Твои, промолвил дядя. Я их не носил, в шкафу лежали.
Лосев достал оказавшийся в узле халат явно женский. Об этом говорила пёстрая расцветка ткани.
Олькин, пояснил опекун. Его тоже не носили.
Он забрал подстилку и, сложив, сунул в карман.
Я пойду? Мне на смену.
Постой! ответил Лосев. Я видел у тебя такую сумку Из сетки сплетена.
Авоська?
Николай кивнул:
Дай мне.
Пятьдесят копеек стоит, промолвил дядя, доставая сумку.
Из долга вычтешь, сообщил племянник, забрав авоську. Свободен.
Но опекун остался у стола.
Ты, эта начал, глядя в пол. Не говори никому про меня и Лизку. Что гроши у тебя забрали, рэчи Дознаются в деревне здоровкаться не будут. А мамка с хаты выгонит Хоть ты не едь туда.
А раньше что не думал? хмыкнул Николай.
Дык это Лизка, завздыхал мужчина. Жадная она. У ей родня вся такая.
«Что ж ты на ней женился?» хотел спросить Лосев, но не стал. По-разному бывает. Жениться можно по залету иль не разобраться в нареченной. Женщины, пока в невестах, показывают себя с лучшей стороны. Мы, типа, добрые и работящие. Ад начинается потом
Если вернете, что забрали, не скажу.
Не сомневайся! заверил опекун. Я на тракторном раблю[12], машины собираю. Пойду в литейщики, меня зовут. Они все добра получают по двести и больше рублей. У меня сейчас сто пятьдесят грязными[13].
Успехов! пожелал ему Николай и выпроводил гостя.
Вернувшись в комнату, он завалился на диван и скоро провалился в сон. Войны он больше не увидел. Зато явилась Алька, но не студентка, а девчушка лет пяти. Она смотрела на него в упор, обиженно насупив лобик.
Зачем ты бросил нас меня и маму? спросила вдруг. Мы так тебя любили!
И я вас очень-очень! ответил Николай, но слов произнести не получилось застыли в горле.
Ты плохой! сказала дочка. Не ходи к нам больше!
Она исчезла с глаз.
«Теперь уж точно не приду, подумал Николай, проснувшись. Вернее, Боря не придет. Маша выйдет замуж за лейтенанта Лосева, родит ему Альку, и я их не увижу. Если специально не искать. Но зачем? Пусть им будет хорошо. Может здесь все будет по-другому? СССР не распадется, не случится этих войн? Жаль, что не могу на это повлиять: кто станет слушать мальчика-дебила? Беда»
Взгрустнув, он встал и начал приводить себя в порядок умылся и почистил зубы. Бриться Боре пока рано. На кухне он позавтракал хлебом и водой и стал готовиться к походу в магазин. Пересчитал наличность, взял авоську и только тут сообразил, что чуть поторопился с одеждой плохо. На дворе 14 апреля (дату Лосев подсмотрел на заявлении опекуна), и за окном прохладно. А на нем тонкое трико.
Николай сходил в прихожую, надел пальто с ботинками. Нахлобучив на голову возвращенную дядей кепку, глянул на себя в зеркало. Мда, видок Дебил дебилом. Пальто не по сезону, как и вытянутые на коленях треники. Но делать нечего, придется так идти. Рассовав по карманам деньги и авоську, Лосев вышел из квартиры.
На площадке было пусто, и на лестнице ему никто не встретился. Пуст был и просторный двор перед подъездами. Лишь у рампы магазина разгружали хлеб в лотках. Лосев завернул за угол и поднялся по ступенькам к входу в магазин «Гастроном», если верить буквам с козырька. Встав перед дверью, Лосев ознакомился с временем работы торговой точки. Его нанесли прямо на стекло по трафарету краской. Немного удивился. Торговали здесь с 8 до 20, с перерывом на обед с 13 до 14. В воскресенье выходной. М-да Он толкнул стеклянную дверь и вошел в торговый зал. Встал и огляделся.
Покупателей внутри оказалось немного будний день. На будильнике, как Лосев заметил, уходя, без четверти девять. Люди трудятся, как это принято в СССР, тунеядцев здесь не жалуют. Николай об этом читал. На заводах в разгаре первая смена, а кто работал во второй и третьей, сейчас отдыхают. Потому в торговом зале большей частью старушки-пенсионерки. Лосев некоторое время за ними наблюдал. Интересно здесь организована торговля. По периметру зала прилавки, в центре выгородки с кассирами. Покупатель сначала выбирает товар, затем выбивает чек и возвращается к прилавку. Там чек забирают и выдают оплаченные продукты. Если товар не фасованный, то его сначала взвешивают, заворачивают в оберточную бумагу и называют покупателю цену. Он тащится к кассе. К одному и тому же прилавку приходится вставать дважды. Хотя для покупателей с чеками очередь отдельная. Бардак
Уяснив принцип, Лосев двинулся вдоль прилавков, приглядываясь и прицениваясь. От колбасного почти сразу отошел ну, млять, и цены! Вареная колбаса два рубля и двадцать копеек за килограмм, полукопченая три шестьдесят. Твердая и вовсе пять. Теперь ясно, почему их не слишком покупают пошикуй тут на 36 рублей. А с его тринадцатью и вовсе жопа. Сырое мясо тоже дорогое: говядина рупь девяносто за килограмм, свинина два. Причем свинина очень жирная, и все с костями. А где же вырезка? Сыры стоили дешевле, но опять не по карману три рубля за килограмм, хотя есть и по 2,60. Яйца 90 копеек за десяток. Обойдя прилавки, Николай приобрел чай (48 копеек за пачку в 50 граммов), килограмм сахара-песка за 90 копеек (развесили в кулек), килограмм перловки 26 копеек и та же упаковка, пшеничный нарезной батон за 13 копеек. Не удержался и купил сливочного масла, отдав 75 копеек в отрезанном ему бруске оказалось чуть больше двухсот граммов. Итого два с половиной рубля как корова языком слизала, а ему жить еще двадцать дней. Хлеб и килька? Интереса ради Николай сходил к прилавку с рыбой. Килька и хамса наличествовали по 12 копеек за килограмм. А еще имелась тюлька, но уже по 25. Бочковая селедка рубль тридцать за кило. Огромный выбор мороженой рыбы от минтая до палтуса, и стоит подешевле мяса от 40 копеек за килограмм. Но рыбой сильно не наешься, к тому же ее лучше жарить, а для этого купить растительного масла. Его здесь продавали, наливая в банки покупателей. Полтора рубля за литр грабеж! И мука понадобится
Раздосадованный Лосев отправился домой. У подъезда его окликнула сидевшая на лавочке немолодая женщина.
Боря? Коровка?
Я, ответил Николай.
Давно тебя не видела, сказала женщина. С тех пор, как мамку схоронили. Не узнаешь меня? Я Пантелеевна, соседка по площадке. Вышел погулять?
В магазин ходил, Лосев показал авоську.
Сам, один? изумилась Пантелеевна.
А что такого? Николай пожал плечами.
Так раньше не ходил, растерянно сказала женщина. Только Ольга.
Открою вам секрет, Лосев наклонился к ней. Я вдруг внезапно поумнел. Вот книжки стал читать. «Отцы и дети», например. Тургенев написал, Иван Сергеевич. Читали?
Нет, глаза у Пантелеевны ползли ко лбу.
И зря, укорил Лосев. Книга интересная, полезная уму. Доброго вам дня!
Смеясь, он поднялся к себе, где поставил на плиту эмалированный чайник. Спичек в доме не имелось наверное, от дебила прятали, но Лосев их купил, отдав за коробок копейку. Вода вскоре закипела. Лосев ополоснул фаянсовый чайник, бросил туда заварки и залил кипятком. Пока чай настаивался, пересыпал сахар из кулька в стеклянную банку (их нашлось несколько в буфете) и оставил на столе. Отрезал от батона толстый ломоть и намазал маслом. Спустя минуту он жадно ел, запивая бутерброд горячим сладким чаем. Вкусно было так, что не передать словами. Свежий, еще теплый батон и натуральное коровье масло без добавок. В его времени уже не было такого.
Взгляд его рассеянно блуждал по кухне, пока не наткнулся на небольшую продолговатую коробку, стоявшую сверху на буфете. Спереди ее закрывала ткань, а внизу имелась круглая коричневая ручка. Николай встал и покрутил ее.
Московское время десять часов, сообщил ящик. В эфире новости.
«Приемник, догадался Николай. Но верней радиоточка. Была и у нас такая, только выглядела по-другому». Он сходил в комнату, где выставил на будильнике правильное время тот безбожно отставал, заодно завел пружину это вам не электронные часы на батарейках. Воротившись в кухню, прослушал выпуск новостей. Трудящиеся СССР покоряли космос, занимались севом зерновых, выпускали трактора и автомобили, плавили металл, выполняя и перевыполняя планы. И все это, идя навстречу замечательной дате 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. «Так оно, вроде, в ноябре, подумал Николай. Что ж они в апреле надрываются?»