– Вы откройте. Откройте! – проговорил старик. Я открыл. Передо мной снова была книга-матрешка. В вырезанном нутре «Кобзаря» лежала другая книга, поскромнее, хотя тех же лет издания: Достоевский, «Идиот». Я поднял вопросительный взгляд на Клима. Он улыбался, но не мне, а скорее своему прошлому, внезапно потревоженному моим появлением.
Какая-то смутная догадка заставила меня вдруг вытащить книжку Достоевского из ее удобного тайного лежбища и пролистать. И – догадка оказалась правильной – на полях «Идиота» замелькали карандашные комментарии, только почерк здесь был покрупнее.
– Это вы писали? – спросил я Клима.
– Ну, я, – сказал он, усаживаясь за маленький прямоугольный столик.
– А «Кобзарь»?.. – Я потянулся рукой к бутылке и принялся разливать рислинг по стаканам, одновременно выстраивая свои мысли в некий логический порядок.
– «Кобзарь»? Нет, по «Кобзарю» писал другой… – протянул старик, беря в руку стакан.
– Львович? – спросил я, провоцируя его на более активные воспоминания.
– Почему Львович? Львович выбрал «Мертвые души».
– Послушайте, – заговорил я, ощущая, как голова моя тонет в сочном тумане непонимания происходящего и происходившего. – У вас что, литературный кружок был?
– Не литературный, а философский, – поправил меня старик. – И не был, а есть… По крайней мере, пока я жив. Я – сам себе кружок!
– Ну а все-таки, кто писал комментарии к «Кобзарю»? – спросил я.
– Слава Гершович… Царство ему небесное…
– Он что, умер?
– Убили… Током убили. – Старик скорбно склонил голову. – Хороший был парень! Светлая голова. Еще до этих Кашпировских и экстрасенсов он все про эти штуки знал… Поэтому его и убили…
Туман опять закружился вокруг моей головы.
– Причем здесь «Кобзарь» к экстрасенсам? – спросил я, находясь уже в полном недоумении.
– Ну здрасьте! – Старик посмотрел на меня, как на идиота. – А что такое, по-вашему, высокая литература? Просто буковки да метафоры? Это же и есть средство передачи духовного тока, как бы проводник! Захотели зарядиться мрачной глубокой энергией – открыли книжку Достоевского. Захотели очиститься и побыть в просветленном состоянии – берете в руки прозу Тургенева… Это идиоты типа Кашпировского превратили все в лечение геморроя по телевизору! Но, поверьте, праздник святого Йоргена уже заканчивается, и опять останется литература, как единственный проводник любого вида биоэнергии.
– Ну а какую энергию передает «Кобзарь»? – спросил я.
– Об этом лучше было спросить Гершовича… Но там, я вам скажу, дело посерьезнее, с этим «Кобзарем» и с самим Шевченко… Там такое дело… Ну, из-за этого его и убили…
– Из-за чего?
Старик допил вино. Снова погладил себя по колючему и дряблому подбородку.
– Из-за того, что Гершович вычислил, где спрятано что-то очень ценное для украинского народа… Вы это так не поймете! И не думайте, что я из ума выжил!
Был бы сейчас жив Гершович – он бы вам в пять минут все объяснил!
– Ну а рукописи какие-нибудь этого Гершовича остались? – с надеждой спросил я.
– Рукописи? Была одна рукопись и письмо в ней… – Старик закивал в такт собственным словам. – Мы с Львовичем рукопись ему в гроб под голову положили…
– И не читали?
– Нет. Он так попросил. Он нам многое рассказывал, все, о чем думал, рассказывал. И письмо это мы видели. В письме и говорилось об этом, о зарытой… Самого Шевченко письмо, с Мангышлака… Может, из-за письма его убили?! Ведь в ту ночь, а это был шестьдесят седьмой год, когда его убили, кто-то и в квартиру его залазил. Хрустальную вазу украли, перевернули все вверх дном… А папку не нашли! Он ее у Гриши, мужа своей сестры, прятал. Это уже потом мы ее у Гриши взяли и ему в гроб под голову положили.
– У Григория Марковича?
– Ну да! – Глаза у старика Клима вдруг загорелись. – Так вы Григория Марковича родственник?
– Да ничей я не родственник! Мне просто интересно.
– Ну, за «просто интересно», молодой человек, можно дорого заплатить!
Последнюю фразу старика я пропустил мимо ушей. Туман вокруг моих мыслей немного рассеялся. Первая обнаруженная связь между покойным Гершовичем и отбывшим в Израиль Григорием Марковичем подзадорила мое любопытство.
– Я бы продал вам эту книгу? – с какой-то странной интонацией проговорил вдруг старик. – Аквариумы я уже продал, осталось совсем немного тут… – и он оглянулся по сторонам.