Машка наконец-таки отцепилась от принца и прозвенела на весь шатер:
– Познакомьтесь, это Ольга, она же Лёля, она же Лёлечка. Моя подруга, самая-самая лучшая! И умоляю вас, не волнуйтесь, она умеет хранить секреты.
– Ага, умею.
«Стручки» переглянулись, но усомниться не успели – тишину прорезал вой. Звук оказался настолько противным, что я инстинктивно зажала уши.
Антуан нежно взглянул на Машку, сказал:
– У нас гости, дорогая. Принц рода Севергов, собственной персоной.
Машкина улыбка стала еще глупее. Кто-то из «зеленых» спешно выпрыгнул наружу, чтобы через минуту вернуться с пятеркой очень странных ребят.
Первым вошел высокий парень в черном. Шелковая рубашка расстегнута на груди, открывает белое рельефное тело, черные джинсы плотно обхватывают ноги, сапоги из мягкой кожи явно изготовлены на заказ. Густые каштановые кудри падают на плечи, обрамляют хищное лицо. Черные, как ночное небо, глаза смотрят остро. Полы плаща колышутся в такт шагам, левая рука незнакомца покоится на рукояти меча.
Его спутники тоже укутаны в плащи, их лица скрывают бездонные остроконечные капюшоны. Вид у ребят откровенно жуткий.
– Это кто? – заикнулась я, но вопрос потонул в напряженной тишине.
Переступив порог шатра, пришельцы изобразили коллективный поклон, а вожак обратился к Антуану:
– Принц, мы готовы обсудить сотрудничество.
– Ваше высочество, – кланяясь, отозвался Антуан.
Парень в черном обвел собравшихся ленивым взглядом и вопросительно уставился на Антуана.
– Дамы?
– Это Мария, – ответил Антуан спешно, кивнул на Машку: – Моя возлюбленная. А это Ольга, ее подруга.
В тоне гостя зазвучал тот сорт пренебрежения, который способен даже в монахине пробудить феминистку:
– Решать наши дела при них? Антуан, человеческий мир дурно на тебя влияет, очень дурно. Становишься мягкотелым.
– Грегор, – со вздохом произнес наш защитник, – я ненавижу людей так же сильно, как и ты. Но девушки останутся здесь. Я за них ручаюсь.
Гость скривился и отвел глаза. Из-под черных капюшонов послышались смешки. Я украдкой глянула на Машку: стоит в кукольном спокойствии, глазами хлопает. Зато мне притворяться необязательно, поэтому я без зазрений совести выдала самую ехидную из улыбок.
Не помогло.
«Черный» принц расправил плечи, мускулы под шелком рубашки заметно вздулись, во взгляде отразилась гордость.
– Принц, – обратился Грегор к Антуану, – направляясь на встречу, я рассчитывал на откровенный разговор.
Машкин возлюбленный отозвался так же спокойно:
– У нас нет причин таиться друг от друга, принц. Но если вы сомневаетесь, позвольте начать мне?
Черный кивнул, а Машкин воздыхатель кашлянул в кулак и заговорил:
– Братья! Вот уже больше десяти веков нас притесняют люди.
– Притесняют? – нетерпеливо воскликнул Грегор. – Ты называешь ЭТО притеснением?!
Антуан скосил взгляд на нас с Машкой, сглотнул.
– Хорошо, – чуть слышно пробубнил он. – Многие века мы терпим гонения и унижения, наш народ практически истреблен. И виной тому – человек.
Грегор зловеще расхохотался, его примеру последовали соратники в черных плащах. «Стручки» из команды Антуана поглядывали на гостей с опаской, ежились. В нас с Машкой полетели настороженные взгляды, улыбок не было.
– Антуан, прекрати разыгрывать политкорректность. Если ты боишься неодобрения парочки человеческих самок, то какой из тебя вожак?
– Они не самки, – вспыхнул принц.
– Самки, – строго отозвался Грегор. – Обычные, примитивные самки. Если хотим выжить, нужно для начала отбросить притворство и назвать вещи своими именами.
Грегор вздохнул так, будто на его плечах покоился небосвод. Красивое лицо превратилось в гримасу боли, в черных глазах блеснула влага.
– Наш народ уничтожен, – замогильным голосом сказал он. – Нет больше эльфов, и виной тому – человек. Люди истребляли нас медленно, трудно, но они добились своего. Сперва резали только воинов, после принялись за женщин, спустя пару веков убивали без разбора – даже младенцев не щадили! Но этого им показалось мало… Когда цивилизация эльфов рухнула, люди охотно присвоили ее достижения. Они переписали историю, сделали вид, будто нас никогда не существовало! Кто нынче знает, что эллины принадлежали к нашему племени? И так со всеми… Мы стали мифом, сказкой, иллюзией!