– Вам довелось подраться в Америке, вы встретили там француза-героя, маркиза Лафайета, посвятившего состояние и жизнь борьбе за независимость!
– Да, господин Жан!
– Вы видели Вашингтона?
– Как теперь вижу вас, – отвечал я. – Это высокий, видный, прекрасно сложенный человек, – настоящий гигант!
По-видимому, это обстоятельство именно и поразило меня больше всего в американском генерале.
Пришлось рассказать все, что я знал о сражении при Йорктауне, и о том, как граф де Рошамбо славно отщелкал лорда Корнваллиса.
– А со времени возвращения во Францию, – спросил меня Жан, – вы не делали никаких походов?
– Ни одного, – отвечал я. – Королевский Пикардийский полк переходил из гарнизона в гарнизон. Мы были очень заняты.
– Верю, Наталис, и даже настолько заняты, что не имели времени ни разу написать сестре хоть два слова о себе!
При этих словах я не мог не покраснеть. Ирма тоже слегка смутилась, но наконец я, собравшись с духом, отвечал:
– Господин Жан, я не писал сестре только потому, что я в таких случаях оказываюсь без рук.
– Вы не умеете писать, Наталис? – воскликнул Жан.
– К сожалению, нет.
– И читать?
– И читать! Если даже предположить, что во время моего детства родители могли израсходовать кое-что на мое обучение, научиться грамоте мне все-таки было невозможно, так как ни в Граттепанше, ни в окрестностях его нет школы; после смерти отца с матерью я всю жизнь ходил с ружьем на плече и ранцем за спиной, а между двумя переходами учиться некогда. Вот почему старший вахмистр, тридцати одного года от роду, не умеет еще ни писать, ни читать.
– Ну так мы научим вас, Наталис, – сказала госпожа Келлер.
– Вы, сударыня?
– Да, – добавил Жан, – моя мать, я, все мы примемся за дело. У вас двухмесячный отпуск?
– Да.
– И вы думаете его провести здесь?
– Да, если вас это не стеснит.
– Брат Ирмы не может нас стеснить, – отвечала госпожа Келлер.
– Дорогая госпожа Келлер, – промолвила сестра, – когда Наталис вас больше узнает, ему не будут приходить в голову подобные мысли.
– Вы будете здесь как дома, – продолжал господин Жан.
– Дома!.. Позвольте, господин Келлер!.. У меня никогда не было своего дома!
– Ну, в таком случае вы будете, как у вашей сестры, если вам это больше нравится. Повторяю вам, оставайтесь здесь сколько хотите, и в течение двух месяцев вашего отпуска я берусь научить вас читать, а потом научитесь и писать.
Я не знал, как и благодарить его.
– Но, господин Жан, – сказал я, – разве не все ваше время занято?
– Два часа утром и два часа вечером совершенно достаточно. Я буду вам задавать уроки, которые вы должны будете приготовлять.
– Я буду помогать тебе, – заметила Ирма. – Я ведь умею немного читать и писать.
– Еще бы, – прибавил Жан, – она была лучшей ученицей моей матери!
Что ответить на такое искреннее, сердечное предложение?
– Хорошо, я согласен, но только прошу вас наказывать меня, если я буду плохо учиться.
Жан продолжал:
– Видите ли, милый Наталис, человеку необходимо быть грамотным. Подумайте сколько вещей сокрыто от бедных, неграмотных людей! Какие они темные! Как ум их пуст! Это такое же несчастье, как лишиться какого-нибудь органа! Вдобавок вы, будучи неграмотным, не можете двигаться далее в чинах. Теперь вы старший вахмистр, прекрасно, – но как же вы пойдете дальше? Как будете вы лейтенантом, капитаном, полковником? Вы останетесь в настоящем чине, а это плохо; не нужно, чтобы невежество служило вам задержкой.
– Мне помешало бы не невежество, господин Жан, – отвечал я, – а помешал бы закон, по которому нам, простолюдинам, нельзя идти дальше чина капитана.
– До сих пор, Наталис, возможно, что это было так. Но революция, провозгласившая во Франции равенство, рассеет старые предрассудки. У вас теперь все равны. Так постарайтесь же быть равным образованным людям, чтобы так же пользоваться плодами образования.