26 - Волжский Максим

Максим Волжский

26

1

Май в этом году радовал ранним теплом. Но подмосковные вечера ещё оставались прохладными. В деревне дышалось легко. Воздух казался очаровательным, переполненным живописными запахами весны некой смеси шашлыка, свежей поросли и оттаявших удобрений.

Фургон для путешествий стоял на лужайке в десяти метрах от кирпичного дома. Обшивка дома на колёсах была ухоженной, без коррозии; окна скрыты металлическими ставнями и колёса подкачены.

В марте Николай укрепил дверь, в апреле поменял личинку замка. Внутри фургона повесил атласную штору цвета бордо, закрывающую вход в уборную. Сейчас Николай прятался за новенькой шторой, вооружившись электрошокером, и прислушивался. Двадцать шесть лет он ждал этого майского вечера, но всё-таки волновался, потому что предсказание, наконец-то, сбывалось, а нападавших должно быть двое, и они напористы и молоды. Хотя численный перевес и большая разница в возрасте, вовсе не означают, что экзамен будет провален Николаю было уже семьдесят девять лет, но он всё-таки надеялся победить в схватке, поскольку на кону стояла не только его жизнь и ни столько его жизнь.

Сухощавый старик точно знал вечер, когда произойдёт неизбежное. Он помнил место кровавого столкновения и силуэты фигур налётчиков, но не помнил их лиц, потому что видел их только однажды и мельком в странном сне, который и сном-то назвать нельзя. Скорее, это было мистическое видение или упреждающее послание, или как он любил повторять самому себе: стимул не стареть и оставаться в хорошей форме до судьбоносного часа.

Ещё он помнил татуировку на тыльной стороне ладони у одного из нападавших, в образе оскала хищного ягуара и отсутствие фаланги на безымянном пальце у второго грабителя, на правой руке. Броские приметы он разглядел, когда эти двое душили его в фургоне между мойкой и газовой плитой. Николай, конечно, сопротивлялся и сожалел, что не смог оказать достойный отпор, но его смерть не была последней, поскольку налётчики не остановились, а пошли в дом за Вероникой. Так что лучше в ближний бой не ввязываться, вследствие недостатка физических сил. Всё-таки годы берут своё. В семьдесят девять схлестнуться в тесном помещении с двумя парнями, каждому из которых немногим за тридцать чревато полным провалом.

Николай затаился за плотной шторкой, кончиками пальцев касаясь ручки шокера, слыша, как грабители шепчутся за стенкой фургона. Чем можно поживиться в доме на колёсах, одному богу известно. Клада здесь нет, сейфа с деньгами тоже; да и кто хранит ценности в стареньком прицепе, который предназначен для путешествий.

Старик готовился защищаться. Например, в тот момент, когда в фургон заглянет голова первого налётчика, можно напасть на него, врезав с размаху молотком по темечку, но это уже перебор. Поскольку, во-первых удар здорово раззадорит грабителя снаружи, возможно, вооружённого чем-то более опасным, чем молоток, а во-вторых, что гораздо важнее существует договор с потусторонним голосом, с которым двадцать шесть лет назад согласился Николай, а в устном договоре сказано, что убивать нападавших нельзя ни при каких обстоятельствах.

2

Вечер третьего мая 1997 года. Николай Осокин вместе со своей женой Вероникой Осокиной на автомобиле «Фольксваген» попал в жуткое ДТП. Сухие сводки сообщали, что водитель «Фольксвагена», находясь в состоянии алкогольного опьянения, совершил неосмотрительный манёвр, вследствие чего, влетел точно под прицеп шведского грузовика, стоявшего на обочине. Николай получил травмы средней тяжести, а его жена Вероника перелом основания черепа.

Очнулся Николай на больничной койке, отчётливо помня, что случилось, когда семья возвращалась с дачи. А случился горячий спор между ним и женой. Он громко ругался, затем дрогнул руль, машину занесло, был слышен визг колёс, потом попытка торможения, удар, темнота, и наконец, белоснежный туннель, который манил мягким светом. Николай полюбил этот свет сразу и навсегда, как любил шумные застолья и себя в вечно хмельном празднике. Но ему не хотелось расставаться с женой, которую он тоже любил. Николай желал вернуться к своей Вероничке и потому, широко расставив руки, цеплялся за стены туннеля, которые были, будто побелены известью. Он тормозил свой полёт, отчаянно упирался, безумно и громко кричал, и вдруг движение прекратилось.