Про горгону молодые люди тоже не знали, да и тело старухи не видели. Повернувшись к луне спиной, они уходили от озера все дальше и дальше, не подозревая о том, что глазок видеокамеры, установленной на одиноком бакене, бесстрастно фиксирует их отчетливо выделяющиеся в свете луны фигуры.
Графиня была помешана на видеонаблюдении. Вот только избежать встречи с убийцей оно ей не помогло.
Глава первая
Глафира
В доме кто-то ходил. Этого никак не могло быть, потому что Глафира знала, что, кроме нее, здесь никто не живет. Именно в этой, восточной части дома она совершенно точно находилась одна. Полностью отреставрированной и готовой для проживания была другая, западная часть. Сразу по приезде Инесса Леонардовна отвела ее туда на экскурсию, заметив мимоходом, что предоставить одну из светлых, со вкусом отремонтированных и обставленных спален не может, потому что каждая из них закреплена за кем-то из членов семьи. Глафира тогда пробормотала, что понимает и ни на что не претендует.
Покои (хозяйка поместья так и сказала про выделенную ей комнату «покои»), в которых ей предстояло провести ближайшие несколько месяцев, располагались в заброшенной половине, той, до которой пока не дошли руки. К счастью, система отопления и водоснабжения в доме была реконструирована полностью, поэтому в ванной комнате из кранов лилась вода, горячая и холодная, а в случае дождя и внезапного похолодания можно было включить газовый котел, однако во всем остальном обстановка напоминала мрачные английские фильмы, действие в которых происходило в древнем замке, населенном призраками. Против призраков Глафира ничего не имела.
Она даже видела некоторый перст судьбы в том, что очутилась именно в таком месте, ведь незадолго до того, как Глафира оказалась в Резанке, то есть в имении Резановых, разумеется, самый важный в ее жизни человек сбросил ей в мессенджере телефона картинку из интернета с мрачным готическим домом, надпись под картинкой гласила: «Тебе надо купить задешево поместье с призраками, коль все равно постоянно тревожишься».
Купить себе поместье, даже подозрительно дешевое, Глафира, конечно, не могла. А вот тревожилась она действительно постоянно, похудев от этого почти на десять килограммов. Как говорила, качая головой, мама, «практически иссохла». Основным поводом для тревоги был все тот же самый важный в жизни человек, к сожалению, давно и прочно женатый.
К этому обстоятельству Глафира старалась относиться спокойно, потому что его несвобода входила в первоначальное условие задачи. При знакомстве он не скрывал, что женат, решение вступить с ним в отношения Глафира принимала с открытыми глазами, и штамп в паспорте ее ничуть не смущал, а значит, связанные с этим правила поведения и ограничения, на него накладываемые, должна была принимать без нытья и жалоб. Она не ныла и не жаловалась. И ни на что не рассчитывала.
У нее и в мыслях не было, к примеру, уводить любовника из семьи, с которой он прожил более двадцати лет. Она просто любила этого человека. Любила истово, до головокружения, до сладкой сердечной боли, до потери себя, и его спокойствие и комфорт значили для нее гораздо больше, чем ее собственные желания, мечты и надежды.
И ее тревоги были вызваны не тем, что она не могла быть постоянно рядом, когда он вечером приходит с работы домой, спать с ним в одной постели, вместе выбирать, что приготовить к приходу гостей, или обсуждать, какого цвета в этом году должны быть игрушки на елке. Нет, она тревожилась из-за того, успел ли он поесть посредине рабочего дня, не промочил ли ноги, уехав в командировку и попав там под дождь, не вызвано ли его отсутствие в мессенджере в течение нескольких часов внезапной болезнью, не попал ли он в аварию по дороге с работы, и из-за еще тысячи подобных мелочей, которые приключались ежечасно. И к годовщине их знакомства она совершенно выбилась из сил.
Глафира чувствовала себя не молодой, цветущей, здоровой женщиной, а старушкой, у которой постоянно кружилась голова, темнело в глазах, подкашивались ноги и надсадно болело в груди. Еще она практически перестала спать. Не засыпала до половины второго ночи, крутясь в постели и перекладывая нагретую горячей от тяжелых мыслей головой подушку, потом ненадолго забывалась тревожным сном, полным каких-то обрывочных сновидений, и открывала глаза в половине пятого, чувствуя себя лампочкой, которую дернули за выключатель. Самочувствия это не улучшало и настроения тоже.
Относительно живой она чувствовала себя только в те дни, когда возлюбленный оповещал ее о свидании, а в остальное время напоминала самой себе спящую царевну, которая покачивалась в подвешенном на цепях стеклянном гробу в ожидании, когда же звякнет телефон, принеся заветное сообщение. Впрочем, надо было отдать любимому должное писал он регулярно и со вкусом, поскольку делиться с Глафирой своими мыслями и распорядком дня вошло у него в привычку. Как же ее это радовало!
Про ее дела он, наоборот, почти никогда не спрашивал, потому что, по его разумению, никаких серьезных дел у нее быть не могло. Не считать же таковыми написание женских романов. Да, Глафира была писателем, причем довольно известным.
На ее счету числился уже тридцать один роман, вовсе даже не женский, а социально-психологический, в котором, конечно, была обязательная любовная линия, но и историческая подоплека имелась тоже, и глубина человеческих взаимоотношений прописывалась обязательно, иногда и детективная линия прорисовывалась, если это казалось к месту, а вот «соплей в сахаре» не было вовсе, потому что Глафира их не признавала. Вообще она писала то, что любила сама читать, и ниша эта в отечественной литературе была, разумеется, не свободна совсем, но и не сильно занята.
В том, что это настоящая литература, Глафира не сомневалась, особенно после того, как взяла парочку довольно престижных литературных премий. И сериалы по ее книгам снимались и показывались на втором канале, и переговоры о переводе на другие языки велись, правда, до определенных событий, после которых с другими языками стало как-то не очень, так что переговоры пришлось свернуть.
Доходы от литературной деятельности позволяли уйти наконец с постылой работы, на которой Глафира последние годы просто тянула лямку. Написание книг занимало три часа в день, а совсем без дела она не могла, поэтому брала разовые заказы по разработке рекламных кампаний, а еще писала биографии известных людей. Разумеется, тех, кто мог себе позволить заплатить за это немалые деньги. Нанять Глафиру Северцеву далеко не каждому по карману.
Ее приезд в Резанку был вызван стечением обстоятельств. То есть в имение Резановых, разумеется. Во-первых, три месяца назад ей поступил заказ на написание биографии крупного бизнесмена, входящего в первую десятку российского списка «Форбс», чье якорное предприятие располагалось именно в их области.
На первые две встречи, предполагавшие знакомство и, как понимала Глафира, вынесение личного оценочного суждения о ней и ее профессионализме, она съездила в Москву. Еще одна личная встреча состоялась уже здесь, в регионе, когда олигарх, магнат и миллиардер приехал на родное предприятие, куда наведывался не чаще раза в месяц. А остальные получасовые интервью проходили уже онлайн.
Глафира тщательно готовилась к этим встречам, заранее отправляя список появившихся у нее вопросов, но и ее наниматель тоже относился к этому серьезно, припоминая случаи из собственной жизни, не скупясь на эмоции и стараясь придерживаться правды. Глафира была достаточно умной женщиной, чтобы понимать, что правда далеко не вся, но искренность, пусть и дозированную, ценила.