Константин Бахарев
Княжна Мстиславская
Первая глава. Москва
В марте вечера короткие. Только солнце укатилось с бледного неба, сразу тьма упала на Московское царство. В постоялой избе запалили лучины, воткнув их в щели в бревенчатых стенах.
Ну и жмот ты, Данилка, сплюнул царский пристав Облезов. Сожжёшь так дом, по недосмотру. Светец не можешь заказать в кузне?
Хозяин избы только хихикнул в ответ. Светец денег стоит, а щели в брёвнах даровые. А изба уж двадцать лет стоит, не сгорела ведь, даст бог, и ещё столько же простоит.
Облезов икнул и погладил живот. Два дня он пировал с казаками, посланными от Строгановых к царю. Завтра их ждут в Москве. Встанут затемно и тронутся, во дворе четыре воза с подарками атаман разбойничий Ермак шлёт Ивану Васильевичу соболей и куниц. Глядишь, и царскому приставу чего перепадёт, зря он, что ли, встречать отправлен казаков.
Старший у них, Иван Кольцо, сегодня запретил пить своим головорезам. Весь день чистились, тёрли бархатными тряпками сабли и бляхи на ремнях и перевязях, чтоб блестели. Шубы зашивали, портки свои, что изорвались в дальнем пути от Сибири до Москвы. Лисья шуба хороша у Ваньки Кольца! Облезов опять икнул, надо будет выпросить её, да самому носить.
Сейчас ложиться будут казачки, караульные у возов сменятся, повечеряют и тоже улягутся. А царскому приставу никто не указ, помощники у него на конюшню спать ушли, хватит им пировать. Облезов кликнул Данилку, велел подать пива овсяного.
Пожрать осталось чего? пристав почесал растрёпанные волосы.
Только кулеш да гусь жареный, Данилка уже притащил долблёную кружку с пивом. Облезов махнул рукой, не надо, дескать, еды.
Ты к утру-то проспишься? к нему подсел Иван Кольцо. Смотри, Андрей, ждать тебя не станем, уедем, догоняй потом.
Не переживай, казак, всё устроим, Облезов отхлебнул густого пива и закряхтел от удовольствия. В жизни всякое бывает. Вот я тебя с отрядом конных искал три года назад, когда ты ногайского посла ограбил, а сейчас самого тебя, как посланника, встречаю. Я, Ваня, все ходы-выходы в Москве знаю, ты держись меня, и своё дело сделаешь, и Строгановым подсобишь.
Он снова хлебнул пива. Кольцо усмехнулся и встал. Царя он не боялся, богатую казну ему вёз, а Москва деньги любит, так что все грехи ему спишут. Сейчас караульных сменить, да и на боковую, спать пора.
Во дворе кто-то закричал, заржали лошади, Кольцо нагнулся к прорубленному в стене маленькому волоковому окошку, не видать ничего. Казаки, уже лежавшие на шубах, приподняли головы. Иван махнул рукой тем, что шли в ночной караул Егору Сломайнога и Арефию. Те сидели за столом, хлебали кулеш. Заслышав шум во дворе, отложили ложки и схватив сабли, быстро вышли за дверь.
Быстрой лёгкой мышью вскочил в избу мальчишка-конюх в сером тулупчике.
Литва приехала! звонко крикнул он. С конвоем. Спрашивают, есть где поспать или им на сеновалке ночевать?
Пристав рыгнул, нахмурился, и двинув кружку в сторону, кивнул лохматой головой. Мальчишка выскочил во двор. Дверь осталась открытой. Кольцо подошёл к ней, встал у косяка, молча поглядывая то на двор, где мелькал факел, то на пристава.
В избу вошёл Егор Сломайнога и ещё четверо, два литвина и посольские подьячие. Облезов знал всех. Ротмистр Лютый, шляхтич из Вильно, на службе тамошнего каштеляна с оруженосцем своим и конвой их с границы. Видно, дьяк Щелкалов ждал литвинов, коли своих послал встречать.
Спаси Христос! старший подьячий, как его, Дымов, что ли, снял шапку и перекрестился, повернувшись к углу с образами. Прямо под ними сидел Облезов. Он опять икнул и вытер рот.
Здорово, Дымов, царский пристав улыбнулся. Чего по ночам литвинов по дорогам нашим водишь?
Надо, и вожу, сухо ответил подьячий и подозвал к себе хозяина избы. Тот улыбался и кивал. Иван Кольцо так и стоял у дверей, и чуть прищурясь, рассматривал ночных гостей.
Егор Сломайнога взял с лавки забытую шапку и развернулся, чтобы выйти. Его лицо осветилось лучиной.
А ну-ка, стой! вдруг крикнул Лютый. Он левой рукой ухватил казака за плечо.
Лежавшие на полу казаки зашевелились, но Кольцо махнул им рукой лежите!
Колдун! Попался мне! оскалился ротмистр. Есть бог на небе, всё видит, сейчас не уйдёшь!
Он толкнул казака и отскочив назад, дёрнул саблю из ножен. Но оказавшийся вдруг сзади Иван Кольцо крепко обхватил его.
Угомонись! крикнул он.
Второй литвин качнулся к дверям. Но тут вскочил Облезов.
Тихо! он ударил кулаком по столу. Это послы к царю! Кто их тронет, двух дней не проживёт! Дымов, успокой своих приятелей!
Загрохотали сапоги на крылечке, в дверь полезли усатые краснорожие литвины. Казаки вскочили с шуб, загремели саблями о ножны.
Убью! дико заорал Кольцо, прижав засапожный нож к шее Лютого. Стоять! Убью!
Хмурый Дымов с товарищем шагнули к двери, закрыв путь литвинам. Те заворчали.
Хватит! Облезов вышел из-за стола. Лютый! Ты никого не тронешь! И ты! он повернулся к Егору. Тот оскалился, прижавшись спиной к стене, в руке сабля. Лютый напротив. Оба высокие, плечистые, крепкие, глаза злобой плещутся. Не останови, так порвут друг друга!
Данилка! крикнул царский пристав. Избач, где ты?
Здесь, здесь, Данилка вылез из-под стола. В драке там лучшее место.
Отдай литвинам и конвою ихнему гуся и кулеш, приказал Облезов. Вина не давать! Ночуют пусть на сеновалке, в избу не суются.
Он развернулся к Лютому.
А ты запомни, это послы к царю! Если с них хоть волос уронишь, болтаться тебе на колу! Когда государь дела с ними окончит, тогда и разбирайтесь! Отпусти его, Ваня!
Егора Кольцо во двор не пустил, отправил в караул другого казака, наказав присматривать за литвинами. Облезов ещё что-то нашептал Дымову, тот молча кивнул, натянул шапку и вышел с товарищем своим.
Данилка вернулся со двора, осмотрелся, поднял с пола упавшую кружку и хотел унести её за печку, в кухонный угол, но пристав его остановил и велел наполнить её чем надо.
Облезов опять пил овсяное пиво, и поглядывая на храпящих казаков, шептался с Кольцо.
Чего литвин Егорку колдуном назвал? спросил он. Может, он знает чего?
Иван хмыкнул.
Егор хороший товарищ, несколько раз и вправду заговоры читал, когда нас татары зажали. Не зря его Сломайнога прозвали, на ровном поле два бойца Кучумовы упали и поломались. Потом, раны лечил травами всякими, вполголоса ответил он. Прямо не знаю, что у него с этим шляхтичем. Ничего, кончится посольство, уедем в Сибирь, к Ермаку, а там никто не найдёт.
Облезов кивнул, а сам задумался. При дворе грозного Ивана Васильевича недавно загулял слух, что ищет царь колдуна сильного. Зачем, непонятно, а спрашивать прямо нельзя. Государь православный, в церковь ходит и со всякими нечистиками ему знаться вроде не по чину.
Пошли спать, Облезов допил пиво. Шубу вот мне подаришь свою, тогда всё обстряпаем как надо, безопасно для тебя.
Кольцо глянул на него с недоумением, дескать, чего стряпать, как оно надо, но уточнять не стал. В поле, лесу или на реке-море он бы не растерялся, порубил бы литву или кого другого. А сейчас, втягиваясь в гущу отношений, смутно видимых интересов разных людей, атаман решил, что лучше помалкивать, пока не спросят. А шуба, да и бог с ней, с шубой. Он себе с десяток ещё добудет! Хотя, непонятно атаману, за что царскому приставу шубу дарить?
Ещё затемно казаки начали собираться. В селе ударил колокол. Облезов перекрестился. Избач Данилка тоже.
Сегодня Сороки, память севастийских мучеников, царский пристав мотнул головой. Да и пост великий идёт. А я тут согрешил с вами в питии и скоромной пище. Прости, Господи!
Поехали! громко сказал Кольцо и подозвав Данилку, рассчитался с ним за постой. Ты про каких мучеников толкуешь, Андрей? Сегодня Василий-капельник, калачи печь надо. А постовать казакам некогда, добычу упустить можно.