Люшков считал, что он должен нести ответственность за порученное дело и сам решать эти вопросы. Он писал, что не сомневался в наличии заговора в Тихоокеанском флоте и не брал под сомнение показания отдельных арестованных. После выезда во Владивосток он перед руководством еще раз поставил вопрос о существующем заговоре. 12 декабря 1937 г. были даны указания о ликвидации этого заговора.
В отношении ссылок на заявление Люшкова о чересчур близких отношениях с Военсоветом руководства УНКВД, то оно основывалось на том, что Диментман и Осмоловский пытались создать такое положение, когда Военсовет был полностью в курсе всех чекистских мероприятий, зная обо всех решениях раньше Люшкова. Он считал такое положение неправильным, полагая, что аппарат НКВД не может быть информатором у Киреева.
В заключение Люшков извинялся, что занял у Ежова дорогое время, но выдвинутые против него обвинения были настолько тяжелые, что он не мог не задержать внимание Ежова на своих объяснениях. Он заверил наркома, что никогда никаких колебаний в борьбе с врагами народа он не проявлял и не проявляет.
Существует версия, что Люшков испугался показаний арестованного начальника УНКВД по Приморской области Я.С. Визеля, с которым работал в конце 1920-х гг. в ИНФО ГПУ Украины. При обыске у Визеля был изъят портфель, в котором помимо бумаг лежали полотенце, кусок туалетного мыла и две шоколадные конфеты. Осмотрев мыло, в нем нашли тщательно замаскированное отверстие, наполненное неизвестным порошком, предположительно, ядом. В одной из шоколадных конфет также оказался яд (сулема). О находке якобы сообщили Люшкову, но тот приказал ядовитый порошок не извлекать, а отверстие аккуратно заделать. После того как Визель начал давать показания о своей антисоветской деятельности на Украине и Дальнем Востоке, ему передали в камеру отобранные кусок мыла и конфеты. Спустя час Визель отравился. Его в тяжелейшем состоянии доставили в тюремную больницу, где спустя несколько дней он скончался.
Очевидно Люшков решил не испытывать судьбу и дал возможность отравиться своему бывшему коллеге. Ведь неизвестно, что бы он мог наговорить[23].
26 мая 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение произвести перестановки в органах НКВД. Согласно этому постановлению большая группа лиц перемещалась на другие должности в этой структуре. Так, Г.С. Люшков освобождался от работы начальника УНКВД Дальневосточного края. Его отзывали для работы в центральном аппарате НКВД СССР. На его место был утвержден начальником УНКВД ДВК Г.Ф. Горбач, освобожденный от должности начальника УНКВД Новосибирской области[24].
Через два дня, 28 мая 1938 г., за 1155 Люшков получает шифровку из Москвы от Ежова, в которой последний писал, что «в ближайшее время, в связи с реорганизацией ГУГБ НКВД предполагаю Вас использовать центре. Подбираю Вам замену. Сообщите Ваше отношение к этому». В ответ Люшков пишет: «Считаю за честь работать Вашим непосредственным большевистским руководством. Благодарю за оказанное доверие. Жду приказаний».
Несмотря на то, что решение о работе Люшкова в центральном аппарате было принято, Люшков по своим каналам получил информацию о якобы предполагавшемся своем аресте.
Данная информация вызывает сомнения. К чему такая подготовка? Люшкова можно было вызвать в Москву и под множеством других предлогов, а не готовить специальный приказ о его откомандировании, или арестовать на месте. Ни раньше, ни позже таких «липовых» приказов для ареста сотрудников органов безопасности никогда не готовилось. Тем не менее Люшков испугался репрессий и совершил побег к японцам.
Вне всякого сомнения, принятию этого решения способствовал арест И.М. Леплевского и М.А. Кагана, близких ему людей. Бывший нарком внутренних дел УССР И.М. Леплевский 26 апреля 1938 г. был арестован по обвинению в «активном участии в правотроцкистской антисоветской организации и проведении контрреволюционной предательской деятельности». По его показаниям проходил друг Люшкова Каган, которого срочно откомандировали из ДВК в распоряжение Центра. Заподозривший что-то недоброе Люшков попросил Кагана позвонить из Москвы в Хабаровск и сообщить о причинах вызова, но обещанного звонка не дождался. Каган по прибытии в столицу был арестован.
Побег за границу. После побега Люшкова к японцам проведенным расследованием было установлено, что он использовал свое служебное положение под предлогом якобы предстоящей встречи с крупным агентом в сопредельной территории.
В ночь с 12 на 13 июня 1938 г. он своим приказом открыл государственную границу на участке заставы им. Косарева 59-го Посьетского пограничного отряда и совершил нелегальный переход.
План ухода за границу им был заранее тщательно разработан. С этой целью он три раза в течение месяца приезжал на эту заставу, где детально знакомился с прохождением линии границы и с путями, ведущими к японской заставе Пензау и маньчжурскому городу Хуньчун.
В первый раз Люшков приехал на заставу в сопровождении начальника пограничного отряда полковника Грибенника в ночь с 12 на 13 мая 1938 г. Вместе с ним и начальником заставы лейтенантом Дамаевым Люшков вышел на линию государственной границы, где ознакомился с местностью сопредельной стороны, прилегающей к границе.
В тот же день он в сопровождении начальника оперативного отдела штаба пограничных и внутренних войск ДВО полковника Иванова, заместителя начальника 7-го отдела УНКВД лейтенанта государственной безопасности Стрелкова, начальника Гродековского погранотряда майора Порховникова, заместителя начальника Особого отдела Приморской группы войск Сквозникова и коменданта участка Гродековского погранотряда Соловьева посетил заставу Ушагоу Гродековского погранотряда. На этой заставе Люшков интересовался расположением японских гарнизонов, их наблюдательно-разведывательными пунктами и путями движения нарушителей границы на участке этой заставы.
Вторично Люшков выехал на границу в сопровождении лейтенанта госбезопасности Стрелкова 28 мая 1938 г. Перед выездом Люшков вызвал к себе начальника пограничных и внутренних войск НКВД ДВО комдива Соколова. Им был зачитан якобы полученный телеграфный приказ наркома внутренних дел СССР Ежова о том, что Люшкову предлагается принять крупного агента, который должен был прийти с сопредельной территории на участке заставы 59-го Посьетского пограничного отряда. Об этом он заявил и лейтенанту госбезопасности Стрелкову. Выезжая с Люшковым на границу Стрелков по его поручению взял с собой 15 000 разной иностранной валюты для передачи агенту с сопредельной стороны, с которым Люшков якобы должен был иметь встречу.
29 мая 1938 г. Люшков в сопровождении начальника погранотряда полковника Грибенника и лейтенанта госбезопасности Стрелкова приехал на заставу. Его приезд на заставу конспирировался от личного состава заставы, в том числе и от его начальника лейтенанта Дамаева. Перед самым выходом на линию государственной границы Люшков через полковника Грибенника отдал лейтенанту Дамаеву приказание пограничных нарядов в район пограничного знака 8 не высылать. Что и было выполнено.
На линию государственной границы Люшков вышел в сопровождении полковника Грибенника, лейтенанта Дамаева и лейтенанта государственной безопасности Стрелкова. После ознакомления с участком границы Люшков выбрал место для своего расположения против распадка на сопредельной территории, на удалении от линии государственной границы примерно в 200 метрах. Приказал полковнику Грибеннику занять позицию влево от него на расстоянии 300 метров, а лейтенанту госбезопасности Стрелкову вправо на 100150 метров. Лейтенанту Дамаеву Люшков приказал вернуться на заставу и прибыть к нему в 3 часа 30 мая. Таким образом Люшков остался один на приготовленной им позиции, имея при себе портфель, в котором находилось 15 000 разной иностранной валюты, взятой им у Стрелкова перед уходом с заставы на границу.