Северная Африка, королевство Марокко
1846 год
— Стреляй, Маккаррик! — снова скомандовал Дейвис Грей. Его голос звучал повелительно, но глухо. Громкий окрик мог бы выдать их убежище, спрятанное высоко на пустынном отроге Атласских гор.
Хью сделал вид, что не слышит. Прежде ему никогда не приходилось убивать, но он хорошо знал, что стоит спустить курок, и обратного пути уже не будет. В двадцать два года нелегко решиться переступить черту.
Он выстрелит, когда будет готов, черт побери!
Оторвавшись от оптического прицела, Хью опустил штуцер и вытер взмокший лоб. От едкого пота и песка резь в глазах казалась нестерпимой. Стояло лето, и на ослепительно ярком, неправдоподобно синем небе не было ни облачка. Хью болезненно поморщился, скосив глаза на белое расплывчатое пятно солнца.
— Какого черта ты ждешь? — сердито проворчал Грей. — Уже полдень. — Солнце нависало прямо над их головами, почти не давая тени. Полдень — лучшее время для стрелка. Тени дразнят, издеваются и лгут, сбивая прицел.
Хью не хотелось разочаровывать Грея. Тот был для него своего рода старшим наставником и единственным настоящим другом не из клана Маккарриков, единственным, с кем Хью, не считая братьев, проводил время. И не считая рыжеволосой девушки, ради которой он пошел на убийство. Хью с горькой усмешкой вскинул ружье.
Что ж, в известном смысле он делает это ради нее.
Хладнокровно убить незнакомого человека — значит оказаться по ту сторону черты. Именно этого ему и хотелось.
— Вот дьявольщина, Маккаррик! — Грей рывком схватил собственное ружье, достал из кожаного чехла оптический прицел и торопливо приладил его. — Такой случай упускать нельзя, нам придется потратить не меньше месяца, чтобы выследить негодяя снова, и неизвестно еще, когда представится возможность его подстрелить.
Грей сказал правду. Предатель знал, что его приговорили к смерти за измену, и прятался целый месяц, прежде чем появился на заброшенной берберской ферме. В этой части света даже у обветшалой хижины с плоской крышей, вроде хибары внизу, имелся внутренний дворик. Там и сидел приговоренный к казни, неподвижно глядя на единственный вход. С пистолетом на коленях и с ружьем под боком он чувствовал себя в безопасности. Ему и в голову не пришло посмотреть вверх, на скалы.
Сверху дворик был виден как на ладони, но оба друга знали, что Грей не сможет попасть в цель на таком расстоянии, Дейвис куда искуснее орудовал кинжалом или ножом, Хью же был прирожденным охотником и научился стрелять еще ребенком, как только смог держать в руках ружье. Действовать следовало быстро, пока предатель был во дворике один.
— Я сделаю это сам, — раздраженно прошипел Хью, бросив недовольный взгляд на Грея. На мгновение ему показалось, что Дейвис едва сдерживает радостное нетерпение. Нет, должно быть, он ошибся. Это всего лишь работа. Скверная, грязная работа. Не может быть, чтобы Грею нравилось убивать.
Хью снова вскинул ружье и прицелился. Ветра почти не было, но цель находилась на расстоянии более чем в четверть мили. Солнце слепило глаза, длинный, почти четырехфутовый ружейный ствол нагрелся и обжигал руки, нагрелась и единственная пуля в патроннике. Все это следовало в принять в расчет.
Хью погладил пальцем предохранительную скобу, прежде чем коснуться курка. Этот ритуал он совершал перед выстрелом почти автоматически. Крепко сжимая ложе ружья другой рукой, он дважды потер большим пальцем гладкое дерево, сделал медленный выдох и замер.
Он плавно спустил курок, и его оглушил грохот выстрела. Гулкий, раскатистый звук, похожий на пушечный залп. Никогда прежде его ружье не стреляло так громко.
Почти две секунды спустя пуля пробила лоб предателя, и приговоренный рухнул на землю. Из отверстия в затылке хлынула кровь, расплываясь темным пятном на сером гравии. Ноги убитого судорожно дернулись, взметнув облачко пыли.
Что ж, значит, дело сделано.
Хью покончил с предателем.
И вновь ему показалось, что в глазах Грея мелькнула затаенная радость.
— Никогда не видел, чтобы кто-то стрелял так метко, как ты, шотландец. — Дейвис хлопнул Хью по спине, приложился к фляге, с которой никогда не расставался, и весело ухмыльнулся.
Хью испытывал отвращение и вместе с тем странное чувство облегчения. Вслед за Греем он проворно вскочил в седло и начал торопливый спуск по извилистой горной тропинке. Оказавшись в долине, они пришпорили лошадей и примерно через час достигли деревни.