Я осторожно, но довольно решительно освободила свою руку, отвела глаза в сторону, а затем и отступила от Дмитрия Алексеевича. А ему сказала:
Пойдём в зал. Нас ждут.
Нас, на самом деле, ждали. Я вошла и оказалась под внимательными взглядами дюжины мужчин, рассевшихся за большим овальным столом посреди зала заседаний. Я даже не была в этом помещении никогда. Необходимости не было.
При моём появлении негромкие разговоры стихли, все на меня посмотрели. Мне пришлось сделать вдох, прежде чем заговорить.
Доброе утро, проговорила я. Голос мой прозвучал странно. Я словно не здоровалась, а объявляла собравшимся, что утро сегодня всё-таки доброе.
Спесивцев, сидевший ближе всего к дверям, вскочил.
Марьяна Александровна, прошу вас, присаживайтесь. На место вашего отца.
Это совсем необязательно, вырвалось у меня.
Обязательно, заявил Абакумов из-за моей спины. Вы наследница, Марьяна Александровна. Кресло вашего отца ваше по праву.
Я прошла мимо длинного стола, мимо мужчин, половину из которых я видела впервые в жизни, а с остальными едва была знакома. Устроилась в кресле отца, чувствуя себя очень скованно.
Марьяна, в первую очередь, хочется ещё раз принести вам соболезнования, заговорил кто-то.
Я благодарно кивнула.
Спасибо.
Это большая потеря. Александр Гаврилович много лет руководил твёрдой рукой.
Я посмотрела на говорившего.
Хотите сказать, что у меня такой руки нет?
Мужчина хмыкнул.
Боюсь, что ни у кого из нас такой руки нет. И нам всем вместе необходимо решить, как выходить из трудного положения.
Нужно устроить голосование, предложил кто-то. Назначить несколько соискателей на должность генерального директора, провести голосование Совета директоров.
И кто будет отбирать кандидатуры?
Самовыдвижение?
Абакумов усмехнулся.
Не слишком ли много желающих появится?
Ты хочешь сузить круг, Дмитрий Алексеевич? поинтересовался кто-то довольно едко.
Абакумов тут же возмутился.
Пытаюсь всеми возможными способами облегчить нам всем задачу. И выбор, соответственно.
Ну-ну.
Я слушала мужскую перепалку, разглядывала собравшихся мужчин, и пугала себя тем, что мой мозг с трудом улавливает информацию. Их слова, их взгляды на меня, и друг на друга. Я растерялась, и не знала, как реагировать. Кстати, моей реакции никто и не ждал. Я пришла, я села за стол, и всех устраивало, что я молчу и мало что соображаю в происходящем. Ничего удивительного, что я начала смотреть на Дмитрия Алексеевича, в надежде, что он подаст мне какой-то знак, что говорить, как себя повести. Но Абакумов на меня не смотрел, он был занят, он с головой ушел в спор, отстаивал свои позиции.
Я думаю, что ещё рано, сказала я. Мой голос потонул в голосах мужчин, я поняла, что на меня никто не обращает внимания, а мне эти споры очень не нравились. Я резко поднялась, глянула на всех сверху, осознав, что в этот момент мне абсолютно безразлично, кто и что обо мне подумает. Когда я поднялась, на меня всё же посмотрели. И я заставила себя повторить, громче и твёрже. Я считаю, что ещё рано рассуждать о том, кто займёт кресло отца. И спорить об этом. Все, наконец, замолчали, я аккуратно выдохнула, надеясь, что моё волнение не так сильно заметно. Господа, я понимаю, что вас всех тревожит положение вещей. Компания оказалась в трудном положении. Но смею вам напомнить, что моего отца похоронили вчера. И рассуждать о том, кто завтра сядет в его кресло, несколько поспешно. Я из-за стола вышла, сделала несколько шагов по залу. Мне нужно было куда-то деть свою нервозность. Через несколько дней я встречаюсь с адвокатом, будет вскрыто завещание отца. И я собираюсь дождаться этого момента, прежде чем принимать какое-то решение.
Марьяна Александровна, вы считаете, что ваш отец в завещании указал имя приемника?
Я руками развела.
Я не знаю. Кстати, вы тоже не можете знать, что он этого не сделал. Поэтому мы выждем это время. Я всегда своему отцу верила, всегда могла на него положиться, и поэтому считаю, что мне есть чего ждать. Я уверена, что папа продумал разные исходы и развитие ситуации. Даже такое, какое произошло. Так что, я обвела собравшихся взглядом, подождём.
Марьяна, вы собираетесь претендовать на должность? спросил кто-то.
Я в удивлении моргнула и даже зачем-то уточнила:
На должность генерального директора огромного промышленного концерна? Думаю, все мы понимаем, что я при всём желании не справлюсь. Меня к этому не готовили.
У вас лично есть кандидатура, которую вы выставите? Своего представителя?
Абакумов таращился на меня, я чувствовала его взгляд. Наверное, он ждал от меня положительного ответа, и этим ответом должно было быть его имя. Ну, кто, как не он может быть моим доверенным лицом, правда? Дмитрий Алексеевич смотрел на меня, а я не могла заставить себя на него взглянуть. Потому что у меня не было ответа, которого он от меня ждал.
Я подумаю об этом, пообещала я. И твердо закончила: У меня есть несколько дней на это.
Можно сказать, что встреча Совета директора закончилась ничем. Я поняла лишь одно: каждый присутствующий будет защищать свои интересы, а не мои. И даже не компании, а именно свои. Существование компании отца, на процветание которой он потратил добрую половину своей жизни, сейчас повисло в воздухе. Ещё вчера мы были преуспевающими, а что будет завтра большой вопрос. И моя персона на отцовском месте лишь побудит некоторых забрать свои деньги и бежать, пока есть, что спасать.
Пал Палыч, мы уезжаем, сообщила я, забрав со стола свою сумку. Посмотрела на Спесивцева. Олег Романович, я думаю, что необходимо перенести собрание. На следующий день после оглашения завещания. Это будет самым правильным решением.
Если вы так считаете, Марьяна Александровна.
Пал Палыч уже распахивал передо мной дверь зала заседаний. К ней я и устремилась, кивнув на прощание всем присутствующим. Краем глаза я заметила, что Дмитрий Алексеевич шагнул за мной следом, но был остановлен грозной фигурой Рыкова на своём пути. Глянул на него суровым взглядом из-под бровей, Абакумов с шага сбился, немного потерялся, а я тем временем покинула зал и твёрдым шагом направилась по офисному коридору обратно к лифтам. Дорогой ковролин на полу скрадывал стук моих каблуков. Мы с Пал Палычем и молчаливым охранником, вошли в лифт, двери закрылись, и я смогла перевести дыхание. А Рыков проговорил:
Молодец, девочка. Так им.
ГЛАВА 2
Дмитрий Алексеевич надолго меня без внимания не оставил. Я подозревала, что так и будет. Позвонил мне уже через час, а я, слушая знакомую трель телефона, несколько томительных секунд раздумывала о том, стоит ли мне отвечать на его звонок. Знала, что, скорее всего, ничем хорошим этот разговор не закончится, и мы с Димкой поругаемся. Но он звонил настойчиво, отступать, судя по всему, не собирался, и мне пришлось ответить.
Марьяна, что происходит? поинтересовался он с места в карьер.
Я посмотрела за окно автомобиля. За ним была Москва, её высотки, её вывески с громкими названиями и идеально подстриженные кусты вдоль дороги.
Ничего не происходит, Дима, ответила я, всеми силами надеясь сохранить спокойствие и нейтралитет.
У меня такое чувство, что ты не хочешь со мной говорить.
Я сейчас ни с кем не хочу говорить, призналась я. У меня нет на это сил.
И даже со мной?
По сути, можно было сказать Абакумову правду и поинтересоваться, а чем, собственно, он отличается ото всех остальных? Он такой же посторонний человек рядом со мной, как и другие. Может, не настолько посторонний, но всё же. Вот только, его ли это вина?
Наверное, я молчала слишком долго и задумчиво, потому что Дима продолжил сам. Позвал меня, тем самым особенным голосом, от которого моё сердце сжималось. Временами.