Да, а почему бы и нет?
Все же в детстве баловались таким и поджигали траву?
За неимением лупы я взяла склянку, которая, разбитая, валялась возле стола. Подумала между делом, что тут надо очистить и повыбрасывать полдома хлама. А лучше, конечно, вообще огнемётом Но его у меня нет. Обживусь немного и погляжу, нельзя ли купить где-нибудь. Ведь хозяин станет платить мне за работу, не так ли?
Солнце только-только встало. Оно бросало свои лучи косо в окно, но мне и этого хватит. Я поколупала раму, чтобы понять, как она открывается, и распахнула скрипнувшее окно. Положила пучок соломы на подоконник, поймала луч в фокус стекляшки и направила, куда надо.
Не помню, как это было в походе, но солома вспыхнула так сильно, что я испугалась. Мама дорогая, сейчас подожгу здесь всё! Ведь пыль и грязь, везде какие-то тряпки! Ай! Спасайся кто может!
Первым рефлексом было отбросить горящий пучок на пол. Вторым залить его водой, чего я, конечно, не сделала. Схватила с пола, сунула быстро под дрова и принялась раздувать, чтобы огонь не потух и перекинулся на кору. Ох, какая же я всё-таки молодец! Огонь лизал полешки с таким удовольствием, что я порадовалась за него. Сейчас можно будет сходить за водой и сварить кашку для Чиби.
И для себя.
Я голодная мама не горюй!
Запах горящего дерева наполнил кухню. И не только запах. Я отшатнулась от очага, потому что дым, который должен был уходить в трубу дымохода, повалил прямо на меня. Что за хрень такая? Что я сделала не так?
Дым был сизым и вонял. Закашлявшись, я распахнула окно посильнее, потом попробовала заглянуть в трубу. Чуть не обожглась, да и не разглядела ничего Ох, не молодец я, не молодец! Сейчас хату спалю к чертям!
А обернувшись, увидела, что часть подожжённой соломы, упавшей на пол, горит вместе с тряпкой, раньше бывшей рушником.
Ноги тряслись, руки не слушались. Я не могла дышать, в груди словно что-то раздулось, как будто шарик проглотила и он застрял, мешая лёгким работать. Дура, соберись! Нельзя же так! Пожарных тут не вызвать, по крайней мере, я не знаю, как это делается!
Сдавленным шёпотом выдохнула ругательство, и это помогло. Я сорвала с себя плащик и набросила на горящую тряпку, потопталась сверху. Дым всё валил, и пришлось плеснуть в дрова водой. С шипением огонь погас. А мне больше ничего не оставалось, как схватить рушник из тех, что почище, и вертеть им в воздухе, выгоняя дым в окно.
Божечки, хоть бы Аллен не узнал, хоть бы А то ведь выгонит на улицу, а что я буду делать? Да и Чиби! Она опять будет плакать!
Нет, нет, Аллену нельзя знать о том, что я натворила
Парсын-ба-а-а
Протяжный стон за спиной вогнал меня в оцепенение. Я обратилась в соляной столп с рушником в руках и мысленно пожелала провалиться на месте, сейчас же, немедленно.
Обернувшись и прижав рушник к груди, я сразу же быстро отказалась ото всего:
Это не я, это оно само!
Кая?
Не знаю, кто такая Кая, но я как зажгла, а оно как задымило, и вообще оно загорелось, а я потушила, но не надо меня ругать, потому что я и так очень сильно испугалась!
Я тараторила, как сумасшедшая, чтобы не чувствовать липкого страха вдоль позвоночника. Аллен наводил на меня такой панический ужас, что я боялась просто упасть в обморок и боялась того, что могло бы случиться в этом обмороке. А мой хозяин, этот добрый человек, только смотрел на меня, поджав губы и нахмурив густые брови. На его лице я читала недовольство. Нет, не просто недовольство, а бешенство!
Аллен затыкал в очаг, в мокрые дрова, в трубу, что-то заговорил быстро и сердито. Я показала ему осколок склянки:
Я зажгла и хотела сварить кашу!
Шлёпнув себя по лбу, Аллен зарычал. Самым натуральным образом рыкнул, как страшный медведь. Потом махнул рукой. Я поняла его жест. Мол, что делать с убогой Ну и ладно, пусть считает меня дурочкой, только бы не прибил!
Ровно минуту хозяину дома потребовалось, чтобы разжечь очаг. Выбросив поленья, он отгрёб влажную золу в сторону и сложил новые дрова колодцем, сунул внутрь хвороста и снова вынул откуда-то красный, потрескивающий от жара шар. Подвесил его в воздухе у трубы камина, пальцем как будто отщипнул кусочек огня и отправил в самую середину поленьев. Хворост вспыхнул, весело заиграл пламенем, разгораясь, а я вздохнула.
Хорошо Аллену, у него вон какая зажигалка есть!
А что делать мне?
А мне, оказывается, следовало идти за водой. Аллен сунул мне в руки деревянную бадью и рыкнул:
Гауш! Гас!
Гас, гас, бегу, уже бегу! Вот только куда?
Замешкавшись, я подняла с пола плащ, слегка подпаленный по краям, и, выразительно глянув на Аллена, показала на бадью, развела руками. При этом постаралась максимально точно выразить на лице недоумение. Аллен фыркнул и указал на дверь, которая стыдливо пряталась за очагом. Так-так, там ещё один выход? Интересненько!
Пожав плечами, я толкнула дверь и оказалась на крыльце внутреннего двора. Так, всё понятно. Там вход, тут двор. Спустилась по ступенькам ровно четыре шага по потемневшим от дождей доскам. Они холодили босые ноги, и я спохватилась, что забыла надеть кроссовки. Но возвращаться? Чтобы Аллен опять рычал? Ну нет. Пробегусь быстренько до колодца, вон он стоит почти посреди двора. В конце концов, я и так уже умерла, ничего со мной не случится.
Деревянный сруб был очень похож на те, которые встречаются иногда ещё в старых деревнях. Сложенный из толстых брёвен, солидный и кряжистый, колодец оказался под стать своему хозяину. С трудом откинув тяжёлую крышку, я с опаской заглянула внутрь. Чёрная вода чуть дрожала на глубине, в нос ударил запах влаги, сырости, пропитавшегося всем этим дерева неповторимый запах колодца.
И оттуда, как в отменном фильме ужасов, меня спросили:
Ну что? Нашла, что искала?
Первой реакцией, конечно, было желание швырнуть в колодец бадью и убежать далеко-далеко!
Но я давно уже не боюсь ужастиков. Всё самое страшное давно случилось: Таша, муж, моя смерть. Чего бояться? Так я подумала, отгородившись ведром, и пожала плечами. Ногам было холодно, но разве мёртвый человек может подхватить простуду?
Глубоко вдохнув, я снова наклонилась к воде и спросила на выдохе:
Кто там есть?
Ответ не замедлил очаровать своей простотой:
Какая разница, кто я?
Ну, в принципе, это верно, сказала осторожно. А что я должна была найти?
Это знаешь только ты, ответил мой собеседник. Голос у него был странный. Не мужской и не женский. Такой загробный.
Хотела было откреститься, что ничего не знаю, что вышла куда-то из дома в ночь, а потом чёрная дыра и мрачный лес в дожде, но закрыла рот. Я даже не помню, куда и зачем вышла. Я вообще ничего не помню, кроме острой боли в душе! Но эта боль стала моей жизнью на протяжении почти целого года, я привыкла к ней, я лелеяла её и хранила от внешних факторов.
Бадья выпала из рук и стукнулась о край колодца. Деревянный звук отрезвил меня, вернул к нереальной реальности, в которой я очутилась.
Кто ты? дрожащим голосом повторила свой весьма насущный вопрос и только сейчас поняла, что беседуем мы с неизвестным существом по-русски. А существо хмыкнуло:
Ладно, если хочешь, зови меня Эло.
А я Марина, представилась машинально. В колодце фыркнули:
А я знаю!
Откуда? удивилась я, но сзади послышался уже знакомый окрик:
Парсын-ба! Да гауш? Гас-гас?
Чёрная вода вздохнула, и присутствие исчезло. Я ощутила это так явно, что даже птиц услышала, звуки природы и жизни вокруг. Огляделась.
Уже окончательно рассвело. День обещал быть солнечным и тёплым, хотя земля во дворе ещё не прогрелась от долгой зимы. Тут, как и у меня дома, весна. Ранняя, наверное, март. Птички перекликивались ещё несмело, ещё робко и даже вопросительно, а вот где-то в сараях, которые окружали двор, замычала корова протяжно, зовуще. Это меня напугало.