Фаллори! Идо!
Дурацкий язык, прости господи, вздохнула я. Да поняла, поняла, мне надо переодеться.
Развернув тряпки, наморщила лоб. Это теперь моя униформа? Да ну, такое надевать себя не уважать. Платьице короткое, юбочка присборенная, как у субретки в немецком порно, не хватает только вызывающих чулок и десятисантиметровых шпилек!
Фаллори, идо! повторила женщина и показала на дверь, пальцами изобразила идущие ноги: Гастар идо!
Окей, как дебилке, ответила я ей, стаскивая плащ. Походу, выбора у меня нет, нужно напялить этот позор и спуститься вниз, в зал.
В моей жизни уже были моменты, когда приходилось пожертвовать своей гордостью для общего дела или чтобы вытащить, например, мужа из щекотливой ситуации. Сейчас речь шла о моей жизни. Этот мир оказался неприветлив. Демократией тут и не пахнет, человека можно купить и продать, раз плюнуть. Что ж, буду бороться за свои права и за свою свободу Если выживу, будет, что рассказать кому?
Напялив на себя дурацкую юбку, плюнула. Некому рассказывать. Муж от меня ушёл, сказал, что я его вгоняю в депрессию, что не могу справиться с собой, что он думал я сильнее. А дочь При мысли о Таше на глаза снова навернулись слёзы. Но я не вытирала их. Они доказательство того, что я жива.
Ещё жива.
Пока.
Лиф платьица оказался на бретелях. Носила я такие, только подлиннее и без нагло оголённой спины. Кое-как втиснувшись в узкую одёжку, преодолевая естественную брезгливость, я сложила свои мокрые вещи в плащ и связала его края узлом. Мало ли, если бежать так в нормальных вещах, а не в этом простигосподи.
Гаста-а-ар! раздалось из-за двери. Я закатила глаза. Нельзя же быть такой нетерпеливой!
Выхожу! гаркнула в ответ и толкнула дверь. Хозяйка кабаре критически оглядела меня, поцокала языком и указала на лестницу. Понятно, понятно. Иду вниз.
Но уже на лестнице мне стало не по себе. Что я здесь делаю? Что я делаю в этом месте? Разве такого я заслужила? Ведь всегда старалась жить правильно, никого не обижала, а иногда даже боялась сказать слово «нет». Все знали, что можно обратиться ко мне с любой просьбой, и я помогу. Так почему я оказалась в этом жутком мире, в этом жутком месте? Я должна была попасть в рай
В зале вовсю веселились девушки и мужчины. Алкоголь лился рекой и, походу, мимо кружек, потому что на полу были разлиты подозрительные лужи. Мимо меня со свистом пролетел подсвечник и упал на пол. Огонь от свечи почти подпалил ковёр, но хозяйка всего этого безобразия резво вылила на него воду из ведра, а потом раскричалась на метнувшего «снаряд». Чуть ли не пинками выгнала его с одной из девушек на лестницу, схватила меня за руку и толкнула к одному из мужчин, который покачивался с кружкой в руке, уже пьяный и с глазами в кучку.
Я была в ужасе, поэтому просто глупо улыбалась, а мужик вдруг навострил уши и подёргал носом так, что мне показалось это свиное рыльце! Нет, быть такого не может! У меня глюки!
Но глюк вцепился в мою руку и притянул к себе. Отставив кружку, хрюкнул самым натуральным образом и схватил за филейную часть. Я возмутилась, пытаясь убрать его ладонь:
С ума сошёл! А поухаживать за дамой? А налить ей для храбрости?
Но меня не слушали. Вторая рука шлёпнула меня по груди, и мужик довольно засмеялся, полез ко мне своим свиным рылом целоваться, и тут я не выдержала отпихнула его изо всех сил так, что он не удержался и свалился на пол.
В зале наступила тишина.
А я вдруг чётко осознала, что вот теперь-то у меня начнутся серьёзные проблемы.
Хозяйка взвизгнула:
А-а-а, парсын игера акайу фа-а-а!
И бросилась с причитаниями к свинорылому клиенту. Я отступила к стене, готовясь обороняться до последнего, если нападут, но входная дверь с треском распахнулась. Все обернулись к вошедшему, а я с трепетом опознала в нём моего спасителя, который привёз меня сюда. Мужчина выглядел разъярённым и гаркнул хозяйке что-то резкое. Та ответила возмущённо и указала на поверженного мною клиента. Мужчина покрутил головой и снова рявкнул.
Я испугалась. Что он опять от меня хочет? Может, обвинит в краже? Хотя, что там красть в его бесценной телеге?!
С минуту мужчина и женщина препирались, и это снова было похоже на торг. Мою судьбу решали уже во второй раз за сегодняшний день без моего участия, а я могла только слушать идиотский язык, не понимая ни слова. Наконец хозяйка воздела руки к потолку и взвыла что-то похожее на ругательство. Потом приказала одной из девиц подняться по лестнице это я уже поняла и ещё что-то. А к мужчине обратилась с ехидным вопросом. На который он ответил, молча кинув женщине давешний кошель и ещё несколько монет.
Меня что, выкупили обратно?
Не вкурила
Зачем?
Девица прибежала, стуча босыми пятками по доскам ступенек, с моим узелком из плаща, а женщина ткнула пальцем в моё платье. Мужчина, скривившись, порылся в карманах своего то ли кафтана, то ли сюртука и демонстративно положил на столик одну медную монету. Потом шагнул ко мне, и меня обдало его запахом сырости, леса, лошади, сена. Испуганно глянула ему в глаза, а он буркнул:
Парсын.
Взял за руку и повёл из дома на улицу.
Дождь сразу намочил мою одежду, волосы, ноги без обуви мгновенно замёрзли, но мужчина подтолкнул меня к повозке и велел:
Гас.
Это, насколько я поняла, было приказание поторопиться. Делать было нечего, и я неуклюже забралась в сено, стараясь не светить попой из-под юбки. Вслед мне прилетело досадное цоканье языком и узелок из плаща. Зато я нашла девочку, которая, как маленькая обезьянка, протянула ручки, обхватила мой живот и прижалась всем телом, ища тепла и защиты. На худеньком личике прибавилось разводов грязи, словно она горько плакала, пока меня не было.
Внутри стало так горячо, что почти растопило сковавший сердце лёд. Почти. Зарыдать бы в голос, закричать, чтобы упал камень с плеч, чтобы освободиться от боли и страданий, но я не смогла. Только обняла малышку, укрыла от дождя, зарылась с ней в сено и закрыла глаза под мерный цокот копыт по булыжникам мостовой.
Мариночка, это судьба. От судьбы не уйти Понимаешь?
Я понимала. Только не понимала, за что именно мне такая судьба. И знала, что никогда не смогу понять, принять, успокоиться. Мои любимые дочь и муж были для меня центром вселенной, всё крутилось вокруг них. А теперь я одна, совсем одна
Повозку снова тряхнуло, выводя меня из полусна. Я выглянула из-под сена, попыталась рассмотреть хоть что-нибудь в темноте. Ни одного фонаря, как возле публичного дома, небо затянули низкие мокрые облака, поэтому луны тоже не было. Но мы остановились у большого кряжистого строения, размеры которого оценить не представлялось возможным. Надеюсь, утром тут будет светлее
Меня снова схватила сильная рука, которая состояла из одних туго сплетённых мышц, вытащила из сена.
Мужчина глянул на девочку, которая пригрелась у моей груди, и молча кивнул мне на дом. Сунул узел и подтолкнул к двери. Ладно, пусть молчит, пусть дёргает, главное малышка со мной, в тепле и безопасности. Спит, глазёнки закрыла, и посасывает край покрывала во сне. Ох, нельзя к этому приучать, прикус будет неправильный
Боже, о чём я думаю?
Дверь скрипнула, открывшись, и я на меня повеяло старым домом, холодной печью, пыльными половиками на крашеных полах. Как у бабушки в деревне Но я не там, я здесь. Здесь не может пахнуть так же, как в моём мире.
Мужчина вынул из рукава красный шар, который на воздухе зажёгся алыми искрами и осветил комнату. В ней стояли стол с двумя стульями, узкая кровать, покрытая аляповатым покрывалом пэчворк, и огромный, просто гигантский сундук. Занавески из разноцветных полосок ткани прикрывали два входа в другие комнаты. Пахло вчерашней едой, которая наверняка где-то протухла, сыростью и псиной.