Ценным дополнением к этим источникам служат приказы по частям и соединениям и протоколы партсобраний, сохранившиеся в фондах частей и соединений ОКДВА.
Проверить правомочность распространения выводов по трем округам на всю РККА нам позволят стенограммы заседаний Военного совета при наркоме обороны (подводивших итоги учебного года в войсках и отличавшихся сочетанием казенно-оптимистических рапортов о «достижениях», в которых, однако, тоже прорывался подчас «крик души» со вполне деловыми выступлениями), аналитические доклады и директивы заместителя наркома обороны М.Н. Тухачевского и начальника 2-го отдела Штаба РККА (с 22 сентября 1935 г. 2-й отдел Генерального штаба РККА, а с 9 апреля 1936 г. УБП РККА) А.И. Седякина и посвященные вопросам боевой подготовки приказы, директивы и директивные письма наркома обороны К.Е. Ворошилова и начальника Штаба РККА (с 22 сентября 1935 г. Генеральный штаб РККА) А.И. Егорова, составлявшиеся специалистами 2-го отдела Штаба РККА/2-го отдела Генштаба РККА/УБП РККА, который ведал боевой подготовкой. Стенограммы заседаний Военного совета в 19351937 гг. опубликованы, но в текстах публикаций, посвященных 1935 и 1937 годам, содержится ряд искажений (почему нам придется обращаться и к подлинникам этих документов).
При выяснении факторов, влиявших на уровень боевой выучки РККА, не обойтись без изучения системы подготовки командных кадров в этот и предшествующий периоды. (Предшествующий мы ограничили 19311934 годами: основная масса комсостава «предрепрессионной» РККА была подготовлена именно тогда.)
Эта исследовательская задача источниками обеспечена весьма и весьма солидно. Фонд Управления военно-учебных заведений РККА (УВУЗ РККА) в РГВА наряду с годовыми отчетами руководства военно-учебных заведений (ВУЗ), приказами, директивами и докладами глав этого ведомства и годовыми отчетами некоторых военных школ содержит большой массив материалов проверок руководством ВУЗ военных школ (с 16 марта 1937 г. именовавшихся военными училищами). Эти проверки отличались пристальным вниманием абсолютно ко всем сторонам жизни школы/училища: и к квалификации командного и преподавательского состава, и к общеобразовательному и культурному уровню курсантов, и к организации учебного процесса, и к методике преподавания общеобразовательных и военных дисциплин, и к успеваемости, и к политико-моральному состоянию личного состава, и к состоянию дисциплины, и к хозяйственно-бытовым вопросам.
Подобные материалы встречаются и в фонде ПУ РККА. Кроме того, многочисленную и ценную информацию о состоянии боевой подготовки и дисциплины в ВУЗ можно почерпнуть из имеющейся в этом фонде большой выборки материалов проверок военных школ/училищ представителями ПУ РККА, политдонесений и других докладов начальников политотделов школ/училищ и политхарактеристик военных школ (составленных в политуправлениях военных округов на основе не дошедших до нас источников).
В фонде ПУ РККА содержатся также доклады и политдонесения, число которых невелико, но которые предельно ярко и с различных позиций (как заинтересованных лиц, так и сторонних наблюдателей) характеризуют проблемы военных академий и курсов усовершенствования командного и начальствующего состава 30-х гг.
Таким образом, состояние источниковой базы позволяет нам поставить сформулированную выше исследовательскую задачу.
Прежде чем перейти непосредственно к исследованию, уточним ряд терминологических вопросов.
С октября 1924 по сентябрь 1935 г. советское «офицерство» именовалось «начальствующим составом», а с 26 сентября 1935 г. по июль 1943-го «командным и начальствующим» (во многих документах и устных выступлениях конца 30-х гг. продолжали употреблять старый термин «начсостав»). К командному составу при этом отнесли командиров подразделений, частей, соединений, а также лиц, занимавших должности, для исполнения обязанностей которых требовались командный стаж и соответствующая военная подготовка
7
начальствующему составуМы будем именовать советское «офицерство» 20-х 30-х гг. применительно к периодам и до, и после 26 сентября 1935 г. комначсоставом (командным и начальствующим составом, «командирами и начальниками»). А если речь будет идти только о командном или только о начальствующем (в значении, существовавшем после 26 сентября 1935 г.) составе, то мы будем использовать термины «комсостав» («командный состав», «командиры») и «начсостав» («начальствующий состав») соответственно.
Напомним, что командиры взводов, рот, эскадронов и батарей (а после введения 22 сентября 1935 г. персональных воинских званий лейтенанты и старшие лейтенанты) относились к среднему комсоставу, командиры батальонов, дивизионов и полков (а затем капитаны, майоры и полковники) к старшему, а командиры соединений (а затем те, кто имел персональное звание комбрига, комдива, комкора, командарма 2-го или 1-го ранга и Маршала Советского Союза или, с мая 1940 г., генеральское) к высшему.
Та категория военнослужащих, которая в дореволюционной России именовалась унтер-офицерами, а с июля 1943 г. именуется в нашей стране сержантами (сержантским составом), в 1924-м сентябре 1935 г. называлась «младшим начальствующим составом», а с 26 сентября 1935 г. по июль 1943 г. «младшим командным и начальствующим составом».
Мы будем именовать ее младшим комсоставом (младшим командным составом, младшими командирами) и лишь в отдельных случаях младшим комначсоставом. Ведь подавляющее большинство военнослужащих этой категории, оказывающихся в поле нашего зрения, занимало именно командные должности (командира отделения и помощника командира взвода).
И, наконец, напомним конкретные выводы, сделанные нами в результате анализа состояния боевой выучки РККА в 1935 первой половине 1937 г. Ведь именно ситуацию, охарактеризованную этими выводами, нам предстоит объяснить в этой книге.
Выводы эти таковы
8
О «предрепрессионной» Красной Армии нельзя судить по достижениям советских военных теоретиков начала 30-х гг. Знаменитая теория глубокой операции и концепция «глубокого боя» действительно отражали природу и требования современной войны но реализовать эту теорию и эту концепцию на практике, воплотить их в жизнь РККА даже к концу эпохи М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира и И.П. Уборевича (то есть к середине 1937 г.) была не в состоянии. Причиной тому была слабая выучка тех, кто воплощает военные теории в жизнь командиров, штабов и войск.
Начать с того, что у основной массы комсостава «предрепрессионной» РККА отсутствовало современное, соответствующее высокодинамичному характеру боевых действий 30-х гг., этой «войны моторов», оперативно-тактическое мышление тяготеющее к решительному маневру, к действиям во фланг и тыл противника и неразрывно связанное с проявлением разумной инициативы, с использованием малейшей возможности для того, чтобы навязать противнику свою волю. Необходимость выработки такого мышления подчеркивалась на каждом шагу но на практике командиры, по меньшей мере тактического звена, и в 35-м, и в 36-м, и в первой половине 37-го, как правило, действовали в бою, не прибегая к смелому маневру, к охватам и обходам, не проявляли инициативы.
В итоге наступательный бой, как правило, выливался у них во фронтальное столкновение не только излишне кровопролитное по сравнению с действиями во фланг и тыл, но и не приводившее к уничтожению противника (а лишь к его оттеснению провоцировавшему, в свою очередь, все новые и новые фронтальные столкновения). При подобном ведении боя должна была забуксовать и состоявшая из боев операция в том числе и глубокая.