Преждан рядом с ней шевельнулся, попытался встать, и Смеяна опомнилась.
Сиди! Она удержала его на песке, а сама встала на ноги, приложила ладони ко рту и закричала в лес: Эй! Княжич! Люди добрые!
Никто ей не ответил. Смеяне стало страшновато: уж не перебили ли разбойники всех славенцев?
Ладья с дрёмичами уже была на середине реки. Теперь их и стрелой не достанешь. Обмениваясь бессвязными восклицаниями, Смеяна и Кудрявец вертели головами, лицо Преждана было искажено болью и бессильным отчаянием. А из-за берегового выступа выше по течению показалась еще одна ладья, большая. В ней было не меньше двух десятков человек, все в тех же серых и зеленых рубахах. Личины они сбросили на грудь, и Смеяна невольно вскрикнула: казалось, что это оборотни с двумя лицами.
А Кудрявец вдруг лихорадочно рассмеялся и сел на песок.
Ты что? Смеяна с возмущением обернулась к нему. Может, они самого княжича зарубили, а тебе весело! Пойдем искать скорее!
А если зарубили, так и надо дураку! с юным презрением шестнадцати лет ко всякой ошибке отозвался Кудрявец. Как щенков слепых дрёмичи славенцев обошли! Нарочно на берегу наследили, нарочно в лес заманили, а тем временем своих увезли! Ну был бы я княжич
Ты язык-то придержи! хрипло рявкнул Преждан. Куда тебе с ним равняться!
Кудрявец глянул на княжеского отрока, хмыкнул, но замолчал.
Дядька Изнанец наконец оправился от страха и выбрался из-за коряги, потирая то лоб, то спину.
Ох, мудр наш отец Варовит! бормотал он. Ох и мудр! Лиходеи-то непростые оказались вернулись-таки за своими! Оставь мы их на огнище ох, что было бы!
Да ладно вам! хмуро воскликнула Смеяна. Она тоже понимала, что княжич отличился сегодня не лучшим образом, ей было обидно и стыдно за него. Пойдемте-ка в лес покричим. А не то ведь заблудятся
Кудрявец снова хмыкнул и встал с песка. Изнанец вздохнул, махнул рукой и направился к опушке.
* * *
Первый поход княжича Светловоя вышел на редкость бесславным, и на огнище Ольховиков, где оставались их раненные вчера товарищи, отроки возвращались в понуром молчании. По десять-двенадцать лет их обучали всевозможным ратным премудростям старшие оружники Велемоговой дружины, отцы и кормильцы. Все они знали а сами в первый же раз так опростоволосились! Отроки старались не глядеть друг на друга. Только Взорец, которого в Славене прозвали С-Гуся-Вода, продолжал поддразнивать Смеяну. Но она, глядя на хмурого Светловоя, поскучнела тоже и не отвечала на шутки.
Что-то я не слыхал, чтобы простые лиходеи своих отбивали, да еще у княжеской дружины! хмурясь, бормотал Скоромет, словно хотел перед кем-то оправдаться.
Но и сам он понимал, что князя это не убедит.
А ты подумай! с вызовом ответил Миломир. Ему тоже было стыдно, и он очень сердился сам на себя, что не подумал раньше. Кабы из наших кто в полон попал ты бы не пошел их вызволять?
Спрашиваешь! обиделся Скоромет.
Вот и думай! Ватага то была или
Или что? спросил Светловой, впервые обернувшись.
Или дружина! уверенно ответил Миломир. И не мне тебе объяснять, в чем разница!
Светловой не ответил. Он и сам отлично знал разницу между случайным сборищем ватаги, в которой у каждого на совести пятно от нарушенных законов рода, и дружиной, которая сама единый род.
На огнище рассказ Изнанца и Кудрявца вызвал переполох. Варовит не раз похвалил себя за предусмотрительность, а Смеяна тем временем перевязывала новых раненых. Ольховики сновали вокруг с озабоченными лицами, и Светловою не хотелось задерживаться здесь. Не такие подвиги к лицу будущему князю.
Желая засветло добраться до Лебедина, Светловой сразу после полудня стал прощаться с гостеприимными хозяевами. Отроки во дворе седлали коней, все Ольховики высыпали их провожать. Уже готовясь сесть в седло, Светловой обернулся и поискал глазами Смеяну. Она стояла у крыльца беседы, грустная, потухшая, и Светловой помолчал, поглаживая шею коня, чувствуя, что должен сказать ей что-то на прощанье, но не находя слов. Весь этот поход сейчас казался ему странным, как сон: и битва, и красавица Белосвета, и эта девушка, простая, но похожая на источник живой воды. Пожалуй, завтра подумается, что и она тоже примерещилась. Но нет, она живая. Ее глаза смотрели на Светловя с дружелюбным сочувствием, утешали и подбадривали, и ему было жаль расставаться с ней. А что поделать?
Хочу тебе спасибо сказать хорошо ты моих отроков вылечила! наконец произнес Светловой, пытаясь взглядом досказать ей остальное. Чем мне тебя отблагодарить?
Вела и Велес лечат, а я так, помогаю
Смеяне было тоскливо, словно ее увозят из родного дома к чужим людям, навсегда. Отныне родное огнище станет для нее чужим и запустелым, потому что здесь нет Светловоя. Привычная улыбка на ее лице сейчас казалась ненастоящей, она смущенно отводила глаза. Ольховики подталкивали друг друга локтями: такой смущенной еще никто Смеяны не видел. Влюбиться в самого княжича только от нее такой глупости и можно было ждать!
Но Светловой не замечал этих взглядов: он видел одну Смеяну, и на сердце его было тепло и грустно, как будто он надолго прощался с родной сестрой и даже не мог сказать ей, как сильно ее любит.
Чего хочешь серебра? Светловой прикоснулся к кошелю на поясе, сам не веря, что какие-то подарки смогут облегчить ей разлуку. Или полотна из Славена пришлю?
Не надо мне ничего такого не глядя на него, отговаривалась Смеяна.
Разве можно серебром или полотном заплатить за это странное смятение, грусть и радость, жаркое счастье встречи и тягучую тоску расставания?
Может, хочешь какой-нибудь убор дорогой? Перстней, ожерелий?
Убор повторила Смеяна и вдруг ахнула, вскинула загоревшиеся глаза на Светловоя. Хочу! Скажи деду, чтобы мой клык отдал! с внезапным воодушевлением воскликнула она.
Какой клык? Светловой с удивлением обернулся к Варовиту.
А! Тот с досадой махнул рукой. От матери ее осталось ожерелье. Да его моя старуха прибрала
И прибрала! поддакнула бабка Гладина. И прибрала! Куда ей, непутевой! Там янтари дорогие! У меня у самой такого нет! Она в лес пойдет да потеряет!
Не твоя забота! горячо возразила Смеяна. Об этом они спорили далеко не в первый раз. Даже и потеряю! У меня Лес возьмет, мне и назад отдаст! Мое это, а не ваше! Княжич, вели им отдать! Моя мать с ожерельем пришла, а они мне его не отдают!
Отдай! сказал Светловой Варовиту. Он видел, как сильно Смеяна хочет получить ожерелье, и стремился помочь ей хотя бы в этом. А хочешь, я тебе из Славена еще лучше пришлю?
Не надо мне лучше, а пусть мое отдадут!
Светловой посмотрел на Варовита. Хмурясь, тот кивнул старухе. Бормоча что-то под нос, Гладина ушла в избу и скоро вернулась, неся в платке ожерелье. Смеяна почти выхватила платок у нее из рук и торопливо развернула. На тонком ремешке висел ряд ярко-желтых полупрозрачных кусочков янтаря, а в середине к ним был подвешен звериный зуб. Приглядевшись, Светловой узнал клык рыси. А Смеяна тут же надела ожерелье на шею, и глаза ее засияли ярче янтаря.
Спасибо тебе, княжич! разом повеселев, задорно поблагодарила она. Каждая веснушка на ее лице, казалось, смеялась сама по себе, в улыбке ее было столько веселья, что Светловой невольно улыбался тоже. Лучше подарка мне никакой князь не сделал бы! Коли еще с кем биться надумаете присылайте за мной, я помогу!
Молчи, бесстыжая! разом накинулись на нее и Варовит, и Гладина, и еще кто-то из стоявших вокруг родичей. Язык придержи накличешь беды!
Заливаясь счастливым смехом, Смеяна прижала руку к ожерелью на груди и бросилась вон из ворот. Когда Светловой с отроками выехали следом, ее уже нигде не было видно. Зажав в кулаке ожерелье, она крепко прижималась к березе, обняв белый мягко-шероховатый ствол, как плечи сестры. Желтыми глазами лесовицы Смеяна смотрела из гущи ветвей на удалявшуюся дружину, губы ее старались улыбаться, а брови дрожали, как от усилия сдержать слезы. И в эти мгновения ей казалось, что она остается совсем одна в глухом лесу, покинутая светлым весенним божеством.