтобы жить в доме, похожем на рыцарский замок, надо было как минимум владеть единственной на всю округу аптекой. Впрочем, у Хофманнов даже имелся собственный автомобиль по меркам Марбаха просто-таки невиданная роскошь. Это был черный канцлерваген, слишком хороший и дорогой для здешних дорог.
Проходя мимо какой-то двери, Гретель мельком увидела столы, на которых Хофманн и его наследники готовили микстуры и порошки, на широких мраморных столешницах стояли дробилки, прессы, керамические ступки с пестиками, разнообразные весы и металлические формы для пилюль, в которых запросто можно было бы отливать пули.
Сюда, фройляйн Блок, произнес Хофманн, направляясь к тяжелой, окованной железом двери. За ней оказался длинный, уводивший в темноту коридор.
На мгновение Гретель сделалось не по себе. А вдруг аптекарь, которого подозревали в занятиях алхимией, решил воспользоваться случаем и получить для своих опытов юную девушку? Между тем старик взял со стола керосиновую лампу и шагнул в коридор.
Прогнав из головы дурацкие мысли, Гретель зашагала следом за Хофманном.
А вы знаете семью пастора? решилась спросить она.
Преподобный Дельбрук иногда покупает у меня желудочную микстуру и мазь от Аптекарь сдержанно кашлянул. И мазь. Каждый раз он рассказывает, что его сынок, этот Нильс, мечтает поступить на службу в Святую инквизицию. И ведь поступит, помяни мое слово.
Ага, Нильс просто спит и видит, как однажды станет инквизитором, проворчала Гретель. Тени от керосиновой лампы скользили по каменным стенам, и казалось, что старика и девочку сопровождают призрачные фигуры. Он «Жернова ведьм» наизусть уже выучил
Да, «Жернова ведьм» известная книжка, не то что трактаты по медицине или фармацевтике. Ты вот можешь назвать хоть один?
Нет, призналась Гретель. Ей почему-то сделалось неловко за собственное невежество, хотя дочь лесоруба, получавшая образование в воскресной школе, и не обязана знать такие вещи.
Правильно, кивнул Хофманн. Зачем изучать медицину, если Святая инквизиция и так может остановить любую эпидемию. Помню я, как отцы-инквизиторы справились с чумой тысяча восемьсот седьмого года.
А вот про это я слышала! обрадовалась Гретель. Чумной столб на площади поставили, когда болезнь отступила.
Все верно. И всего-то нужно было сжечь сотню-другую ведьм пробормотал аптекарь. А заодно и мою
Последние слова старика Гретель почти не расслышала, но ей показалось, что он сказал «и мою дорогую Герду». А потом девочка вдруг сообразила Хофманн сказал, что помнит чуму 1807 года. А ведь это произошло более ста лет назад! Точнее, сто два года назад! Так сколько же ему лет в самом деле?!
Коридор закончился очередной дверью. Аптекарь отодвинул засов и толкнул створку. Гретель увидела улицу, запряженные лошадьми повозки и спешащих мимо прохожих. С первого взгляда она поняла, что очутилась на Генеральской улице, которая шла параллельно Торговой. Теперь Нильс мог хоть до вечера караулить ее возле аптеки!
Будьте осторожны, фройляйн Блок, напутствовал ее Хофманн. Не связывайтесь с хулиганами.
Спасибо. Гретель захотелось обнять старика, но она, конечно же, сдержалась. Вы не представляете, как меня выручили!
Дверь захлопнулась, и Гретель поспешила прочь. Настроение у нее моментально улучшилось. Несмотря на мрачноватую погоду и серое небо, ей хотелось напевать, чем она и занялась, едва покинув оживленные районы города. Теперь путь ее лежал по кривым безлюдным улочкам и дальше, вдоль Сырого Погоста и Зальц-Ахена.
Гретель шла размашистым шагом, мурлыча старую солдатскую песенку:
И плевать, что небогат, Песню громче пой, солдат!Эти куплеты любил напевать за работой отец Гретель. Причем некоторые вовсе не предназначались для ушей юных фройляйн.
Слева тянулся покосившийся деревянный забор, справа овраг, склоны которого сплошь заросли ежевикой. А за оврагом возвышалась полуразрушенная каменная ограда все, что осталось от старого кладбища. Сейчас участок земли между оградой и правым берегом Зальц-Ахена назывался Сырым Погостом. Само собой, это место считалось нехорошим, и марбахцы старались обходить его стороной.