"Егор, прости, что не отвечала", написала я и тут же стерла сообщение.
"Егор", набрала еще раз, но не знала, что добавить.
Телефон завибрировал, и на экране высветилось:
"Лизавета, нам нужно поговорить".
"Привет", написала я.
"Прости, я виноват", пришел ответ.
"И я".
"Я позвоню?"
"Не нужно. Не сейчас. Я устала".
"Ты где?"
"В небольшом ресторане на Фонтанке".
"Бергер с тобой?".
Почему-то стало ужасно обидно. Одной простой фразой Егор в одно мгновение разрушил все очарование этого вечера. Я почувствовала себя наивной маленькой девочкой, которая пыталась спрятать от няни конфетку, которую няня сама же и предложила после обеда. Конечно Егор знал того, кто должен был сопровождать меня в Санкт-Петербурге. Но мне так отчаянно захотелось, чтобы этот вечер стал только моим, и только моим, что на глаза набежали слезы.
Лисса? Что опять не так?
Он стоял передо мной. Высокий, красивый той самой неправильной красотой, которая притягивает к себе восхищенные взгляды. Растрепанные темные волосы, скрывающие чуть оттопыренные уши, высокий лоб, жесткий, волевой подбородок, внимательный, немного раздраженный взгляд серо-зеленых глаз. Плащ Питер снял. Под ним обнаружился светло-серый джемпер, плотно облегающий прокаченный торс. Он слегка наклонил голову, и я заметила на его шее фрагмент татуировки, тянущейся вдоль позвоночника и исчезающий в отросших прядях на затылке.
Прости, мне стало неудобно. Просто
С Демидовым разговаривала? спросил Питер, кивнув на телефон в моей руке.
Написала ему, да Я поднялась. Мне нужно
Сразу за дверью направо, пришел на помощь мой телохранитель и продолжил таким тоном, что я покраснела: Постарайся не задерживаться. Продолжить лить слезы можно и в моем присутствии. Я как-нибудь переживу. А вот твое исчезновение может нанести существенный вред моему здоровью.
В уборной играла тихая музыка. Я постаралась привести мысли в порядок, слегка брызнула в лицо холодной водой и уставилась на свое отражение в зеркале, не узнавая. От привычной строгой прически не осталось и следа, вместо нее небрежно перекинутая через плечо свободная французская коса, заплетенная Бергером. Обычно бледные щеки раскраснелись от долгой прогулки, губы обветрились и пылали, а глаза горели непривычным, живым огнем. Что этот город делает со мной?
Когда я вернулась в зал, Питер задумчиво уставился на стену, поднеся ко рту стакан, по всей видимости с виски. При моем появлении он сделал глоток и криво улыбнулся.
Я подумал, что глинтвейн с коньяком и медом будет сейчас кстати, произнес мужчина, когда я села, и придвинул ко мне высокий бокал. Но, наверное, стоило спросить у тебя?
Все в порядке, благодарю, ответила я, вдыхая горячий пряный аромат, от которого как будто кружилась голова.
Елисавета Александровна? Бергер подозрительно смотрел на меня поверх своего стакана. Вы не привыкли к крепким напиткам?
Не привыкла, легко согласилась я, делая первый глоток. Но мне нравится.
Горло приятно обдало горьковатой сладостью, а голова закружилась уже по-настоящему. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, а сердце забилось в два раза быстрее.
Мой спутник смотрел на меня с сомнением, к которому примешивалась легкая тревога. Словно он никак не мог решить: смириться и продолжить со мной возиться или посадить под замок до первого рейса в Москву.
Какой он, Демидов-старший? спросил Питер совершенно не то, что я ожидала услышать.
Алексей Павлович? зачем-то уточнила я. Язык немного заплетался.
Он самый. Ты же его приемная дочь?
Не совсем, я поморщилась. Демидов был моим опекуном до совершеннолетия. И я невеста его сына.
Самая настоящая невеста? ухмыльнулся Бергер. Которая с брачным договором, но без любви?
Почему без любви? обиделась я. Я люблю Егора, а Егор любит меня.
Наверное
Егор? не понял Петр. В смысле Георгий Демидов?
Он самый. Так чему ты удивляешься?
Да так, подумалось. А когда свадьба? Ты вроде бы уже большая девочка, да и он давно не мальчик.
Летом, я неопределенно пожала плечами.
Ага, ясно протянул Питер и сделал глоток.
Я последовала его примеру.
Принесли закуски, потом горячее. И я вдруг поняла, что безумно голодна. Теплый мясной салат и мясо с грибами в горшочках были настолько потрясающими, что я забыла обо всем на свете, сосредоточившись на еде. Ужинали мы в молчании, которое совершенно не было гнетущим. Наоборот, странно уютным и правильным, словно я знала сидящего напротив меня мужчину много лет.
Десерт? предложил Бергер, едва я отложила приборы. Здесь потрясающие торты.
Пожалуй, откажусь, ответила я. Но запомню на будущее, что начинать надо с них.
Бергер рассмеялся.
Ты готова продолжить нашу прогулку? Или сдаешься? Тогда я отвезу тебя в отель.
Гулять! воскликнула я. Я хочу гулять!
На улице давно стемнело. Мы шли неторопливым шагом вдоль Фонтанки в сторону Инженерного замка. С реки веяло сыростью, свойственной осени, но я жадно вдыхала насыщенный влагой воздух.
Застегнись, недовольно буркнул Бергер, когда я потянула вниз молнию куртки.
Сам он и не думал кутаться, спасаясь от ночной прохлады. Его плащ был по-прежнему расстегнут и в темноте казался зловещей тенью, следовавшей за ним по пятам.
Мне душно! капризно ответила я и выпятила нижнюю губу.
Питер остановился, резко дернул меня за локоть на себя. От неожиданности я споткнулась и наверняка бы упала, но он поддержал. Прижал одной рукой к себе, а другой крепко обхватил мой подбородок. Наверное, во всем был виноват глинтвейн, но в тот момент я была готова поклясться, что его глаза в темноте светились. Холодным, будто изумрудным, огнем. Я отпрянула, но Бергер держал крепко. Прошептал еле слышно:
Докажи, что ты любишь Демидова, Лисса
И поцеловал.
Сильно, резко, до боли стискивая мой подбородок и яростно сминая губы, которые горели огнем. Меня трясло. От его напора и от нахлынувших эмоций. А еще от дикого первобытного восторга, который охватил все мое существо. Где-то глубоко внутри, на границе сознания, я знала, что происходящее следует немедленно прекратить, но я только теснее прижалась к обнимающему меня мужчине, и пыталась ответить. Неумело, но настойчиво. Питер зарычал, врываясь в мой рот языком, и подхватил под бедра, прижимаясь еще теснее. Я вцепилась в его плечи, пытаясь удержать равновесие, и случайно коснулась кожи на затылке. Руку опалило огнем. Ледяным огнем. Я тихо заскулила от внезапной боли, хватая ртом воздух, а Бергер замер, продолжая удерживать меня на весу. Я видела проступившие на его висках капельки пота и снова потянулась в поисках утешения к его губам, но мужчина отстранился, поставил меня на землю и хрипло спросил:
Сколько вам лет, Елисавета Александровна? Только честно.
Двадцать один, прошептала я.
И Георгий Алексеевич так и не нашел времени поцеловать вас хотя бы раз? в его голосе сквозила насмешка.
Нет, ответила я честно. Не нашел.
И вспомнила ту, другую, кого Егор целовал. И не только.
Питер сгреб меня в охапку, крепко прижимая к себе.
Мы стояли посреди моста над Фонтанкой. За нашими спинами высилась громада Инженерного замка. Петр Бергер перебирал мои волосы руками, вытирал откуда-то появившиеся слезы и шептал:
Теперь ты моя, Лисса. Моя и больше ничья.
И я верила ему. Я прижималась к нему, стремясь вернуть хотя бы малую толику той невероятной нежности, что сквозила в каждом его движении.
А потом рядом с нами остановился неприметный автомобиль. Из него вышел уже знакомый мне пожилой мужчина и произнес:
Петр Евгеньевич, мне следует проводить Елисавету Александровну в отель. Уже поздно. Алексей Павлович переживать изволят.
Он распахнул передо мной дверь, и я молча забралась на заднее сиденье. Питер не пытался меня удержать.