Теперь Каролина ненавидела его, а он пришел просить ее об услуге — услуге, которая была ему отчаянно необходима. Эндрю находил ситуацию столь забавной, что сквозь напряжение на его лице проглянула насмешливая улыбка.
Внезапно он решил говорить прямо. Мисс Каролина Харгрэйвз не походила на женщину, которая станет терпеть хождение вокруг да около и двусмысленные фразы.
— Я здесь, потому что мой отец умирает, — сказал он.
От этих слов она вдруг уколола палец и слегка вздрогнула. Взгляд ее поднялся от натяжного устройства.
— Мне очень жаль, — тихо произнесла она.
— А мне нет.
По тому, как расширились ее глаза, Эндрю понял, что она поражена его равнодушием. Ему было все равно. Ничто не могло заставить его притворяться, что ему жаль умирающего, который всегда был лишь ничтожной пародией на отца. Графу не было до него никакого дела, и Эндрю давно бросил попытки заслужить любовь деспотичного сукиного сына, чье сердце было таким же мягким и теплым, как гранитная глыба.
— Единственное, о чем я жалею, — невозмутимо продолжил Эндрю, — так это, что граф решил лишить меня наследства. У вас с ним, по-видимому, одинаковые взгляды на мой грешный образ жизни. Мой отец обвинил меня в том, что я — самый избалованный и испорченный человек, которого он когда-либо знал.
— Легкая улыбка искривила его губы. — Остается только надеяться, что это правда.
Каролину, казалось, крайне возмутило это заявление.
— Вы, похоже, очень гордитесь тем, что стали для него таким разочарованием, — сказала она.
— Да, горжусь, — непринужденно заверил он. — Моей целью было стать для него таким же разочарованием, каким он был для меня. Задача не из простых, как вы понимаете, но я смог сравнять счет. Это стало величайшим достижением моей жизни.
Он увидел, как Каролина бросила обеспокоенный взгляд на Кейда, который только робко пожал плечами и отошел к окну, якобы чтобы полюбоваться ясным, весенним деньком.
Харгрэйвз Хаус стоял в западном районе Лондона. Это был симпатичный особняк в георгианском стиле, окрашенный в розовый цвет и окруженный гигантскими буками, дом, какой и должен быть у солидного английского семейства.
— Поэтому, — продолжал Эндрю, — в своей последней попытке заставить меня исправиться, граф вычеркнул меня из своего завещания.
— Но он, конечно же, не мог сделать это полностью, — сказала Каролина. — Титулы, городская резиденция, ваше фамильное поместье… я думала, они являются заповедным имуществом.
— Да, они — действительно заповедное имущество. — Горько улыбнулся Эндрю. — Я получу титулы и имущество, независимо от того, как поступит граф. Он не может нарушить право наследования так же, как и я. Но деньги — все семейное состояние — они заповедными не являются. Он может оставить их, кому пожелает. Таким образом, я скоро превращусь в одного из этих гнусных охотников за приданым, которым приходится жениться на какой-нибудь наследнице с лошадиным лицом и толстым кошельком.
— Какой ужас. — Глаза Каролины вдруг вызывающе вспыхнули. — Для наследницы, разумеется.
— Каро, — послышался возмущенный голос Кейда.
— Все в порядке, — сказал Эндрю. — Моя невеста в любом случае заслуживает сочувствия. Я плохо обращаюсь с женщинами. И никогда не притворялся, что это не так.
— Что вы имеете в виду, говоря, что плохо обращаетесь с женщинами? — Каролина завозилась с булавкой и снова уколола палец. — Вы бьете их?
— Нет, — он неожиданно нахмурился. — Я бы никогда не причинил женщине вреда физически.
— Тогда вы просто невежливы с ними. А еще вы невнимательны и ненадежны и ведете себя оскорбительно и не по-джентельменски. — Она замолчала и выжидающе посмотрела на него. Но так как Эндрю ничего не ответил, она язвительно добавила:
— Ну?
— Ну, что? — парировал он, насмешливо улыбаясь. — Вы задали вопрос? Я думал, вы произносите речь.
Они уставились друг на друга, прищурив глаза, и бледное лицо Каролины вдруг покраснело от гнева. Атмосфера в комнате изменилась, стала словно заряженной, горячей, искрящей от напряжения. Эндрю не мог понять, как, черт возьми, тощая маленькая старая дева могла так на него подействовать. Он, который сделал жизненным кредо не заботиться ни о ком и ни о чем, включая самого себя, вдруг почувствовал волнение и возбуждение, каких не мог припомнить за всю свою жизнь. Мой Бог, подумал он, должно быть, я — настоящий извращенец — хотеть сестру Кейда Харгрэйвза. И, тем не менее, он хотел ее. Кровь застучала в висках от жара и возбуждения, все внутри него закипало при мысли о том, какое применение он нашел бы этому нежному, непорочному рту.