Это значит, что ты должна перестать о ней думать.
А как я перестану, если она мне снится?
Вот тебе пожалуйста замкнутый круг. Помнишь, весной, когда твоя Яга умерла, ты запретила своей матери на похороны приезжать? Я спросила почему, а ты сказала: «С глаз долой из сердца вон».
Я пожала плечами:
Ну, это я просто пошутила, чтобы не портить никому настроения рассказами о том, как я ее ненавижу.
Сейчас то же самое. Зачем тебе видеть Надю? Быстрее забудется.
Тогда я не знаю, что делать.
Вот потому гадалка и сказала, что ты в клетке.
Я еще помню про дурные последствия прошлого и что стоит бояться будущего.
Все, хватит, оборвала Лиза. Мы же договорились не верить, а то я тоже начну думать, что из-за тебя меня ждет смертельная опасность. Извини, зря я тебя на это подбила. Просто всегда хочется услышать, что когда-нибудь все станет хорошо.
Проходя возле продуктового магазина, мимо нищего старикана с хозяйственной сумкой для подачек, Лиза выкинула в нее две наши пуговицы.
Зачем ты это сделала? удивилась я.
Моя бабка, та, которая армянка, говорила, что чужие пуговицы носить нельзя. И на дороге или с пола подбирать тоже. Они могут забрать твою душу или свести с ума.
Глава 2
Хаос начинается с мелочей. С одной малюсенькой дырки на носке, со смятого фантика на полу, с пожелтевшего высохшего огрызка яблока среди бумаг, с промокших ботинок или отрывающейся пуговицы. Хаос похож на вирус: заразный и очень живучий, он может поселиться где угодно, забраться в твой мозг, в сердце или даже в душу. Зацепившись крохотным микробом за твою жизнь, он приживается и распространяется повсюду, куда сможет проникнуть.
Поддерживать порядок непросто, но еще сложнее избавиться от этого всепоглощающего хаоса.
Труп нашли во время третьего урока. У нас как раз шла физ-ра, и я, пробегая мимо окна, первая заметила странное скопление людей в палисаднике соседней многоэтажки, где и собачники-то нечасто гуляли, а уж тем более в такую мерзкую погоду.
Дождь лил две недели не переставая, и все вокруг: и дома, и деревья, и люди пропиталось его влажным, промозглым холодом. Везде что-то текло, капало, шумело в водостоках, долбило по подоконникам, шелестело и разбрызгивалось под колесами машин. Октябрьская сырость пробирала до костей.
Что там? Не поднимаясь со скамейки освобожденных, Лиза подергала меня за футболку.
Но я продолжала вглядываться в непонятное сборище. Темные нахохлившиеся фигуры. Человек десять, и среди них несколько полицейских. То, что на земле перед ними что-то лежит, угадывалось смутно, совсем неясно, расплывчато из-за непрерывно текущей воды. Можно было строить догадки, однако особым разнообразием они не отличались.
За моей спиной возник Фил и, дурачась, придавил меня к подоконнику. Я отпихнула его плечом.
Погоди, кажется, дело серьезное.
От моего дыхания стекло запотело, и Фил протер его рукой.
Два человека в полицейской форме растягивали между деревьями красные заградительные ленты.
Пойдем посмотрим! предложила я.
Че такое? к нам подскочил красный, разгоряченный Бэзил, шутливо оттолкнул обеими руками Фила, глянул в окно и присвистнул.
Микки предлагает сходить. Фил кивнул в сторону собравшихся.
Новый физрук проводил уроки в расслабленном режиме, и дверь зала всегда оставалась нараспашку. Выйти в туалет, попить как нечего делать.
Пока весь класс увлеченно играл в волейбол, мы вчетвером: я, Лиза и Фил с Бэзилом спокойно вышли из зала и рванули на первый этаж. Взяли в раздевалке куртки и, перескочив через турникеты на проходной, беспрепятственно оказались на улице.
К одиннадцатому классу мы уже не опасались наказаний ни за самоволку, ни за прогулы, ни за курение. Нас наконец оставили в покое, лишь бы мы нормально сдали ЕГЭ. Все остальное отошло на второй план.
Шлепая по лужам, мы пробежали по асфальтовой дорожке и обогнули школу. Среди деревьев палисадника октябрьское уныние ощущалось особенно сильно. Черные мокрые стволы, черная земля, сморщенные желто-коричневые листья на ней. Сырой холод просочился под куртку и, забравшись под штанины, пополз по голым ногам. Дождь моросил мелкий, но сплошняком. Выбившиеся из-под капюшона волосы быстро намокли.
Под окнами высотки собралось уже не меньше двадцати человек: кучка полицейских и чуть поодаль зеваки. На подъездной аллее стояли две полицейские машины. Бэзил подошел к двум мужчинам в синих спецовках работников ЖКУ.
Что там?
Да трупешник, охотно откликнулся тот, что помоложе, в канализационном люке.
Я нашел, гордо добавил второй. Они мне говорят: «Лезь», а я им: «Сдурели?» И так все в воде. Как в такой дождь работать? Хорошо дождевик всегда с собой ношу. Он много места не занимает. Сорок минут возился, пока крышку снял.
И чего? нетерпеливо перебил его Бэзил. Что за трупешник?
Откуда я знаю? Я как люк вскрыл, оттуда такая вонь шибанула, что я чуть сознание не потерял. Сразу в полицию позвонил.
Информация звучала ужасающе.
Его достали? с опаской спросила я из-за плеча Бэзила.
Минут десять назад. Девка, похоже. Но там от нее рожки да ножки остались, так что лучше, ребят, не смотрите. А то спать не будете.
Расчлененка? с любопытством поинтересовался Фил.
Сантехник пожал плечами:
Вроде нет, просто давно лежит. Но это не точно, труп был завернут.
Ничего больше не выясняя, Бэзил с Филом припустили туда, где суетились полицейские, а мы с Лизой, взявшись за руки, нерешительно двинулись за ними.
Я только раз видела в жизни мертвеца мою бабку Ягу, сбитую на пешеходном переходе прошлой весной. Она хоть и лежала в гробу и была намазана каким-то серым воском, ее безжизненное потустороннее лицо напугало меня до ужаса, хотя Яга и при жизни красотой не отличалась.
В Лизиных огромных карих глазах застыло нервное напряжение, словно в любой момент она кинется наутек. И от этого вполне понятного, но детского страха было немного смешно. Страшно, смешно и очень любопытно.
Однако приблизиться нам не дали: широко расставив руки, дорогу преградил мокрый серый дядька.
Разворачиваемся и уходим. Тут вам не цирк.
Нам надо, сказала я, не зная, какое объяснение придумать. Мы по делу.
Я всегда делала вид, будто имею права. Люди от этого терялись и начинали сомневаться в себе.
По какому делу? решил все же выяснить дядька.
Насчет того трупа. Я махнула рукой так, словно трупы лежали повсюду, а нам понадобился именно этот.
Дядька нахмурился:
У вас есть информация?
Я неопределенно кивнула.
Что-то знаете? Видели? Он обвел нас недовольным взглядом.
На Лизином лице появилось отработанное годами и лучшее из ее репертуара выражение «Ниченезнаю».
Возможно, уклончиво ответила я.
Дядька вытащил из кармана визитку и протянул мне.
По будням с двенадцати до пяти. Приходи, расскажешь. А сейчас идите отсюда.
Хорошо, конечно, сунув не глядя визитку в карман, энергично закивала я.
Изобразив покорность послушных школьниц, мы немного сдали назад и, обогнув разросшиеся кусты снежноягодника, целенаправленно устремились к тому, что так зловеще-притягательно лежало возле колодезного люка. В этот момент полицейские как раз погнали оттуда парней, и нам удалось подобраться к трупу.
Невообразимое бесформенное вонючее нечто, обрывки серой ткани, бывшие когда-то одеждой, куски синюшной кожи, проглядывающие кости конечностей, бесцветная мочалка остатков волос, на месте лица расплывчатое бугристое желеобразное пятно.
Мамочки, прогнусавила Лиза, зажав двумя пальцами нос.
Крантец, с чувством подтвердила я.
Из-под тела выглядывал кусок заплесневелой клеенки со стершимися контурами рисунка и сгнившими веревками по бокам.
А ну кыш отсюда, прикрикнул на нас кто-то сзади, и мы не без облегчения вернулись на пешеходную дорожку, между палисадником и школьным забором, где нас уже поджидали Фил с Бэзилом.